Антология Сатиры и Юмора России XX века. Том 42. Александр Курляндский - Хайнлайн

пальцев. Проскочит искра — порядок. Дальнейшее — дело техники.

— Мы не знакомы, — сказала дама. — Сьюз Вайс, журналистка. — И — протянула руку.

— Алексей. Алексей Петрович.

Искра проскочила. Просто садануло током. Они оба это почувствовали.

— Куда мы едем?

— Природа. — мечтательно сказал Малышко. — Солнце, весна. Все просыпается. Трава, ветер, птицы…

— Я тоже люблю природу. Но некогда. Работа, работа, работа. Русским легче. Они больше… как сказать?.. Кайфуют, да?

— Да. — согласился Малышко, хотя не кайфовал, в его понимании, месяца три.

Они миновали мост над Москвой-рекой, и теперь задачей Малышки было поскорее выбраться за город, там, неподалеку от Кольцевой, был симпатичный мотельчик, он заезжал туда однажды вместе с Глухаревым, просто так, по дороге, попили кофе и дружно помечтали, как хорошо бы оказаться здесь не друг с другом, а с каким-нибудь прелестным созданием, хотя бы на вечерок, на несколько часов. Забыться, забыться, забыться… И вот на этот мотельчик нацелился Малышко.

Они преодолели Окружную. Сьюз увидела дорожный плакат Внукова.

— Мы куда-то летим?

Похоже, она догадалась о коварном плане полковника. Искры так и сыпались иэ ее глаз.

— Я знаю одно местечко, — сказал Малышко. — Класс. И барчик там, и музыка. А кофе — финиш) Равных нет.

Дама все поняла. Малышко ей нравился. Ежу ясно. Просто так она бы не поехала. И чем он им нравился? Красивым, молодым и не всегда глупым — этот постриженный под «ежика» полковник, с расплющенным носом и лицом убийцы? Что влекло их к нему? Ответ был прост. На это отвечал сам Малышко. «Загадка. Они хотят знать ответ… И что я в нем нашла?»

Они болтали о чем попало. О Багамских островах, где в прошлом году отдыхала американка, о ее женихе Майкле, о деревне Новинки под Волоколамском, где у Малышки был домик, о грибах, о родителях Сьюз, о том, как учился маленький Алеша Малышко. Когда они подъехали к мотелю, было ощущение, что все идет как идет. Как и должно идти.

В холле мотеля висело крупно «ВЕЛКОМ». Написанное не очень аккуратно. Ножка у буквы М потекла, и капли краски внизу напоминали коготки. А в остальном — как и обещал Малышко. Музыка, бар, кофе. Но он сразу подошел к стойке с табличкой «портье». За стойкой никого не было. Лежал раскрытый канцелярский журнал, шариковая ручка на длинной веревочке и пачка зеленой «Мальборы». Из пепельницы вился ароматный дымок. Тут же из комнаты за стойкой появилась женщина в темном пиджаке и длинной, с разрезом, юбке. В разрезе мелькнули полные налитые ноги, и Малышко на мгновение подумал, что они более в его вкусе, чем уж слишком стройные ножки Сьюз.

— Добрый день, — первой поздоровалась портье.

Она притушила сигарету:

— К нам? Надолго?

— К вам. Исключительно к вам, — посмотрел ей прямо в глаза Малышко.

Она не отвела глаз, а лишь усмехнулась. На вид ей было лет тридцать пять. Улыбка у нее была уверенная, чуть ироничная. Улыбка все понимающей в жизни женщины.

— Очень приятно, коль к нам.

Она все ухватила. И американку, стоящую чуть поодаль. И блестящие глаза полковника.

— Одинарный, двухместный, люкс?

— Конечно, люкс.

— День, два, неделя?

— Нет. Часа на три.

Портье вскинула черные, сильно накрашенные ресницы.

— До Бреста надо добраться. Пока не стемнело. Отдохнем — и дальше.

