Кризисное обществоведение. Часть 2 - Сергей Кара-Мурза

Масса людей стала вожделеть западных стандартов потребления и считать их невыполнение в России невыносимым нарушением «прав человека». «Так жить нельзя!» — вот клич человека, страдающего от невыполнимых притязаний. Чтобы получить шанс, пусть эфемерный, на обладание вещами «как на Западе», надо было сломать многие устои российской цивилизации, отбросить многие заданные ею нравственные ограничения.

Человек создан культурой, и его потребности — также продукт культуры. Биологические потребности человека как живого существа очень невелики. Они даже «подавляются» культурой — большинство людей скорее погибнет от голода, чем станет людоедами.

В любом обществе круг потребностей меняется, идет обмен вещами и идеями с другими народами. Это создает противоречия, разрешение которых требует развития и хозяйства, и культуры. Уравновешивают этот процесс разум и совесть людей, их исторический опыт, отложившийся в традиции. Любой народ, чтобы сохраниться, должен обеспечить безопасность «национального производства потребностей» от вторжения чужих «программ-вирусов». Обновление системы потребностей как части национальной культуры должно вестись в соответствии с критериями, которые нельзя отдавать на откуп «чужим».

Между тем именно навязывание другому народу специально созданной, наподобие боевого вируса, системы потребностей является одним из главных средств ослабления и подчинения этого народа. Так, например, англичане произвели захват Китая в XIX веке. Англичанам пришлось вести тяжелые войны, чтобы заставить Китай разрешить на его территории торговлю опиумом, который для этого стали производить в Индии. С этого и началось — с сильного наркотика, потом пошли в ход более слабые (граммофоны, чайники со свистком и пр.). Как известно, «животное хочет того, в чем нуждается, а человек нуждается в том, чего хочет».

«Экспорт потребностей» — одно из важных средств в войне цивилизаций. «Слаборазвитость» и есть такое состояние культуры, когда элита становится «компрадорской», т. е. тратит национальные ресурсы на покупку заграничных товаров для собственного потребления, а массы с таким положением соглашаются, потому что надеются вкусить хоть немного от заграничных благ.

Сейчас в России продолжается большая программа по превращению наших граждан в чахнущих аборигенов, начатая в перестройку. В ходе культурной кампании в сознание нашего общества были импортированы и внедрены потребности, якобы удовлетворенные на Западе. При помощи подлогов было создано убеждение, что этот комплекс потребностей может быть удовлетворен и в России — надо только «перестроить» главные структуры жизнеустройства. В дальнейшем это убеждение превратилось в более хищную, но реалистичную формулу: «кое-кто в России может потреблять так же, как на Западе». Но потребности обладают большой инерцией. Таким образом, у нас еcть реальный шанс «зачахнуть», превратившись в слаборазвитое общество.

Опыт последних десяти лет заставляет нас сформулировать тяжелую гипотезу: русские могли быть большим народом и населять Евразию с одновременным поддержанием высокого уровня культуры и темпа развития только в двух вариантах: при комбинации Православия с аграрным коммунизмом и феодально-общинным строем или при комбинации официального коммунизма с большевизмом и советским строем. При капитализме, хоть либеральном, хоть криминальном, они стянутся в небольшой народ Восточной Европы с утратой статуса державы и высокой культуры.

Культура и преступность

За последние двадцать лет в России в основном завершилась смена общественного строя. Новое жизнеустройство представило свои принципиальные признаки. Что произошло при этом переходе с одним из главных условий безопасности основной массы людей — их защищенностью от преступника? Произошло событие аномальное — в одной из самых благополучных в этом смысле стран мира почти искусственно раскручен маховик жесткой, массовой, организованной преступности. Страна перешла в совершенно новое качество — новый политический режим сдал население в лапы «братвы».

Как взрастили эту угрозу? Ведь это — новое явление. Был у нас в 1960-1970-е годы преступный мир, но он был замкнут, скрыт, он маскировался. Он держался в рамках теневой экономики и воровства, воспроизводился без расширения масштабов. И хозяйство, и нравственность, и органы правопорядка не создавали питательной среды для взрывного роста этой раковой опухоли.

