Кумиры. Тайны гибели - Федор Раззаков

Много арестованных было из общества «Спартак». Например, за решеткой оказалась целая группа лыжников, среди них спартаковские — Николай Королев и трое его братьев. Других братьев — Старостиных, которые играли в футбольном «Спартаке», тогда арестовать не решились из-за их фантастической популярности в народе. Зато бывшего футболиста этой же команды Виктора Прокофьева арестовали только за то, что он был женат на сестре Старостиных. Были также отправлены за решетку и там уничтожены многие покровители «Спартака» во властных структурах. Так поступили с руководителем Промкооперации Казимиром Василевским, генеральным секретарем ЦК ВЛКСМ Александром Косаревым.

Между тем в футбольном чемпионате-38 золотые медали достались «Спартаку», а сразу четыре динамовских клуба, из Киева, Москвы, Тбилиси и Ленинграда, заняли места с 4-го по 7-е. Год спустя ситуация повторилась: «Спартак» вновь стал чемпионом, а серебро досталось динамовцам из Тбилиси. Остальные динамовские клубы скатились еще ниже: москвичи заняли 7-е место, киевляне — 8-е, ленинградцы — 10-е, одесситы — 14-е. А тут еще «Спартак» умудрился взять и Кубок СССР, победив в четвертьфинале тбилисцев, которых лично патронировал новый нарком внутренних дел СССР Лаврентий Берия. Эта победа переполнила чашу терпения Берии, и он решил повернуть историю вспять. Благо, при его положении сделать это было не так уж и трудно.

Четвертьфинальный матч между «Спартаком» и тбилисским «Динамо» состоялся в сентябре. Красно-белые победили 1:0, однако гол оказался спорным — мяч был в воздухе, когда защитник «Динамо» Шавгулидзе в невероятном шпагате выбил его из ворот в поле, но судья посчитал, что мяч уже пересек линию ворот. Этим и решил воспользоваться Берия. По его совету тбилисцы подали протест, однако Всесоюзная футбольная секция его отклонила. Через две недели (14 сентября) «Спартак» сыграл в финале с ленинградским «Сталинцем», выиграл 3:1 и завоевал Кубок СССР. Но Берию такой исход не устроил, и он пустил в ход все свое влияние, чтобы Комитет физкультуры аннулировал решение футбольной секции и принял решение о переигровке четвертьфинала. И хотя ситуация выглядела абсурднее некуда (финал-то уже был сыгран!), но спорить с Берией никто не решился.

И все же, как Берия ни старался повернуть ход истории вспять, ему это не удалось. В повторном матче «Спартак» опять оказался сильнее и победил 3:2. И Кубок сохранил за собой. Берия этого унижения не забыл и затаил жгучую обиду на братьев Старостиных. О том, в каком состоянии находился в те дни Берия, говорит такой факт: он отдал команду своим людям по-быстрому состряпать на Николая Старостина (он возглавлял общество «Спартак») уголовное дело и выписал ордер на его арест. Однако за спартаковца неожиданно заступился председатель Совнаркома Вячеслав Молотов. А перечить ему Берия тогда еще не решался (он всего лишь год занимал кресло наркома внутренних дел). Однако, будучи человеком злопамятным, Берия свое унижение во время переигровки полуфинала Кубка-39 не забыл и только ждал удобного случая, чтобы отомстить Старостиным. Ждать пришлось два с половиной года.

Стоит отметить, что два последних предвоенных чемпионата по футболу принесли подлинный триумф динамовцам. Так, в сезоне-40 золотые медали достались москвичам, серебряные — тбилисцам. «Спартак» вынужден был довольствоваться только «бронзой». Еще лучше складывались дела у бело-голубых в сезоне-41 (хотя он и не был доигран из-за начавшейся войны), где сразу три динамовских коллектива расположились на самом верху турнирной таблицы: москвичи, тбилисцы и ленинградцы. А красно-белые были всего лишь седьмыми. Казалось бы, самолюбие Берия должно было быть удовлетворено. Но, как оказалось, унижение 39-го года нарком так и не забыл. И уже в разгар войны, когда большинству нашего населения было не до футбола, Берия обрушил на братьев Старостиных свое возмездие.

Ранней весной 1942 года Николай Старостин заметил, что за ним следят: во время перемещений по городу за его машиной неотступно следовал один и тот же автомобиль с двумя неизвестными мужчинами. Старостин немедленно связался со 2-м секретарем Московского горкома партии Павлюковым (он был страстным болельщиком «Спартака») и рассказал ему о своих подозрениях. Секретарь пообещал разобраться. Но его вмешательство только усугубило ситуацию. За Старостиным действительно следила московская ГБ, собирая на него компромат, а после вмешательства Павлюкова слежку за руководителем «Спартака» доверили центральному аппарату МГБ. Там у Старостина заступников не было. И 20 марта Николая Старостина, а также его братьев Андрея, Петра и Александра арестовали.

Вспоминает Н. Старостин: «В тот день мне удалось вернуться с работы раньше обычного. Назавтра предстоял трудный день. Он таким и оказался. Причем начался гораздо раньше и совсем не так, как я рассчитывал.

