Скандал в личной жизни - Кристи Кохан

– Я только хочу увидеть тебя, – сказала она. – Сейчас я живу в Лос-Анджелесе. Я надеялась, что ты сможешь заехать навестить меня.

Дюк придумал какую-то отговорку, сейчас она даже не могла вспомнить, какую. Клементина подошла к бару и села на табурет. Она заказала стакан белого вина и закурила одну из немногих сигарет, выкуренных ею после окончания средней школы. Рука ее немного дрожала, когда она швырнула спичку в пепельницу.

В течение трех недель она звонила Дюку четыре раза. Клементина, казалось, потеряла всякий контроль над своими действиями. Она хотела быть сильной, такой, какой казалась всем остальным, но потом думала: «Он – мой отец». Этого было достаточно, чтобы она вновь стала ребенком, и вызывало такое страстное желание видеть его рядом, что Клементина разрывалась от боли.

В четвертый раз, как бы измучившись и желая сделать все, что угодно, только бы отвязаться от нее, Дюк в конце концов согласился приехать в Лос-Анджелес и встретиться с ней. Клементина не обратила внимания на колебания, а полностью сосредоточилась на предвкушении встречи с отцом. Они посидят, выпьют немного, потом пообедают где-нибудь, и она все расскажет ему. Он поможет ей. Отцы всегда помогают.

Клементина ждала полчаса, выкурила три сигареты, выпила два стакана вина, когда, наконец, появился Дюк. Она, даже не поворачиваясь, узнала, что он здесь. Она почувствовала, как он обводит комнату взглядом, отыскивая ее. Клементина расправила плечи и оглянулась. При взгляде на него у нее, как всегда бывало, перехватило дыхание. Высокий, бесшабашно красивый, одетый в джинсы и светлый свитер. Их глаза встретились. Клементина встала, чтобы встретить его. Единственное, чего ей хотелось в эту минуту, – подбежать и броситься в его объятия, но, скользнув взглядом мимо нее, Дюк широко улыбнулся.

Клементина обернулась и увидела молодую, красивую темноволосую женщину. Женщина вскочила со стула и устремилась в объятия Дюка. Он звонко поцеловал ее, привлекая пристальные взгляды завсегдатаев. Клементина, растерянная и ошеломленная, видела, как рука отца скользнула вниз, к ягодицам женщины.

– Глория, ты прекрасно выглядишь, – громогласно заявил Дюк.

Клементина застыла, приподнявшись над табуретом, не зная, как поступить в подобной ситуации. Она ждала, что он отодвинет женщину и поспешит к ней. Но он казался полностью довольным, пробегая пальцами по всему телу женщины, не обращая внимания на глазеющую публику. Наконец, когда Клементина подумала, что больше не сможет выносить эту сцену, Дюк и женщина подошли к ней.

– Привет, Клементина, – сказал он, не поцеловав и не обняв ее, лишь неловко пристроившись рядом, крепко прижимая к себе женщину. – Вот это – Глория.

Женщина ослепительно улыбнулась, и Клементина почувствовала, как к глазам подкатывают слезы. Она часто замигала и закурила еще одну сигарету.

– Приятно познакомиться с Вами, – сказала Глория, заполняя повисшую тишину. – Дюк говорил мне, что хочет встретиться с Вами, пока гостит у меня в Л. А. Думаю, это просто здорово, что вы двое хотите сохранить близость.

Клементина посмотрела на Дюка. Ее глаза умоляли его ответить что-нибудь, отрицать все, но он не отважился встретить ее взгляд. Отец водил рукой по груди Глории, поглаживая приятные выпуклости.

– Он остановился у Вас? – спросила Клементина. Она думала, что он будет жить у нее, во всяком случае, это подразумевалось. Она представляла, как Дюк спит на диване на верхнем этаже, как утром они вместе пьют кофе, нагоняя упущенное за это время.

– Конечно, – ответила Глория. – Разве ты ей не говорил, Дюк?

Дюк заказал бармену порцию неразбавленного шотландского виски и наконец-то взглянул на Клементину. Она не знала, что заметила в его глазах, страх, вину, гнев. Но точно знала, что совсем не это хотела увидеть, совсем не этого ждала от него.

– Мне кажется, я забыл, – сказал он. – Я подумал, что будет легче, если я остановлюсь у Глории. У нее попросторнее. И я уверен, ты живешь полной жизнью незамужней женщины. Я не хотел мешать.

Клементина кивнула. Что еще ей оставалось делать? Они выпили, Глория без умолку болтала о своей работе (она была стюардессой), о том, как они встретились с Дюком во время полета в Даллас, и о всех безумствах, что они вытворяли в постели в первую ночь знакомства. Если бы это не было так печально, Клементина, возможно, нашла бы забавным, что ее отец хвастается перед ней своей сексуальной жизнью, тыча ее в бок как старого приятеля. Она наблюдала за ним, рассматривала волосы, начинающие седеть, белозубую улыбку. Он выглядел так же, как человек, которого она помнила. У него был такой же голос. И все. Больше не было ничего прежнего. Она не смогла протянуть руку и дотронуться до него. В конце вечера отец не обнимет ее и не успокоит ее страхов. Не будет напевать ей в ухо. Он отведет Глорию домой и станет вытворять с ней всякие штучки. И, возможно, никогда не подумает снова о Клементине.

– Не хотите ли вы оба пообедать со мной где-нибудь? – спросила она, стараясь спасти свою гордость и остаток вечера. – Мы могли бы пойти куда-нибудь в Голливуд, я угощаю.

Глория посмотрела на Дюка, выражение ее глаз не оставляло сомнений, что обед с его дочерью не то, что было у нее на уме. Клементина выпрямилась, вздернула подбородок, надеясь, что хоть на этот раз ее родитель встанет на ее сторону. Дюк лишь крепче стиснул Глорию.

– Извини, малыш, – произнес он. – У нас с Глорией запланировано другое. Но было приятно повидаться с тобой. Нам следовало бы сделать это пораньше.

Глория добавила, что рада познакомиться с ней, и они направились к выходу. Потом Дюк сделал шаг назад, и у Клементины перехватило дыхание. Он наклонился, обдавая ее ароматом одеколона, и поцеловал в щеку. Его губы не внушали страха, они были нежными, безобидными, папиными губами.

– Возможно, я не увижусь с тобой больше в этот уик-энд, – сказал он. – Глория хочет поехать на пляж или в Диснейленд. Ну, ты понимаешь, я не видел ее года два.

Клементина кивнула и не подняла глаз, когда он отходил от нее. Она заказала еще вина, потом еще. Она курила, наблюдая, как падает пепел. Раньше Клементина думала, что нет любви сильнее, чем любовь родителей к детям. Именно так говорили все ведущие беседы со знаменитостями. Она надеялась, что они врут, но в душе знала, что только ее родители не такие, как все. Должно быть, она что-то сделала, что заставило их потерять к ней всякий интерес. Всю свою жизнь у нее было такое чувство, что она пляшет вокруг них, не останавливаясь даже, чтобы передохнуть, крутится, выгибается до головокружения и тошноты, а они не замечают, не испытывают гордости за нее. Или они думают, что ей не нужна их похвала? Может быть, никто, кроме подруг, никогда не помогал ей, потому, что она притворялась, будто ей ничего не надо и все у нее в полном порядке?