Вечное движение (О жизни и о себе) - Николай Дубинин

Тысячи самых прекрасных цветов и тысячи светлых камней жили в мире проникновенного сочетания. Его очарование было беспредельным, оно не насыщало глаз. Светлый мир бездумно смотрел на нас глазами естественной пленительной гармонии.

У входов в свои норки коричневыми столбиками стоят сурки. Их пронзительный, все повторяющийся свист издалека приветствует нас. При приближении всадников зверьки выжидают, а затем мгновенно ныряют в норы.

Но вот лошади идут среди серого щебня и навалов камней. Каменные потоки спускаются, низвергаясь от снеговых громад, лежащих на вершинах гор. Мертвые реки мрачно застыли, соединились внизу и образовали вспененную камнями недвижимую и вместе с тем словно бы бегущую долину.

Ущелье кончается. Мы подъезжаем к завершающему его цирку. Раздвигаясь, рыжие безжизненные скалы обступают тупик ущелья исполинским веером. Кажется, что дальше дороги нет. Однако Намазалиев пускает лошадь в крутой змеино-изогнутый подъем между огромными камнями. Лошади, взмокая, карабкаются вверх. И вдруг тропа неожиданно ломается и открывает плоскую террасу, по которой не спеша течет заболоченный ручей, украшенный цветами примул. Умиротворенное, тихое альпийское болото среди горного хаоса крутизны и изломов. Налево поле вечного снега, оно лежит, открывая разрез своей многометровой толщины, его свисающие вниз языки рядом с нами. Впереди и направо мертвые и теперь приблизившиеся скалы. Между ними каменное плато с белеющими пластами фирна.

Намазалиев слезает с лошади и взбирается недалеко вверх, смотрит в бинокль, затем поворачивается и глухо свистит. Согнувшись между камней, взбираюсь к нему и смотрю в стекла большого полевого бинокля. Два текэ стоят на самой высокой скале напротив, два других лежат на площадке прямо под нами. Прекрасные большие животные изваянно стояли над бездной. Огромные рога, изгибаясь, полусерпом склонялись к их спинам. Текэ попирали неприступные каменные скалы. Их темные неподвижные силуэты, увенчивающие исполинскую вздыбленную каменную твердь, казались символами гордой романтики жизни. Я смотрел не отрываясь. Так вот он текэ! Наконец-то состоялась встреча с тобой - рыжий могучий козел, победитель гор, почти летающий в прыжке, умеющий видеть и обонять врага за километры. Текэ почувствовали опасность и дрогнули. Два лежавших поднялись, и все четверо медленно пошли и исчезли в камнях.

- У, шайтан, лошадь увидел,- сказал Намазалиев.

Вновь пришлось сесть на лошадей и карабкаться по дьявольской крутизне по каменной тропе. Остановились перед грядой камней. Намазалиев прилег на нее и стал рассматривать цепь скал направо.

- Четыре тауг-текэ, - прошептал он, указывая на далекий каменный выступ, - и один рога прямо.

Два козла стояли неподвижно и два лежали на каменном склоне. Левее пара изогнутых рогов выступала из-за камней над линией горизонта. Было тепло и тихо, солнце стояло в полдневном зените, синее, сияющее, чистое небо было совсем рядом. Налево и сзади, сверкая, сиял снег, отчего воздух казался сотканным из света. Улары - осторожные горные индейки свистели протяжно и мелодично - "фиию, фью, фиию". Большими темными лирохвостыми силуэтами три улара, вырвавшись из камней, совсем близко полетели и прочертили перед нами, залитые солнцем, рыжие, яркие скалы. Это была большая удача, так как увидеть уларов приходилось немногим, настолько они осторожны и настолько совпадает их окраска с фоном гранитных скал.

- Мы с тобой будем здесь ждать их, на камнях травы нет, вечером они сюда придут,- сказал Намазалиев.

Охотники повели лошадей вниз, чтобы текэ не заметили их. Сторожевые козлы стояли неподвижно.

Рассматривая скалы, я заметил еще двух, лежащих на соседнем склоне. Итак, семь текэ! Если они пойдут пастись сюда, по этому узкому проходу, славная будет стрельба. И вдруг два сторожевых текэ медленно тронулись прочь, к близкому перевалу, и затем... сердце упало, бешено заколотилось в груди, и я до боли прижал бинокль, не веря своим глазам. Словно бы ожили рыжие камни и двинулись вверх. Более сотни текэ, не замеченные раньше, рекою полились на перевал и встали на линии горизонта. Они повернули к нам головы и застыли, как силуэты гравюр на светлой линии неба, пристально вглядываясь вниз. Дрогнули сторожа, скрылись за перевалом, и все стадо мгновенно исчезло: сторожа, наверное, увидели охотников, когда они ползли обратно.

- У, шайтан,- сказал Намазалиев,- теперь совсем ушли. Догонять будем!

