По ту сторону Солнца. Часть первая - Елена Асеева

По большей частью во сне ссасуа коли не наблюдал оранжевой туманности, видел кружащие многоцветные газовые пары, с россыпью блистающих крапинок на их ребристой поверхности.

Сегодня же ей приснился Пашка. Даша не просто его увидела, смогла обнять, прижать к себе и втянуть его сладкий, оперенной пташки запах. Она словно узрела фрагмент прошлого, в котором довелось, подняв его на руки, качнуть взад-вперед, а после покормить напитанной молоком, пухлой грудью.

Тяжесть от пробуждения переплелась с непроходимой тоской, той, которая всякий раз наступила после сна про оранжевую туманность и глаз, будто выхваченную из прошлого.

Когда чувства тоски, боли, безысходности и острой потери наполняли все ее существо. Указывая на невозможность возврата утерянного. Того, что может и хотелось бы вернуть, но теперь из-за движения, хода жизни было не под силу изменить. Это понимание правило не только в соотношении Мироздания, Вселенной, Космоса, но даже и малой Солнечной системы, планеты Земля, простого русского мальчика Касторнова Павла.

От этой муторности Даше не просто захотелось зареветь, завыть, но и закричать. Так как когда-то она кричала от безысходной боли потери Любушки, уткнув лицо в подушку и закусив материю зубами. В этот раз она всего-навсего закусила губу, не позволяя себе слабости, осознавая, что ее проявление напугает ассаруа, который, не скрывая, беспокоился за не стандартность поведения, состояния диэнцефалона и явственных отклонений нервной системы собственного ссасуа.

Яркий проблеск белого света, из которого разом вырвалась мельчайшая пятиконечная, красная звезда, враз вернул юному авгуру понимание данного мгновения жизни, каковой он, теперь подчиняясь традициям и условностям, проживал на Велесване. Дарья тотчас открыла широко рот и глубоко вогнала внутрь легкого воздух, а потом порциями, неспешно выдохнула его через обе ноздри. Изгоняя саму точку начала фантасмагории, однако, не оставляя желания увидеть в ней собственного сына.

Решение пришло внезапно, словно дотоль бреющее состояние диэнцефалона сменилось на положение к движению. И Дарья, как сказал бы солнечник, действуя не осознанно, а именно подчиняясь рывку, и в отношение велесвановца только диэнцефалона, разком поднялась с лежака. Да опять же стремительно, стараясь ступать бесшумно, направилась к створке двери.

Даша несколько раз за эти сто десять суток движения времени условленной на Велесван покидала ночью свою ложницу, уходя в сад и там засыпая. Неизменно переносимая оттуда, спустя десяти-двадцати минут, самолично Аруном Гиридхари в ее комнату. Посему она знала, что только в течение этого времени негуснегести будет доложено о ее перемещение в чертогах. Дарья также ведала наверняка, что и сам коридор, и холл — марга, и веранда — васта будут свободны от вездесущего стукача Ури, который уходил на покой в половину негуснегести и ночевал (аки пес) подле его дверей. Оставляя в половине ссасуа кого из младших халупников. Впрочем, сами чертоги охраняли рабы, располагающиеся в марге, возле дверей и в васте. Только весьма тугие на сообразительность рабы доложат о ее перемещение старшему халупнику лишь спустя время, то самое положенное в десять-двадцать минут. Ну, а младший халупник, после указаний юного авгура оставаться возле створки дверей, вряд ли посмеет, куда шагнуть в сторону, страшась не выполнить повеления, и, несомненно, его распоряжения ставя выше указаний Ури.

Потому Даше без труда удалось покинуть не только свою половину, маргу, но и веранду, застопорив поступь и то ненадолго возле сомкнутых парадных дверей, которые выпуская в слободу, открывались при помощи движения, осуществляемого за счет касания рук. Впрочем, соприкосновение ладони ссасуа стало для них достаточным, дабы левая створка приоткрылась, выпуская его наружу.

Стоящие вдоль веранды обок высоких перил, собранных из внахлест переплетенных деревянных реек, достигающих в высоту метра два, да укрытых вплоть до крыши полупрозрачной тканью, по пять рабов с каждой стороны, едва повели головами, в сторону вышедшей из марги Даши. Вне сомнений обдумывая свои дальнейшие действия. Тем не менее, это не касалось самой Дарьи, ибо действуя стремительно, она в несколько секунд миновала саму веранду, и, спустившись по лестнице, и вовсе, не мешкая, побежала к причалу.

Бегать зачастую юному авгуру не дозволялось. Арун Гиридхари считал данное действие вызывающим волнение, потому указывал Дарье поколь двигаться неспешным ходом. Хотя последняя, как-то попробовав это прекрасное действие, мечтала о нем не редкостью. Бег у велесвановцев, был схож с полетом, и ноги, делая широкие шаги, быстро и плавно несли их обладателя. Не наблюдалось во время бега какого-либо прерывистого дыхания, и единственное легкое работала ровно, а босые стопы чуть слышно шлепали по черной с металлическим блеском поверхности улицы, создавая с ночной паморокой, поднявшейся от упавших капель дождя, плотный сизовато-голубой туман. Изредка фланирующие по Вукосавке рабы, окриком окликали Дашу, а получив по-велесвановски ответ «Авгур», тотчас склоняя головы, замирали. Чудно так упирая в грудь, маленькие шипообразные рожки, проходящие по краю подбородка, широко расставив мышцастые руки, на плечах, предплечьях и тыльной стороне ладоней прикрытых костяными квадратными пластинками, так, что подушечки их пальцев упирались в саму поверхность улицы.

Миновав по полому проходу полусферический храм, сверху на котором восседала статуя Аруна Гиридхари, все тем же бегущим шагом, Дарья оказалась на пирсе. И, не мешкая, остановившись, развернулась, только затем дабы взглянуть на статую негуснегести. Ибо ночью в этом месте слободы была впервые.

И также впервые наблюдала изумительное сияние зеленовато-коричневого хрусталя самой статуи с заметным мерцанием болотно-сизых, расплывчатых пятен, вроде подсвечивающихся изнутри. Насыщенный свет, наполняя фигуру Аруна Гиридхари, придавал живости не только его сидящей в позе пуспа фигуре, складкам одежды, пластинам пояса имеющих оттеночные, синие тона, но и его лицу, глазам. Отчего Даше нежданно показалось, он слегка опустил вниз уголки рта, таким образом, явив недовольство. С его вскинутых вверх рук, согнутых в локтях, и развернутых ладонями к небу, изливались потоки темно-синей воды, коя большей частью скатываясь со стен храма, попадала в озеро, ноне опять же переливающихся радужными огнями. Словно, это летели, вниз, опускаясь на хрустальный прозрачный причал и в воду не капли воды, а звезды. Попадая в озерную воду, они, кажется, и не тухли, а продолжали освещать ее гладь, или поигрывали переливами света на широких, сизо-зеленых листьях с загнутыми вверх краями, задерживаясь даже на сомкнутых грушевидных соцветьях, в ночи приобретшими голубоватый оттенок.

(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});