Я, оперуполномоченный - Андрей Ветер

– Ничего не знают.

– Очень хорошо.

Через несколько минут Смеляков уже шагал по коридору, вполне удовлетворённый результатами разговора. Кутузова дала ему номер телефона Сергея Кучеренкова, теперь можно было приступить к активной работе по этой группе.

Капитан Зуева, начальник оперативной части ИТУ, молодая женщина, синеглазая, с высоким лбом, тонким носом, тонкими же губами, старавшаяся держаться по возможности строже, подняла голову от бумаг на столе. В отличие от большинства женщин, зелёная форма и погоны были ей к лицу.

– Всё в порядке, товарищ капитан? – спросила Зуева и провела ладонью по гладко зачёсанным и собранным на затылке волосам. – Успешно?

Он кивнул и устроился на скрипнувшем стуле перед письменным столом. В кабинете горел верхний свет, за окном лежала кромешная тьма. За спиной Зуевой висела фотография Дзержинского в массивной раме, выкрашенной под бронзу. На облупившейся стене зелёного цвета эта рама смотрелась нелепо и смешно. Стекло, закрывавшее фотографию «Железного Феликса», было сильно засижено мухами.

– Всё о’кей, как выражаются проклятые капиталисты. – Виктор улыбнулся. – Не угостите ли чаем, Татьяна Сергеевна?

– С удовольствием. – Зуева воткнула обтрёпанный провод электрического чайника в розетку и полезла в шкаф посмотреть, нет ли у неё печенья или каких-нибудь леденцов. – Вам с сахаром?

– Давайте перейдём на «ты», – предложил Виктор. – Мы с вами в одном звании, вполне можем говорить на равных.

– Давайте, – живо согласилась женщина, лицо её просветлело. Появление столичного гостя заметно скрашивало серые будни. Она захлопнула лежавшую на столе папку и поставила её в шкаф. На столе появились две чашки, коробка с кусковым сахаром и блюдце с раскрошившимся печеньем. – К сожалению, ничем другим побаловать не могу. – Зуева виновато пожала плечами.

– А ничего и не надо. Хочется просто крепкого и сладкого чая… Таня, я побеседовал с Кутузовой и должен сказать, что это хороший материал… Вербуй её.

– Вербовать? – Начальник оперчасти повернула голову к загудевшему чайнику.

– Тебе она здесь пригодится для работы. Поверь мне, она готова. Не откладывай это в долгий ящик, Таня.

– Надо подумать.

– Ты её готовь к вербовке, собирай потихоньку материал, а заодно задействуй её в разработке моей группы, которой я занимаюсь на воле. Пусть Кутузова вспоминает всё, что может. А ты мне пиши. Как можно больше пиши, Таня.

– Не люблю я писаниной заниматься, – призналась Зуева, смущённо улыбнувшись.

– Без этого в нашем деле никак нельзя.

– Знаю. – Она вздохнула.

– А через какое-то время, по моей команде, ты дай возможность Кутузовой позвонить в Москву своим дружкам.

Меня интересует прежде всего Кучеренков.

– Отсюда позвонить?

– Они не знают, что она получила срок, – пояснил Виктор. – Разумеется, звонки должны проходить под твоим контролем. Понимаешь?

– Как не понимать!

– Кутузова для меня – единственная ниточка к целому, возможно, вороху краж. Я очень рассчитываю на тебя, аня. – Он обаятельно улыбнулся. – Ты моя надежда… стати, тебе очень идёт форма. И глаза у тебя становятся т неё зеленоватыми.

Зуева слегка покраснела.

– Они у меня легко цвет меняют: то серые, то голубые, то в зелень уходят… Зависит от окружающей среды. От стены и рубашка зелёные, и глаза зеленеют… – Зуева оспешила отвести взгляд и встала, чтобы заняться кипятком. Оправив рубаху и юбку, она остановилась перед чайником и стала ждать, чуть наклонив голову.

* * *

В Москве Виктор первым делом попытался выяснить, что за кража произошла в ателье по ремонту радиотехники. Прежде всего он отыскал это ателье и переговорил с директором – крупной женщиной, с двойным подбородком, мелкими глазками и жалобным выражением лица.

– Да, была у нас кража, – сказала она, предлагая сыщику стул. – В восьмидесятом году была. Вы присаживайтесь, товарищ капитан, у меня тут тесновато, но мы разместимся. Может, чаю хотите?

– Спасибо, не надо, Генриетта Давыдовна. Когда произошла кража, вспомнить можете?

Директор некоторое время смотрела задумчиво в потолок и беззвучно шевелила губами, затем сказала:

– В мае, вскоре после праздников. Крайне неприятная история.

– Всякая кража неприятна.

– Но тут ведь воров не нашли. А деньги за пропавшие ещи надо клиентам выплачивать. Пришлось из премиальных брать и самим скидываться. Очень неприятно ыло.

– А почему не нашли воров?

– Да никто особо и не старался. Пришёл ваш коллега, ожилой такой, равнодушный, перегаром разит… Поспрашивал и ушёл. Я несколько раз звонила в милицию, справлялась, а мне в ответ: «Ждите»…

– Он что же, даже заявления у вас не взял?

