Таежные отшельники - Игорь Назаров

В этом же году по ходатайству Л. С. Черепанова учрежден счет в пользу Агафьи при Фонде милосердия в Абакане. Ее счет 704 502 в Жилсоцбанке г. Абакана. Создан также Опекунский совет: 662 600, г. Абакан, ул. Советская, 32, фонд милосердия для Агафьи Лыковой. В этот совет был включен и я как «личный доктор Агафьи».

За это время у Агафьи пожила около двух месяцев Дунаева Галина Ивановна из Подмосковья и Иван Александрович Шалуев из Казахстана, которые пришлись «не ко двору» и доставили нашей таежнице немало неприятностей. Они были вывезены с Ерината, одна по собственной просьбе, а другого увез сын.

Вот как об этом и других событиях своей жизни летом 1990 года написала в письме сама Агафья. Для удобства чтения привожу это письмо в моем «переводе» со старославянского с расстановкой знаков препинания.

«Господи Иесусе Христе сыне Божий помилуй нас. С ниским поклоном Агафия Карповна Лыкова. Желаю вам от Господа Бога доброво здоровия, душевного спасения, в жизни благополучия. Сообщаю о своей жизни. Пока живу благополучно, хранима Богом, Пресвятой Богородицей и Святыми угодниками Божими. Но живу нонешний год много тяжелее и труднее, но и в большой печали. Перво приехава Галина с аперацый нога (незадолго до приезда к Агафье Галина Ивановна была оперирована). Пока сколь могла с козами управлялась, поила, кормила, землю копала сколь могла. Потом низамогла, три недели вообще ничего не делала. Потом уехала. Но еще Шалуев Иван Александрович приехал с Казахстана пятнадцатого мая. Тот вобще лодарь, несчаснай засранец, помогать несколь непомагать. Приехав вопще на мою опеку, ничего не привез. Галина Ивановна привезла четыре мешка крупы. Всю ему отдала. Четыре мешка крупы привезли, дак этим живет. Хлеб пеку по три раза ему в неделю. Когда и последнее себе сварю да ему отдам. Картошка пока прошлагодняя есть, ей сама-то живу, хлеб картовной (картофельный) себе пеку, сухари сушу из картовнова хлеба. Про Ивана, приехал с двумя собаками — считай трое, и у меня сабака. Но и вот приехал пятнадцатого мая, жили двое (с Галиной Ивановной) до двадцатого июня. Двадцатого уехала Галина Ивановна, и она ево выгоняла силом, чтобы вместе уехав, но она-то не могла выгнать ево, а я ни посмева греха на себя взять — приехал ко мне жить и сразу отказать. Ни и при ней только те и речи были со мной: меня Бог послал помогать тебе, она гонит меня, ни дает мне жить. Но и думала правду говорит помогать, но а Галина-то Ивановна говорила мне, что не будет он тебе помогать и нехороший, плохой человек. Но так и есть, что впервые такого человека пришлось видеть и жить. Первые два месяца в избе у меня спал. Когда меня всяко опозорил за веру и все прочее, да как сказал мне: хороший человек должен последним делиться, а ты говорит не делишся. Но я ему поговорила: еще недоволен, четыре мешка крупы отдала тебе и я овсянку отдала тебе. Да еще сказал: убить (тебя). Тогда в маленьку избушку ево поселива. Но и так живет на готовом, дрова сколь были в большу печь заготовлены у меня все завыходили, в большу-то печь летом каждый день топить надо. Дров (заготавливать) нисколь не помогал, все надо адной дрова заготовить и козам корму собрать. Лето даже нивыносимо — дожди, туманы день и ночь, все залило. Картошка ни посвела, почти вопче заливо дождями. Козы голодни, когда и вопче ни возможно корму собрать — ревут /козы/, а етот живет, никогда коз ни накормит, дров хотя бы когда сусшев /сучьев/ собрав на истоплю, нет ни соберет. Слово никако сказать нельзя с ним. Но так терпева от пятнадцатого мая и до седьмого августа, ни говорива на счет дров, даже сырником печь топлю, сырыми сушеми, свежие кедры, староть сук. Когда уехава на Горячий ключь, они двоя остались домовничать, а этот Иван-та взяв весь прилавок /ровное место у горы/ выжек кострами. Приехава домой-то, привезли, когда к избе става исподгорки подходить сразу вижу дело ни в порядках. Если бы суха погода, сожгли бы и избу пока была я на ключе, и всю тайгу спалив бы. А кто бы тогда тушит-то некому, Галина-та швы разошлись, а