Стиль модерн - Ирэн Фрэн

— Это еще не все, — добавил Макс и привел в движение две полукруглые панели, открывшие туалетную комнату.

Она захлопала в ладоши.

— Вы совсем как маленькая девочка.

Она рассмеялась и бросилась к зеркалу. Он обнял ее за талию. Она покраснела, насмешливо оттолкнула его:

— Ну дайте же мне поиграть еще минутку! Эта кабинка такая красивая…

Она сняла перчатки, манто, шляпку, припудрилась, освежила духи и занялась прической.

— Вы поменяли духи?

— Вы правы. Эти — «Гулистанская роза». Они навевают мысли о садах и гаремах «Тысячи и одной ночи»… И так подходят к этому поезду, который мчится далеко на восток: Балканы, София, Константинополь…

— Мы высаживаемся в Венеции, моя дорогая.

— Дайте мне помечтать, Макс. На Восток, с вами…

Макс кивнул на ведерко со льдом:

— Хотите шампанского?

— Охотно.

Она села рядом с ним, от замешательства залившись краской. Он наполнил бокалы:

— За нас…

Его голос дрогнул. Он чувствовал, что выглядит банальным, чопорным, немного смешным. Мэй посерьезнела, ее синие глаза буравили его. Нужно было сказать что-то ласковое — конечно же слова любви, не шедшие, однако, ему на язык. Ее щеки порозовели, черные ресницы оттеняли синеву зрачка. Для поезда она надела крепдешиновое платье, подходившее по цвету к ее глазам, все обсыпанное стразами, с низким поясом на бедрах — последний крик моды, видимо, от Шанель. Ее платье чуть выше колен, насколько позволяли приличия, открывало ноги, очень красивые, поблескивающие прошитыми серебряной нитью чулками. Она была совершенна, как и ее имя с этим деликатным «й», звучащим так элегантно…

Они молча выпили. Макс взял ее за руку и погладил платиновое кольцо, где были выгравированы их имена и долгожданная дата — 15 февраля 1925 года.

Но нужные слова все не приходили.

Поезд никак не решался тронуться в путь, Макс посмотрел на часы и глухо прошептал:

— Мы запаздываем.

Он хотел снова разлить шампанское, когда услышал шум, доносящийся с перрона: крики, свистки, стук по вагону, — и резко поднялся:

— Пойду посмотрю, что там.

Он вышел в коридор, опустил стекло — свежее дуновение ветра привело его в чувство. И обернулся на шум. В нескольких метрах от него, в конце вагона, теснилось человек двадцать, топтались фотографы, которых безуспешно пытался разогнать начальник поезда. Носильщики заполнили перрон чемоданами и шляпными коробками. Одна рука выскользнула из толпы, ухватилась за руку проводника, длинный силуэт в черном на секунду качнулся на подножке. Он не видел ее лица, но это была высокая стройная женщина, чье бархатное манто отсвечивало синим среди обилия стекол и зеркал. Она начала уже волноваться, когда проводнику более сильным и в то же время достаточно осторожным движением удалось вытащить ее из толпы. Ее багаж внесли в вагон, и дверь захлопнулась перед журналистами. Начальник вокзала дал свисток, огромные клубы дыма поплыли по перрону, и поезд тронулся. Какое-то время репортеры бежали за поездом, потом остановились, раздосадованные неудачей.

Макс смотрел в окно, когда на его руку твердо легла другая рука.

Это была Мэй.

— Мы отъезжаем. Что случилось?

— Ничего. Одна пассажирка опоздала. За ней по пятам гнались репортеры.

— Принцесса? Кинозвезда?

— Понятия не имею, но какая-то знаменитость. Наверняка встретим ее в вагоне-ресторане. Когда пойдем обедать, дорогая?

В ответ она состроила еще одну шаловливую рожицу:

— Как можно быстрее, друг мой!

Она очаровательно покраснела, и вновь английский акцент выдал волнение, тронув ее спутника.

— Конечно, дорогая, — сказал Макс, сразу приободрившись.

Обед был изыскан. Во время десерта, воодушевленный выпитым, завладев рукой Мэй, Макс шептал ей нежные слова, которых ему так не хватало в купе. Мэй казалась счастливой, она будто грезила, поглаживая пальцами, унизанными новыми перстнями, драгоценное дерево инкрустаций. Ей все здесь нравилось: меню, фарфоровая посуда с монограммой, изящное столовое серебро, отражающее розовый свет ламп, немного замедленное обслуживание гарсонов, которые рисковали перевернуть блюдо или вино из лучших сортов винограда в ответ на каждый толчок поезда.

Макс протянул Мэй сигарету. Она не очень любила табак, но держала мундштук с непринужденностью женщины, привыкшей быть на виду: дерзко закидывая голову назад, выдыхая дым. Она наблюдала за соседними столиками: усталые дипломаты, которые намечали на карте приблизительные границы молодых восточных государств; пожилые дамы, одетые, как перед войной, модницы зрелого возраста, с ностальгией вспоминающие о погибших империях.

Макс склонился к жене и снова зашептал ей нежности. Она потупила глаза, затушила сигарету. Ей хотелось ему ответить, но она не смогла произнести ни слова. Пора было возвращаться в купе. Перед тем как подняться, не зная почему, он поискал глазами силуэт, мелькнувший на перроне. Мэй это заметила, и Макс сказал, словно оправдываясь:

— Дорогая, я не вижу здесь нашу знаменитость.

Мэй незаметно оглядела вагон-ресторан, но не нашла среди молодых лиц ни одного, которое было бы знакомо по светской хронике.

— Может быть, это была пожилая дама, мой дорогой Макс. Можно быть старой и стать знаменитой.

— Она была так стройна!

— Но ведь бывают стройные пожилые дамы. Я стану одной из таких, обещаю вам! — улыбнулась Мэй. — И потом, вы, может быть, плохо разглядели ее там, на перроне…

— Без сомнения. Сейчас я вижу только вас. Пойдемте.

Мэй не опустила глаза, не покраснела и энергично пошла за мужем по длинным коридорам между лакированных стен.

* * *

Даже если любовь в спальных вагонах — некомфортабельная штука, она таит в себе неожиданные возможности для наслаждения. На кушетках лежали льняные простыни, мохеровые одеяла, и все было освещено розовым светом. Новобрачная показала себя стремительной и даже изобретательной. Молодожены заснули довольно поздно и, погрузившись в сон, крепко спали, несмотря на постоянный скрежет колес и чересчур натопленные радиаторы.

Макс проснулся первым. Слабый свет проникал через занавески, а через щели между перегородками — тонкая струйка морозного воздуха. Они, наверное, проезжали через горы Швейцарии. Он встал, чувствуя себя немного разбитым, надел халат и вышел прогуляться в коридор.

Было еще очень рано. Горный массив, весь заснеженный, терялся в утреннем тумане. Через несколько часов они должны были пересечь итальянскую границу.

Решив заказать минеральную воду, Макс направился к проводнику в маленькую комнатку в конце вагона, но та была пуста. Недовольный, он повернул обратно и увидел в другом конце коридора высокий стройный силуэт, так заинтриговавший его накануне. На женщине были те же манто и шляпка, будто она их и не снимала. Прислонившись головой к панели из красного дерева, она курила, разглядывая рассвет за окном.