— Только из Москвы и уже устали?

— Машина не заводилась. Все время толкали.

— О’кей, — сказала портье.

Слово это ей явно не шло. Ей более подошло бы сказать: «Ах ты, кобель. Да я душу твою насквозь вижу. Ишь, шарики мне вкручивает. Вместе со шлюхой своей, американской». Но она только сказала:

— Сорок пять долларов.

Если бы Алексей Петрович не был чекистом с двадцатилетним стажем, он бы закричал на весь холл: «Что?! Сорок пять долларов?! За что?! За комнату с тумбочкой и хрипящим телевизором? Ты за кого меня принимаешь, стерва? За сорок пять долларов в Америке я бы…»

Но он вежливо улыбнулся:

— Йес!

Вытащил из нагрудного кармана толстый бумажник, из него пачку «сотняг», поковырялся в ней, привлекая внимание портьерши, хотя знал твердо: мелочи там нет, и, естественно, не найдя таковой, вытянул одну из новеньких:

— Сдача найдется?

— Ес-стественно.

Малышко чуть дотронулся до ее руки, когда получал сдачу, но ничего особенного не почувствовал.

— И ключик возьмите, — остановила она уже отошедшего полковника. — Вечно спешат, спешат…

Номер люкс оказался просто двухкомнатной квартирой с кухней, холодильником в кухне, буфетом, посудой в буфете, ванной и двумя составленными вместе кроватями во второй комнате.

— А как у вас, в Америке? — наивно спросил Малышко. — Матрацы такие или мягче?

Он сел на матрац и попробовал пружины. Протянул руку, приглашая то же сделать и Сьюз.

— Момент, — сказала она. — Я купаться, ванная. Потом — ты!

«Я же утром мылся», — подумал Малышко, но спорить не стал. Все шло лучше, чем он ожидал.

Американка упорхнула в ванную, раздались шорохи, скрипы, стуки, звук текущей воды. Малышко представил, что там сейчас происходит. И вдруг — крик!

Он бросился в ванную, дверь была не заперта. Сьюз стояла на самом краешке ванной, а на противоположном конце, из крана, хлестала струя кипятка.

— Я пустила вода. Горячая одна, холодная нет.

Первым делом Малышко закрутил кран. Вторым выхватил из ванны Сьюз. У него аж сердце заколотилось, когда он поднял ее на руки и вынес из облака пара, как выносят пожарные несчастных погорельцев. Он делал вид, что не замечает ее наготы. Сейчас он был просто человеком. Надежным человеком и другом.

Он опустил ее на кровать.

— Я наполню ванну, — сказал он. — Она остынет, да?

— Да, — улыбнулась американка.

— Хуже, если б она была холодной, — пошутил Малышко. — Из горячей можно сделать холодную, а из холодной горячую — нет.

Он снова прошел в ванную, стал искать пробку, чтоб заткнуть слив, но не нашел.

— А, ч-черт!

Снял носок, заткнул носком дырку и пустил воду. Вода была — просто кипяток. Он еле успел отдернуть руку.

«Часа два придется ждать, пока остынет. Все деньги и уйдут. Все сорок пять долларов».

Он вернулся в комнату, присел на кровать. Сьюз успела завернуться в покрывало.

— Скоро остынет, — улыбнулся он. — Ты не торопишься?

— Конечно. Не тороплюсь.

Американке было неловко, что все так нелепо вышло, и Малышко это понимал. Он погладил ее по покрывалу и легонько поцеловал.

— Ничего, ничего. И я не спешу.

«Не спешу-то не спешу, — подумал Малышко. — Через пару часов в Кремль. Жди, пока остынет…»

— Пойду посмотрю, — сказал он. — Может, остыла?

Конечно, не остыла. Все тот же кипяток.

— Ты знаешь, — крикнул он, — уже остывает.

— Хорошо…