етот балантрясь / лаботряс/ только сошжекчи, боле никаво ему. Дак все десить дней дожди были, заливо и тогда дров кроме полениц, да сырова лесу и нистава. После ключа даже нисколь агребать картошку ни помок. Только было четыре дня сухих, но я как скоре огрести. Адин день большу полосу огребла, едва пришла домой-то, да на ограде отляживалась. Потом едва поводу сходива, но и так руки терпнут, даже ночами спать не могу. Но вот к зиме козам корму нисколько ни будет, заливо и все. Но и вопще за всех переживаю. Если везде повсеместно така погода, сено никому ни поставить и хлеб ни убрать — сгнеет. Но когда я ето Ивану седмова августа сказава ему нипустынным делом занявся, надо летом-то дрова заготовить, да козам корму. Дак он страшно на меня разъярився. Потом утром восмова августа ругавса, ругавса всяка как толька мок, в Бога давай, потом дошов — свежу, говорит, я тебя, к бревну привежу и в реку опущу. Но я как такие речи услыишива ево, дак сколь могла бежать убежава да сысдали ему палку показава — вот тебе за такую ругань и за такие неподобные речи палку. Собравса топить, савсем с ума-та сошов. Живет на готовым, хлеб и вариво и картошка — все ему готово. Перво с Галинай и все время ругався, тебя задушить и то ни задушишь, говорит, и со мной тоже само. Про нее говорив, но и так она говорива про него со мной, что обоих он нас убьет. Я сколь видива вперво вижу такова человека, что нихорошай, да еще пока я была на ключе сказава мне напоив ее отравнаи травой. Но я теперь вопще ево сознава — нихорошой, самовольной, завидливой. Спрашивать ни спрашивает: но и так сказав мне: я тебе завидую. Через два месяца все про него сознава, а вот третий месец живу. Была бы возможность чтобы увезли его от меня, уехав бы и нету никакой возможности, да и чтобы болще он ни когда ни проник. И незнаю как Господь велит благополучно мне остаться от него. Сознания нету, могу не могу тебе, говорит, нечево делать пили дрова-та адна, козам корм таскай и коли дрова. А я ему на эти речи сказава, если эдак жить, то ставь свою избу, делай печь и хлеб пеки, и вари про себя. Он тогда мне: а ты живешь ни в своей избе-то, в чюжой. А я ему так сказава: я живу в своей избе, лично нам срублена. Лев Степанович так сказав мне: ни кому ни отдавай ету избу, даже на время и то нивелев отдавать. Вот тогда, как ему ни сдала на счет избы, тогда ругань подняв и в реку топить с бревном меня. Вот убежа от него и письмо решива написать тебе. Приехав самовольно, даже письма не было мне от него (Действительно, откуда он взялся и кто его привез к Агафье? — И.П.Н.). Но так на общее рассуждение напишу, если у меня живет, он и дрова адной пилить и колоть и с корню лес спиливать адной и протче все. Вся управа на адной состоит без помощи, дак тогда зачем он мне нужен такой человек, жить у меня и таким немилосердием содержать себя сироту болну, ни помиловать ничем, никакой помощи ни слелать. Дак Богу неугодной такой человек и добрым людям, а меня-то скоре догонит к концу, Ни какова нету покоя даже до тех пор, когда не знаю, днем солнце редко и день, что увидишь, а ночами звезды не видать. И вот третий месяц такой погоды. Как приехав Иван и все заливо, только одна неделя была без дождя-то. Но еще два случая опишу о себе, два дня была ни в хороших случаях. Пошла на реку, медведя увидава, где воду брать с протокой всередь воды. А на второй день лук полоть става, мокрец все затинува. Гряды полю с корнями чтобы вырвать. Но едак-то полова борозду в между двух гряд — прополова. Глижу у меня змия под руками-то от самой головы до хваста. Дополова тогда увидела ее голова у нок, а хвост-то чють в руки только ни взела я ей. Но когда увидева-то испугавась я ей. Толко молитву сотворива отскочив от неи, она уползла в камни. Но и каждый день етот страх мне приходит на ум. Грешна, недостойна, земля и пепел и перст какой беды. Господь избавив, сохранив, ни коснувась ана мне. Еще Господь за молитвы святых и родителей моих хранит, чтобы Богу моливась за родителей и за всех вообще».

(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});