Верховная Ведьма - Ольга Громыко

Да!!!

Я опустила руки, дрожащие, казалось, каждой мышцей по отдельности. Торжествующе повернулась к друзьям, готовясь принимать заслуженные поздравления и благодарности… и почувствовала себя упитанной мышью под взглядами четырех голодных гадюк. Нет, плохо скрываемая радость от встречи в них определенно присутствовала… но какая-то очень нехорошая, я бы даже сказала зловещая!

– Ну все, – устало сказал Лён, вытягивая меч из ножен. – Сейчас я ее сам убью. По крайней мере, будет хоть какая-то гарантия, что она спокойно лежит на месте!

Я попятилась, озираясь в поисках поддержки, но тщетно. Друзья с одобрительным интересом наблюдали за сценой ведьмоубийства. Вал даже уткнул в палубу свой двуручник и облокотился на крестовину, предвкушая долгое и красочное зрелище.

«Голубок» качнуло. Лён ловко спружинил, но моя свежесобранная нога оказалась неспособна на такие подвиги, и я болезненно плюхнулась на пятую точку. Наблюдать разгневанного вампира снизу вверх оказалось еще более тяжким испытанием для нервов.

– Ой, как у меня нога болит! – прибегла я к последнему средству, закатывая глаза.

– Врешь, – безжалостно отрезал Лён, но меч опустил. Нагнулся, подхватил меня под мышки и поставил на ноги. Отступив на шаг, критически оглядел пошатывающийся результат, бесцеремонно сгреб в охапку и куда-то понес. Вроде бы не к борту, так что ругалась и отбивалась я больше для приличия.

Вампир поднырнул под нижний край паруса, пинком ноги распахнул низкую дверь, наклонился и, не спуская меня с рук, боком протиснулся в крохотную каюту. Предельно аккуратно и равнодушно сгрузил ношу на постель, все так же молча развернулся и вышел, по пути прихватив стоящую у порога сумку. Я сообразила, что это была его каюта. И куда же он теперь денется? Прямо на палубе спать будет?

Я села и мрачно подтянула здоровое колено к подбородку, обхватив согнутую ногу руками. Друзья называется – хоть бы спасибо сказали! И даже не вступились, когда этот гнусный вампир уволок меня с палубы! Может, я еще погулять хотела, осмотреться, свежим воздухом подышать!

Но, сказать по правде, морские пейзажи в тот момент интересовали меня меньше всего. Забиться бы в какое-нибудь укромное местечко, отлежаться в тепле и тишине, с головой укутавшись в одеяло… И самое обидное – Лён это прекрасно понял. Так что даже ругаться на него не за что, а так хочется!

Впрочем, запал боя и азарт скандала быстро прошли. По телу снова начала разливаться предательская слабость. Прибегать к магическим стимуляторам я не рискнула – они действовали на меня все слабее, и я предпочла расплатиться за их использование сейчас, пока долг не стал совсем уж неподъемным. Но, бессильно вытянувшись на койке, растворяться в горячечном беспамятстве – удовольствие все равно ниже среднего…

* * *

Следующие два (или три?) дня я провалялась в постели в малопригодном как для магических схваток, так и для прочих радостей жизни состоянии. Кажется, даже бредила, от кого-то отбивалась, за кого-то отчаянно цеплялась, звала…

Но когда я наконец пришла в себя, рядом никого не было, хотя мокрая тряпка на лбу еще не успела нагреться, а остатки травяного отвара в кружке – остыть. Покорно лежать и ждать, пока мной снова соизволят заинтересоваться, я, разумеется, не стала. И, обновив заклинания (кроме стимулятора – ничего, как-нибудь и сама справлюсь!), выкарабкалась из койки, а там и из каюты.

Как мне вообще удалось выколдовать что-то путное во время шторма – ума не приложу. Сейчас, даже при относительно спокойном море, мне пришлось судорожно уцепиться за первую попавшуюся снасть и двигаться вдоль нее. Разумеется, друзья меня тут же заметили, но демонстративно проигнорировали, не подходя и замолкая при моем приближении. Увы, если таким образом мне надеялись выразить общественное порицание, то общество здорово просчиталось. Потому что стоило мне пошатнуться или испустить мученический стон, как порицающие товарищи мигом бросали свои конспиративные сборища и кидались мне на помощь, неизменно отвергаемую с видом «так-вам-же-все-равно-жива-я-или-отдаю-концы-в-страшных-муках». Пару раз, когда я не симулировала, купился даже Лён. Так что еще неизвестно, кто кого бойкотировал!

Как оказалось, очнулась я очень вовремя. Спустя полчаса команда деловито закопошилась возле снастей, то и дело поглядывая на ничем не примечательное облачко у самого горизонта. С места оно не двигалось, но потихоньку росло и словно бы зеленело, а вода под ним окрашивалась в густой синий цвет.

«Леск», – наконец-то сообразила я. Слева показался еще один остров. Несмотря на почти такое же расстояние – с прекрасно различимым пляжем, деревьями и домиками. Видимо, в Леске, как и в Догеве, действовал искажающий «эффект черновика».

Ради такого случая осуждающие и осуждаемая согласились немножко потерпеть друг друга и столпились на носу «Голубка», с интересом и опаской разглядывая вожделенную землю.

Я с удивлением заметила, что моряки не торопятся поскорее причалить, а, напротив, сворачивают паруса. Судно постепенно замедлило ход и остановилось.

– Пограничный контроль, – негромко пояснил Ролар задавшейся тем же вопросом Орсане.

Из окутывающего остров тумана вынырнули три чайки, по спирали набрали высоту и, словно соскользнув с ледяной горки, по нисходящей понеслись к кораблю.

– Это не чайки, – неестественно спокойным голосом возразил Повелитель Догевы, расстегивая пояс с ножнами и вместе со своим гвордом перебрасывая Валу.

– А что?

Над морем раскатился пронзительный крик, напоминавший ястребиный. Орсана вздрогнула и потянулась к висящему за плечами луку, но Ролар перехватил ее запястье:

– Tha'arshie. Островные к'яарды.

Светлые пятнышки быстро приближались, превратившись сначала в птиц, а затем – в длиннокрылых коней с львиными хвостами и прилизанными ветром гривами.

– Впереди белый, – шепнул Ролар.

– Вижу. – Лён с застывшим, непроницаемым лицом наблюдал за их снижением.

Мы с Орсаной притихли, почуяв что-то неладное. Капитан нервно вытер о штаны вспотевшие ладони, команда попыталась притвориться элементами оснастки.

Белоснежный конь звонко цокнул копытами по палубе, помахал крыльями и аккуратно сложил их по бокам, приподняв плавно закругленные сгибы. Седла на нем не было, только тонкая узда из ременных косичек. Всадник мягко, бесшумно соскочил на палубу. Тряхнул головой, отбрасывая за плечи молочно-белые волосы, на лбу прижатые золотым обручем с треугольным рубином в центре.

Чуть поодаль, ловко лавируя между снастями, опустились рыжекрылые, рыжегривые. «Стражи», – сообразила я, глядя на непроницаемые лица седоков. Они не стали спешиваться – осадили рвущихся вперед коней, и те застыли как изваяния.

(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});