Шесть дней Кондора. Тень Кондора. Последние дни Кондора (сборник) - Джеймс Грейди

Чу снова повернулся к Малькольму.

– Что ж, я пойду. Надеюсь, вы достаточно умны, чтобы не пытаться напасть на Шейлу. Во-первых, пусть до моего уровня ей далеко, она вооружена и в любом случае подготовлена лучше вас. Сомневаюсь также, что вы смогли бы одолеть ее в рукопашном поединке. А во-вторых, ближайшая ферма расположена в нескольких милях отсюда, ее владельцы наверняка вам не поверят, а ваша легенда пойдет коту под хвост. Я выкрутил микрофон из телефонной трубки, так что позвонить вы не сможете. Ваша машина стоит в гараже, но свечи я вывинтил и у нее, и у пикапа. Считайте, что вы фактически связаны. Я вернусь часа через три.

Чу сделал несколько шагов по направлению к дому, но задержался, словно вспомнил что-то, и обернулся.

– Приятной вам прогулки, – добавил он.

Малькольм и Шейла молча стояли на опушке рощи и смотрели вслед отъезжающей машине. Только когда она скрылась из виду, они, не сговариваясь, шагнули вперед. Они шли по полю, не имея никакой конечной цели, в направлении, противоположном дому. Несколько минут шагали молча.

– Он же совершенно сумасшедший, – произнес наконец Малькольм. – Настоящий псих.

Шейла повернулась и посмотрела на него. Потом улыбнулась и снова принялась смотреть себе под ноги.

– Вы правда так думаете? – спросила она. – Правда?

Малькольм посмотрел на нее. Она распустила волосы. Ростом она едва доходила до его плеча, и когда наклоняла голову, волосы скрывали ее лицо. Он уже решил про себя, что с Шейлой постарается быть по возможности откровеннее. С одной стороны, Малькольм знал, что, когда он валялся под воздействием наркотика, она задавала ему гораздо больше вопросов, чем Чу. Значит, Шейла и представляла его себе гораздо лучше. С другой стороны, в китайской цепочке она производила впечатление более слабого звена.

Ну и человеческого, подумал Малькольм, в ней тоже больше.

– А вы? – спросил он, нахмурившись.

– Нет.

– Чего-то я не понимаю. Вам определенно не понравился этот маленький спектакль, эта лекция, эта его манера «какой-я-крутой-что-стреляю-точно-в-глаз», да и вообще почти все, что он делает. Это что, можно назвать нормальным поведением? Даже по меркам Председателя Мао?

– Вся эта демонстрация имела одну-единственную цель. – В голосе девушки послышалась легкая ирония. – Продемонстрировать вам бессмысленность попыток сопротивляться ему или нападать. Для Чу это в порядке вещей. И еще, помните его реплику насчет птиц? Если вы обратили внимание, здесь почти нет воробьев, хотя пищи для них в саду предостаточно. Это оттого, что Чу ежедневно тренируется и особенно любит упражняться на воробьях. Он стреляет в них только на лету и на расстоянии, которое сам называет «затруднительным». Он редко промахивается. Максимум раз или два за тренировку. Меньше чем по три секунды на птицу. Что же до его лекции… Не сомневаюсь, в вашем американском колледже вам приходилось выслушивать лекции и более самовлюбленных профессоров. Я и сама наслушалась такого в колледже, проходя курс для получения своего «гражданства». И еще, насчет его здоровья. Вы считаете, что он болен, но это абсурд. Он не может быть нездоров, ему сопутствует удача. Только неудача безумна. В этом смысле Чу не может быть ни сумасшедшим, ни психом – до тех пор, пока не потерпит неудачу. В нашем бизнесе неудача означает смерть. Что вы тогда считаете здравым рассудком?

Долгое время Малькольм не находил, что ответить. Они шли в тишине, нарушаемой лишь хрустом сухих комков земли под ногами и шелестом одежды. Наконец Малькольм остановился, заставив тем самым остановиться и девушку. Она вопросительно повернулась к нему.

– Но вам-то он нравится? – спросил Малькольм.

– Какое это имеет значение? – Шейла отвернулась и пошла дальше.

К этому времени они отошли от зданий на полмили с лишним. Остановились они только на краю дренажной канавы, вода в которой поднялась почти до краев. Поток нес на порядок больше ила, чем три недели назад, когда окончательно стаял снег.

– Чу сказал, нам нужно лучше узнать друг друга, – произнес наконец Малькольм. – Судя по тому, что вы мне рассказали, большую часть моей жизни вы и так уже знаете.

Шейла улыбнулась ему, но промолчала.

– Ну? – не выдержал он.

– Что – «ну»? – не без иронии переспросила она. – Вам известно мое имя, чтобы обращаться ко мне. Вам известно, что я китаянка, сотрудница разведки, коммунистка. Что же еще?