Он послал провожатых с лошадьми навстречу нам, в следующее ущелье, куда мы решили идти за козлами через перевал. По каменной реке, вспененной обломками скал и осыпями мелких камней, мы стали подыматься вверх. Было жарко, и через каждые 10 минут приходилось отдыхать. На расстоянии выстрела сорвалась и, планируя, полетела большая красновато-рыжая с белым подхвостьем индюшка. Я вскинул ружье, и раскрытокрылый силуэт улара повис на мгновение под мушкой, но Намазалиев схватил меня за руку.

- Постой,- тихо вскрикнул он,- не стреляй, козел пугать будешь!

Резко засвистав, вырвалась и с криком полетела к снегу вторая индюшка, за ней третья. Несколько уларов снялись вдалеке.

Поднялись до места бывшей лежки козлов и двинулись их тропою на перевал. Наверху шли по мягкой россыпи крупного гравия. Затем началось плато, занятое огромным пластом подтаявшего фирна. Раскрылась панорама громадных вершин. В перспективе они казались чуть ниже нас. Гигантская цель Кунгей-Алатау линией снеговых гор лежала позади. По бокам и впереди толпились горы Заилийского Алатау, цепи лежали четкие и ясные, вершины сверкали. Пошли через снег, он подтаял и слежался в твердый фирн. Подошли к краю другой стороны перевала. С высоты крутого обрыва открылась картина соседнего ущелья в виде огромного цирка. Мы стояли над истоками рек. Внизу ручьи стекали с языков льда. Террасами лежали восемь озер. Из третьего с шумом падала вода, она разбивалась, образуя пену и брызги от ударов по крутым склонам. Большое провальное озеро лежало в центре каменного цирка. Оно не имело выходов. Снеговые поля вплотную подходили к его южному берегу. Примостившись на краю скального обрыва и упершись ногами в трещину, мы разглядывали лежащий под нами мир. Козлы исчезли бесследно! Однако в центре цирка, там, где возвышались небольшие одиночные острые скалы, стояли два старых козла.

- О, бикы, настоящий бикы! - воскликнул Шерше.- Мы пойдем к ним! живо сказал он, прочерчивая рукой путь по огромному радиусу цирка.

С края бездны казалось, что пути вниз нет. Пошли направо, по краю фирна. Намазалиев стал спускаться дорогой козлов. Скоро тропа потребовала прыжка. Надо было прыгнуть метра два вниз и задержаться на очень маленьком снежном выступе скалы. Шерше прыгнул, балансируя, удержался, затем посмотрел на меня снизу и сказал:

- Пожалуйста, послушай, не прыгай, иди назад, мы лошадь пришлем.

Я засмеялся. Он покачал головою и спрыгнул дальше на каменную осыпь. Через полминуты я догнал его, и мы осторожно пошли вниз. Осыпь из гравия с большими, включенными в нее камнями текла под ногами, и мы увязали в ней. Это был типичный сыпец - встанешь на него, и он медленно, а затем все быстрее начинает течь, словно бы ты вошел в реку, где вместо воды плывут живые, все вместе текущие камни. Перед спуском к озеру пошли по краю снегового поля, здесь Шерше стал еще более осторожен.

Спускались под стенами скального обрыва. Над головой беспокойно звонко и звучно кричали черные желтоклювые альпийские галки. Ярко алели их ноги, когда галки, наблюдая за нами, перелетали с камня на камень или спиральным изгибом подымались на вершину утеса. Казахи называют этих птиц тай-карга, а киргизы - сары-тумшук-чокотан. Было странно видеть этих черных блестящих птиц на мертвых камнях, где только мхи, лишайники и бактерии набросили цветной покров из лоскутного зеленого, розового, фиолетового, красного ковра на поверхности и изломы камней. Спустились ниже и вышли на склон камней. Прыгая, добрались до края озера и, пройдя берегом, вышли в центр цирка. Впереди лежала небольшая, 20-метровая скальная гряда, на которой мы видели двух козлов. Стали взбираться. Наверху шаги Шерше стали неслышными, он снял ружье и крался. Козлы исчезли. Однако Намазалиев нашел их следы. Они спустились метров на сто вниз, взошли на другую, следующую гряду небольших скал и исчезли.

День склонялся, из-за камней и из глубоких россыпей стали подниматься тени, одевались прохладой горы. Все лежало в молчании, умиротворенное тишиной предвечерья.

- У, шайтан,- сказал Шерше,- охота кончилась, ну, отдыхай немножко и к лошадь пойдем.

Сели на камни. Солнце склонялось за горы, ложились сумерки.

- Сейчас текэ сюда ходить будет,- продолжал Шерше,- убивайт надо, ночевайт надо, хлеба нет, одежа нет, пойдем домой. Посмотри, сейчас текэ будет, тогда пойдем.

В легких сумерках на скале напротив появились четыре козла. Они стояли сравнительно близко, и в бинокль их хорошо было видно. Козлы стояли в профиль, мощные, шоколадного цвета, с длинными, узкими и темными бородами, повернув серпы могучих рогов.