Причины ее нынешнего роста известны, и первая из них — социальное бедствие, к которому привела реформа. Из числа тех, кто совершил преступление, более половины составляют теперь «лица без постоянного источника дохода». Большинство из другой половины имеют доходы ниже прожиточного минимума. Изменились социальные условия! Честным трудом прожить трудно, на этом «рынке» у массы молодежи никаких перспектив, реформа «выдавила» ее в преступность.

Но только от бедности люди не становятся ворами и убийцами — необходимо было и разрушение нравственных устоев. Оно было произведено, и сочетание этих причин с неизбежностью повлекло за собой взрыв массовой преступности. В России возникли новые культурные условия жизни, когда множество молодых людей идут в банды и преступные «фирмы» как на нормальную работу.

Преступность — процесс активный, она затягивает в свою воронку все больше людей, преступники и их жертвы переплетаются, меняя всю ткань общества. Бедность одних ускоряет обеднение соседей, что может создать лавинообразную цепную реакцию. Люди, впавшие в крайнюю бедность, разрушают окружающую их среду обитания. Этот процесс был запущен одновременно с реформой. Его долгосрочность предопределена уже тем, что сильнее всего обеднели семьи с детьми, и большая масса подростков стала вливаться в преступный мир.

Это — массивный социальный процесс, который не будет переломлен небольшими «социальными» подачками. В 2005 году по отношению к 2000 году распространенность алкоголизма среди подростков увеличилась на 93%, а алкогольных психозов на 300%.

Но главная проблема в том, что преступное сознание заняло господствующие высоты в экономике, искусстве, на телевидении. Культ денег и силы! На Западе уже в середине неолиберальной волны был сделан вывод, что цена ее оплачивается прежде всего детьми и подростками. Американский социолог К. Лэш пишет в книге «Восстание элит»: «Телевизор, по бедности, становится главной нянькой при ребенке… [Дети] подвергаются его воздействию в той грубой, однако соблазнительной форме, которая представляет ценности рынка на понятном им простейшем языке. Самым недвусмысленным образом коммерческое телевидение ярко высвечивает тот цинизм, который всегда косвенно подразумевался идеологией рынка».

Растлевающее воздействие телевидения образует кооперативный эффект с одновременным обеднением населения. В ходе рыночной реформы в России сильнее всего обеднели именно дети (особенно семьи с двумя-тремя детьми). И глубина их обеднения не идет ни в какое сравнение с бедностью на Западе. А вот что там принесла неолиберальная реформа: «Самым тревожным симптомом оказывается обращение детей в культуру преступления. Не имея никаких видов на будущее, они глухи к требованиям благоразумия, не говоря о совести. Они знают, чего они хотят, и хотят они этого сейчас. Отсрочивание удовлетворения, планирование будущего, накапливание зачетов — все это ничего не значит для этих преждевременно ожесточившихся детей улицы. Поскольку они считают, что умрут молодыми, уголовная мера наказания также не производит на них впечатления. Они, конечно, живут рискованной жизнью, но в какой-то момент риск оказывается самоцелью, альтернативой полной безнадежности, в которой им иначе пришлось бы пребывать… В своем стремлении к немедленному вознаграждению и его отождествлении с материальным приобретением преступные классы лишь подражают тем, кто стоит над ними».

Именно это, и в гораздо большей степени, произошло в России. Без духовного оправдания преступника авторитетом искусства не было бы взрыва преступности. Особенностью нашего кризиса стало включение в этическую базу элиты элементов преступной морали — в прямом смысле. Преступник стал положительным лирическим героем в поэзии — таков был социальный заказ элиты культурного слоя.

Вот один из последних примеров — сериал «Сонька — Золотая Ручка», который снял В.И. Мережко. Он восхищен ею — «талантливая воровка». В этой воровке, которая действовала в составе банды, он видит героя, востребованного нынешним обществом: «Она уже легенда. И войдет в число женщин-героинь обязательно! Это наша Мата Хари. Но не шпионка, а воровка». Национальная героиня России! В этих похвалах Мережко поддерживает телеканал «Россия»: «Ее таланту и авторитету в уголовном мире не было равных».