Раздражение у Малькольма нарастало еще с самого спектакля, устроенного Чу.

– Да ты чертова говнюшка! – заорал он, не в силах больше сдерживаться.

Такой взрыв эмоций застал девушку врасплох. Она дернулась, как от удара, и в первый раз за утро посмотрела на него в упор. Довольно долго они пялились друг на друга, не зная, что сказать, чего ожидать. А потом, так же внезапно, как Малькольм сорвался на крик, девушка рассмеялась – даже расхохоталась. И Малькольм после секундного замешательства тоже засмеялся вместе с ней.

– Что ж, – произнесла Шейла, немного успокоившись, хотя и продолжая улыбаться. – Я рада, что с этим мы разобрались. Приятно знать, кто и на чем стоит.

Малькольм открыл было рот для извинения, но вдруг сообразил, что это было бы не просто неуместно, но и неумно. Он постарался продолжить разговор по возможности легче.

– Ну, вы могли бы хоть немного… как говорим мы, американские бюрократы, облечь это в плоть? Господи, ну и выраженьице.

– Я немного старше вас, – ответила Шейла. – Почти на два года.

– Для начала неплохо. А теперь самый очевидный вопрос: что привело вас в этот бизнес?

Девушка отвернулась от канавы и двинулась обратно к дому. Малькольм пристроился рядом с ней. Слушая или обдумывая ответ, она низко опускала голову. Говоря, смотрела прямо перед собой.

– Главный талант Чу – в обращении с огнестрельным оружием. Поверьте, винтовкой или автоматом он владеет ничуть не хуже. Просто фантастически. Как и у него, у меня тоже есть свой особый талант. Я обладаю, – Шейла сделала паузу, посмотрела на Малькольма и улыбнулась, прежде чем продолжить, – способностями к языкам. Я говорю по-английски, по-китайски и еще на нескольких языках, вам не обязательно знать каких, – с одинаковой легкостью. Я даже могу имитировать акценты и диалекты, хотя мой «бостонский» и стоило бы немного подшлифовать. Как вы наверняка понимаете, в этом бизнесе такие способности неоценимы. Даже представить трудно, как бы ваши работодатели обращались с вами, знай вы что-нибудь еще помимо школьного французского и институтского испанского.

Малькольм улыбнулся.

– И представить себе не берусь. И все равно, это не объясняет того, почему… почему вы занимаетесь вот этим.

Девушка резко остановилась и повернулась к Малькольму. Несколько секунд, на протяжении которых ему становилось все более не по себе, она смотрела на него в упор, молча.

– Что ж, пусть так. Старый добрый вопрос: «Что такая хорошая девочка делает в месте вроде этого?» Я все гадала, зададите вы его или нет. – Тон ее сделался ледяным. – Значит, вы действительно хотите знать, почему я служу тоталитарному, нехорошему, коммунистическому китайскому правительству? Почему я не умираю от желания быть с вами, на стороне добра, права и чистоты?

– Этого я не говорил, – вяло возразил Малькольм. – Я не…

– Не настолько глупы? – перебила его Шейла, на этот раз громче. – Надеюсь, что нет, Рональд «Кондор» Малькольм. Надеюсь, что нет. Вы спрашиваете, почему я здесь. Я уже ответила. Я китаянка. Пока ваши предки разгуливали по Европе в звериных шкурах, мои предки изучали науки. Когда Запад наконец дозрел до того, чтобы использовать изобретенный нами порох, мой Китай оказался одним из первых мест, куда вы пришли топтать землю и отдавать белье в стирку. Столетиями вы использовали нас. Но больше такого не будет. Мой народ больше не голодающие кули. Нам не приходится ломать голову над тем, какую машину купить в следующем году, мы слишком заняты тем, чтобы жить и выживать. Один американец сказал мне как-то, что в его молодости все считали: Китаю никогда не бывать мировой державой, потому что огромное население обрекает его на подчиненное положение. И это вы полагаете, что мы верим в «историческую неизбежность». Так вот, теперь мы мировая держава и добились этого за тем самым «бамбуковым занавесом», который вы сами и посадили: мы просто собрали урожай, которого вы не ожидали. Я вижу, вы смотрите на меня, и знаю, что думаете. Что я не очень похожа на китаянку. Помните мою легенду? С японскими корнями, с японской родней в этой стране. Отчасти это правда. У меня есть японские корни. Мою мать изнасиловал японский солдат – незадолго до их бегства из нашей страны в конце Второй мировой. Вот что она получила в награду за то, что была китаянкой. Это было давно, но в этом веке. Меньше чем за поколение, на глазах у моей матери Китай стал сильным – таким сильным, что смог накормить своих людей, таким сильным, что никто теперь не осмелится вторгнуться к нам, чтобы править и насиловать.