Адмирал Л. М. Галлер - Сергей Зонин

Видимо, предсовнаркома решил употребить власть, пытаясь остановить опасный процесс усиления давления на крестьянство. Он сделал все, что мог: 21 июля в газете «Красный Балтийский флот» было напечатано Постановление СНК СССР, подписанное Рыковым. Оно предписывало немедленно прекратить принудительное изъятие хлеба, обход дворов крестьян, внесудебные аресты, запретительные меры в отношении базаров, принуждение крестьян продавать хлеб на них по государственным ценам. Одновременно постановление объявляло о повышении закупочных цен на зерно и намерении улучшить снабжение деревни товарами[159]. Только через годы Лев Михайлович оценил в должной мере мужественный поступок А. И. Рыкова.

В сентябре 1928 года, однако, в газетах появились материалы с совсем иными суждениями. В обращении ЦК ВКП(б) «Ко всем членам Московской организации ВКП(б)» у Галлера вызвали тревогу слова об обострении классовой борьбы в стране, и «особенно в деревне», о том, что в партии есть «чуждые элементы», «не понимающие основ нашей классовой политики» и «пытающиеся… никого не обидеть в деревне, жить в мире с кулаками, вообще сохранять популярность среди „всех слоев в деревне“. Имена Рыкова и Бухарина в обращении не упоминались. Но не в их ли адрес было сказано, что „недооценка моментов классовой борьбы представляет собой открыто оппортунистический уклон…“[160]?

Не радовали Галлера и корреспонденции с более чем сорокадневного процесса по „контрреволюционному заговору в Шахтинском районе Донбасса“, начавшегося 18 мая 1928 года в Москве. Многое Галлеру было непонятно: почему председатель суда А. Я. Вышинский не допустил на процесс адвоката от германского профсоюза металлистов для защиты немцев-инженеров и техников, почему отказали в экспертизе специалистов по сути обвинения. Удивило и заявление прокурора Н. В. Крыленко: „Не станет же сам обвиняемый на себя наговаривать“[161]. Где же презумпция невиновности? Наконец, подсудимые не раз отказывались от признанного ранее и странным образом через день-два все подтверждали вновь. Только один из инженеров — Л. Г. Рабинович, старый человек (68 лет!) отказался признать свою вину. Большинство, однако, признались во вредительстве. В дни процесса газеты предостерегали от „спецеедства“, но Лев Михайлович почувствовал рост подозрительности к инженерам. Поэтому в предостережение… А что, если это трансформируется в подозрительность к ученым, инженерам вообще, наконец, к флотским специалистам?

Последующие месяцы зимы и весны 1929 года, к сожалению, лишь подтвердили опасения Льва Михайловича. Сталин в речи на пленуме ЦК и ЦКК ВКП(б) 8 апреля говорил об обострении классовой борьбы, „которое происходит в последнее время и которое создает перелом в развитии“, о том, что этого перелома не видит „группа Бухарина“. Особенно взволновали его слова Сталина о „шахтинцах“: „Шахтинцы“ сидят теперь во всех отраслях нашей промышленности. (…) Вредительство буржуазной интеллигенции есть одна из самых опасных форм сопротивления против развивающегося социализма. Вредительство тем более опасно, что оно связано с международным капиталом»[162]. Во всех отраслях! После этого не могла не распространяться «ловля ведьм». Так и случилось. «Красный Балтийский флот» сообщал о кочегарах-вредителях на электростанции Кронштадтского порта, о вредительстве на пароходах, ходивших на линии Кронштадт — Ораниенбаум… Было же ясно, что аварии или неполадки происходят потому, что изношено оборудование или мала квалификация работающих. Вредителей обнаруживали и на судостроительных заводах…[163]

Постановление Совнаркома от 21 июля 1928 года было забыто, газеты сообщали о массовой коллективизации, число колхозов в 1928 году выросло вдвое, бурный рост числа их продолжался в 1929 году, приближаясь к сорока тысячам[164]. Было понятно, что добровольность при этом нарушается. Флотская газета изредка печатала взволнованные письма краснофлотцев из крестьян о таких нарушениях, о неправильном раскулачивании, насильственном изъятии хлеба. Авторов писем в газете тут же клеймили «подкулачниками», на кораблях проводили собрания по их «разоблачению». Был «разоблачен» в командир эсминца «Володарский» П. П. Чувахин, будто бы пытавшийся помешать хлебозаготовкам, когда был в отпуску в родной деревне[165]. От нового военкома и начальника политотдела своей дивизии М. В. Кузьмина, недавно окончившего Военно-политическую академию имени Н. Г. Толмачева, Галлер знал, что Чувахин на самом деле лишь протестовал против насильственного изъятия зерна у середняков. Делу дали ход местные власти, приславшие документ, в котором Чувахин характеризовался как «правый уклонист»… А с продовольственным положением между тем становилось все хуже. Сестры рассказывали Льву Михайловичу о перебоях с хлебом, о введении «заборных книжек». В. М. Молотов, секретарь ЦК ВКП(б), выступая на I Московской областной партконференции, объяснял «противоречиями роста» «хвосты» за хлебом у лавок и недостаток мяса, сетовал, что у нас будто бы потребляют в 3–7 раз меньше овощей, чем за границей[166].

Так текла жизнь страны за пределами брони боевых рубок линкоров, стальных переборок уютных кают и продуваемых соленым ветром ходовых мостиков, Галлер наблюдал ее течение как-то со стороны. Вроде бы происходящее в Москве, в стране непосредственно не сказывалось на флоте. Дивизия как обычно проводила боевую учебу, Галлер добивался успешного выполнения артиллерийских стрельб линкорами на больших ходах, учил свою эскадру — линкоры и два приданных дивизиона эсминцев отражать атаки торпедных катеров, появившихся в составе Морских сил. Куда больше, чем явная борьба в высших партийно-правительственных сферах (получалось, что Сталину противостоят Бухарин, Томский и Рыков), Галлера беспокоило грядущее усиление флота Германии, приступившей к строительству броненосцев; соседней Финляндии, которая строила два броненосца-монитора, подводные лодки и торпедные катера. Было ли это неким политическим инфантилизмом? Нет, пожалуй. За мощь страны на Балтике он чувствовал свою ответственность, здесь от него что-то зависело, особенно боевая готовность дивизии линкоров. И то не всегда, к сожалению. 17 августа 12 человек получили тяжелые ранения, четыре — легкие в башне главного калибра на линкоре «Октябрьская революция», когда случился затяжной выстрел[167]. Нарушая инструкцию, преждевременно открыли орудийный замок, вырвались пламя, газы… Учили ведь, как поступать при затяжном выстреле, да, видно, недоучили.

(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});