…Проснулся от яркого луча света, ударившего в глаза. Два направленных в лицо луча от фонарей, две вытянутые руки с пистолетами и низкий, грубый голос:

— Где оружие?

Все выглядело довольно комично. Мне казалось, я еще не проснулся и вижу дурной сон. Крик «встать!» мгновенно вернул меня к реальности.

— Зачем же так шуметь? Вы разбудите детей. Револьвер в ящике письменного стола. Там же и разрешение на его хранение.

— Одевайтесь! Вот ордер на ваш арест.

Забрав револьвер, «гости» явно почувствовали себя спокойнее. Их предупредили, что они будут брать опасного террориста Старостина, и бравые чекисты всерьез опасались вооруженного сопротивления.

Обычно я очень чутко сплю и потому не мог взять в толк, как посторонние люди ночью бесшумно проникли в квартиру. Дверь закрывалась на цепочку, ее можно было открыть только изнутри, а звонок я бы непременно услышал. Что за чертовщина?

Все разъяснилось несколько минут спустя. Когда меня уводили, жившая у нас домработница, очень скромная провинциальная женщина, бывшая монашка, всегда такая приветливая со мной, даже не вышла попрощаться. Это она абсолютно точно знала час, когда сбросить цепочку и открыть дверь.

Монашка-осведомитель? Удивительно! Впрочем, в моей жизни наступало время, когда надо было отвыкать чему-либо удивляться.

Не разрешив взять с собой никаких вещей, меня вывели на родную Спиридоньевку. Последнее, что я успел увидеть, пока заталкивали в машину, — два испуганно светящихся окна на фоне, как тогда показалось, совершенно мертвого дома.

Ровно через десять минут я очутился на Лубянке…»

В устах самого Берии эта история выглядела следующим образом (цитирую его личный дневник):

«4 апреля 1942 года.

Дошли руки арестовать Старостиных. Мячик гоняли здорово, люди оказались дерьмо. Строили из себя интеллигентиков. Вроде им дали все, что могли дать. Сколько чемпионов в тылу у немцев воюют, как спортсмены под Москвой воевали, а эти мало что шкурники и спекулянты, так еще и предатели. Шлепнуть бы, но зачем. Коба (Сталин. — Ф. Р.) сказал, уберите это дерьмо подальше от Москвы, а так пусть воняет. Интеллигенты без дерьма не могут…».

В лубянской тюрьме Старостина продержали полтора года. Ему и его братьям упорно «шили» статью о покушении на жизнь самого Сталина: мол, будучи в сговоре с генсеком ЦК ВЛКСМ Александром Косаревым, братья собирались убить вождя всех народов во время парада на Красной площади в 1937 году (по мнению лубянских следователей, снайпер должен был спрятаться в макете огромной футбольной бутсы, которую везли по Красной площади). Однако братья отказывались подписывать протоколы и упорно гнули свою линию: мы ни в чем не виноваты. Так же вели себя и еще четыре спартаковца, арестованных по «делу Старостиных»: Евгений Архангельский, Станислав Леута, Петр Попов и Павел Тикстон (двое последних к тому же были мужьями сестер Старостиных).

В ноябре 1943 года состоялся суд над Старостиными и их «подельниками». Братья признали себя виновными (чтобы поскорее закончить свое пребывание в лубянских застенках), и им присудили по десять лет лагерей. Архангельскому (он, кстати, единственный, кто не признал себя виновным) и Леуте дали по восемь лет.

Старостиных раскидали по разным лагерям. Но благодаря их фантастической популярности жизнь в неволе у них была более-менее сносная. Так, Александр стал тренером «Динамо» города Инта, а Николай — тренером ухтинского «Динамо». В обоих лагерях делами заправляли ярые фанаты футбола: в Инте генерал Барабанов, в Ухте — генерал Бурдаков. Лучше всего дела шли у Николая, при котором ухтинцы заиграли широко и размашисто. Самый сенсационный матч они сыграли против «Динамо» из Сыктывкара, разгромив его… 16:0. Бурдаков был на вершине счастья, и, будь его воля, он немедленно выпустил бы Старостина на свободу. Хотя в таком случае он бы потерял классного тренера.

Поздней осенью 1944 года вольготная жизнь Николая закончилась. В Хабаровске генерал Гоглидзе, друг Берии и тоже ярый фанат футбола, прознал о том, какие чудеса творит Старостин, и затребовал его к себе на Дальний Восток, в Хабаровск. Но Бурдаков уже настолько прикипел к Старостину, что решил спасти — отправил Николая в глухую тайгу, а в Москву (Гоглидзе действовал через Центр) сообщил, что заключенный Старостин нездоров и следовать в Хабаровск не может. В тайге Старостин впервые узнал, что такое лесоповал. Но ему и там повезло, причем опять решающую роль сыграло его футбольное прошлое. Главным врачом в лагере оказался некто Соколов — страстный футбольный болельщик. Узнав легендарного Старостина, он поспособствовал, чтобы того перевели к нему в санчасть массажистом.