– Ничего не взял. Никаких протоколов не было, ничего не было. Поспрашивал и всё.

– А что пропало?

– Телевизор «Юность», какой-то отечественный магнитофон и импортный «Панасоник». Очень дорогой магнитофон, вы же понимаете.

– Переносной телевизор «Юность»? – уточнил Смеляков. – Красного цвета?

Генриетта Давыдовна надула губы и уставилась на сыщика.

– Так вы в курсе? Да, переносной и, кажется, красного вета. Но теперь уж точно не скажу, всё-таки четыре года рошло. А почему вы знаете про «Юность»? Нашли-таки? Почему ж никто не сообщил? – возмутилась она, и всё её крупное тело заколыхалось. – Вот ведь безответственность!

– Не нашли ничего, Генриетта Давыдовна. К сожалению, ничего не нашли и, судя по всему, не искали. Но теперь я этим занимаюсь вплотную…

– Было бы очень разумно наказать, товарищ капитан, не только тех, кто у нас вещи украл, но и тех, кто свою непосредственную работу по их поимке не стал выполнять!

– Это уже в компетенции прокуратуры… Что ж, спасибо вам за информацию. Особенно за телевизор «Юность».

– Знаете, как говорят евреи? – засмеялась директор. – Спасибо мало, а три рубля как раз…

Сразу из ателье Смеляков направился в 110-е отделение милиции, на территории которого располагалось ателье. Заместитель по розыску встретил его настороженно.

– Кража из ателье по ремонту радиотелевизионной аппаратуры? Я в восьмидесятом году здесь не работал.

– А кто из оперов за этот участок отвечал?

– Василенко. Был у нас такой. Два года, как выгнали его из органов. А я два года назад сюда пришёл. Про Василенко легенды ходили в связи с его пьянством. Все мозги пропил, не делал ни хрена.

– Ясно.

– В архиве вряд ли что сохранилось, если был отказной. А Василенко, скорее всего, отказал, если исходить из того, что вам рассказала директор ателье.

– Вряд ли. Он даже заявления не взял.

– Ну тогда нет смысла искать следы этих материалов, – сказал зам по розыску.

– Ладно, – решил Виктор, – тогда поступим следующим образом. Посылайте в ателье опера, который закреплён за этим участком. Пусть возьмёт у директора приёмного пункта заявление, а также объяснения у всех работников ателье, кто помнит хоть что-нибудь о той краже. И если представится возможность, то надо найти потерпевших, я имею в виду клиентов того ателье. Может, кто-нибудь даст приметы пропавшей аппаратуры, может, техпаспорт на магнитофоны остался… Словом, собирайте весь возможный материал. Надеюсь, дня за четыре управитесь?

* * *

Было уже около десяти вечера. Смеляков полулежал на кровати и проглядывал газету.

– Витюша, давай сходим на выставку. – Вера осторожно прилегла рядом и обняла мужа за шею. Он с удовольствием почувствовал, как её упругий круглый живот, становившийся день ото дня больше и больше, упёрся ему в поясницу.

– Что за выставка?

– Сегодня мне Ленка Жукова звонила. Похвастала, что у Сашки будет персональная выставка в горкоме графиков.

– У какого Сашки?

– У брата её, фотографа. Помнишь его?

– Конечно, помню. Любопытный мужик. – Виктор отложил газету. – Так у него что, дела в гору пошли?

– Его в прошлом году во «Внешторгрекламу» взяли работать. Это солидно. Он там и с шубами, и с брильянтами, и со всяким прочим богатством работает. Плакаты с его фотографиями выходят, календари.

– Ишь ты! Ладно, сходим, – пообещал Виктор и поцеловал жену в лоб. – Тебе нужны хорошие впечатления. – Он погладил Веру по животу и улыбнулся.

– Мне нужны очень хорошие впечатления, – поправила она.

– Фотографии у Александра могучие, от них сильное впечатление остаётся.

– Это мне и нужно. Сильно и яркое впечатление. Я вроде только ушла в декрет, а уже начинаю изнывать от безделья. Как всё-таки ужасно, что мы так привязаны к своей работе. Ведь есть же люди, которые обожают бить баклуши.

– Мы с тобой, к сожалению, не из таких. А ведь однажды, Верунчик, придётся уйти на пенсию, представляешь?

– Не представляю. Тоска, должно быть, смертная…

Из угла комнаты негромко звучало радио. Крепкий дикторский голос напоминал слушателям о близком празднике – дне рождения Владимира Ильича Ленина, основателя Советского государства. Иногда строгая интонация чуть подкрашивалась радостными тонами: «Коммунисты и трудящиеся всех стран вновь и вновь обращают свои взоры и мысли к Ленину, к его теории и практике, к тому великому, что создано его гением революционного борца, мыслителя и государственного деятеля. Никто из живших на земле не сделал так много для людей, для трудящихся, как Ленин. Карл Маркс и Фридрих Энгельс превратили социализм из утопии в науку. Ленин воплотил теорию социализма в жизнь…»