Северные окраины Петербурга. Лесной, Гражданка, Ручьи, Удельная… - Сергей Глезеров

Историю прежней деревни под названием «Ручьи» ныне продолжает одноименный совхоз, расположенный уже за чертой города, хотя прежде деревня Ручьи находилась совсем в другом месте. Надо отметить, что трасса Гражданской дороги не полностью совпадала с нынешним Гражданским проспектом: после Муринского ручья дорога отклонялась к востоку от нынешней трассы Гражданского проспекта (примерно на 15 градусов) и прямая, как стрела, шла в Мурино, где выходила к нынешнему железнодорожному переезду между станциями Мурино и Девяткино. (Переезд этот появился в 1917 году, когда здесь построили железную дорогу.) Вдоль трассы бывшей дороги до сих пор уцелели стоявшие вдоль нее ивы – их можно увидеть в районе современной Киришской улицы.

…Как уже упоминалось, деревню Ручьи основал на землях своего муринского имения Роман Илларионович Воронцов, переселив сюда крепостных крестьян из других принадлежавших ему имений. Название деревни объяснялось тем, что вблизи нее протекало несколько ручьев, впадавших в Большую Охту. На военно-топографической карте Петербургской губернии 1863 года эти ручьи обозначались под именами Муринского, Лесного, Избушечного, Брагичева и Горелого.

В советские времена дореволюционная крестьянская жизнь, противопоставляемая современной, светлой и счастливой жизни советского села, изображалась лишь в мрачных красках. Неслучайно, в книге, посвященной истории совхоза «Ручьи», жизнь ручьевцев описывалась следующим образом: «Крестьяне деревень Мурино, Ручьи, Малые Лаврики и других являлись крепостными. Обездоленные, доведенные до отчания податями, недоимками и долгами, они были вынуждены мстить: жечь барские усадьбы, с вилами в руках выражать свое недовольство».

В действительности ни в Мурино, ни в Ручьях народных бунтов и крестьянских восстаний почему-то не происходило. Но трудились крестьяне действительно в поте лица. Сеяли в основном овес на корм лошадям, понемногу – рожь и ячмень. Картошку сажали только для собственных нужд.

В пору развития капитализма серьезным источником дохода селян стали отхожие промыслы. Основной же доход местные жители имели от продажи молока. Продавали его нередко перекупщикам, те брали по 7–8 коп. за бутылку, а перепродавали по 10–12 коп. В Мурино, Ручьях и Лавриках часть крестьян занималась заготовкой метел и веников, сбывавшихся в Петербург по 1–1,2 руб. за сотню.

Как сообщалось в одном из путеводителей по петербургским пригородам конца XIX века, в Ручьях в то время насчитывалось 76 домов и 426 жителей. По преимуществу Ручьи – русское поселение. Однако есть данные о том, что с 1865 года в Ручьях селились и немецкие колонисты. Как бы то ни было, по воспоминаниям старожилов Ручьев, в 1930-х годах немецких колонистов в Ручьях почти не было. Ручьевские старожилы вспоминают из местных немецких фамилий только одну – некоего Эргардта.

Бо́льшая часть Ручьев, примерно две трети домов, находилась со стороны Гражданки – до Муринского ручья. Прочая треть деревни Ручьи располагалась после Ручья. По обеим сторонам дороги стояли обычные крестьянские дома с садами и огородами.

Во время коллективизации деревни Ручьи и Рыбацкая вошли в колхоз под названием «Ленинская крепость». Колхоз в Мурино носил имя «Красный маяк», в Новом и Старом Девяткино – «Новая Уртая» («Новый урожай»), а в Больших и Малых Лавриках – «Искра». В семейном архиве бывшего ручьевского жителя Александра Ивановича Боченкова (он после окончания курсов счетоводов в Аничковом дворце поступил на должность счетовода в колхоз «Ленинская крепость») сохранилась уникальная фотография 1932 года, отражающая колхозный быт того времени.

Деревня Ручьи. Торжественный выезд в поле первых бригад колхоза «Ленинская крепость». Фото 1932 года (из семейного архива А.И. Боченкова)

На фотографии запечатлен торжественный выезд в поле только что организованных бригад колхоза. Видны три пары великолепных лошадей, в упряжках с плугами. Всего же таких лошадей, безвозмездно сданных крестьянами в колхоз, по словам Александра Ивановича Боченкова, насчитывалось более двухсот. Через год большинства лошадок не стало: потеря прежнего ухода, отсутствие заботливых кормильцев и конюшен сделали свое дело…

В 1930-х годах название «Ручьи» расширило смысловые границы: так стал именоваться совхоз, созданный в районе железнодорожной станции «Пискаревка». Он появился на основе вышедшего в мае 1930 года постановления Народного комиссариата земледелия об организации вокруг Ленинграда крупных совхозов с овоще-свиноводческим направлением. Находившиеся к тому времени вокруг города десять сельскохозяйственных ферм Ленинградского союза потребительских обществ (ЛСПО), а также около полусотни более мелких коопсельхозов и небольших подсобных хозяйств городских предприятий с трудом справлялись с продовольственным обеспечением Ленинграда.

Одним из новых совхозов и стали «Ручьи», созданные на базе отделения совхоза имени Выборгского райсовета, существовавшего в районе станции «Пискаревка», а также на соседних неосвоенных землях. Центр совхозной усадьбы определили возле железнодорожного разъезда, где развернулось строительство производственных и жилищно-бытовых сооружений. Начались мелиоративные работы по освоению заросших кустарниками и заболоченных земель.

В 1931 году совхоз «Ручьи» еще раз увеличился за счет присоединения к нему отделения совхоза имени Выборгского совета «Пискаревка», а спустя некоторое время в совхоз вошли земли деревень Ручьи и Гражданка. Для работы в новом совхозе требовалось много рабочих рук. Поэтому сюда приехали трудиться жители Ленинграда, где тогда были проблемы с работой, приезжали по «вербовке» люди из южных губерний России и других регионов страны, в том числе много украинцев и белорусов. Многие из них просто спасались от страшного голода, охватившего в те годы отдельные регионы страны.

Первым директором совхоза «Ручьи» стал большевик со стажем Иван Иванович Кудрявцев, прошедший в царское время тюрьму (в 1914 году), участвовавший в Первой мировой и Гражданской войнах. После демобилизации из Красной Армии в 1922 году он поступил на работу на завод «Красный Выборжец», где за девять лет прошел путь от слесаря до заместителя директора по производству. Прежде чем возглавить «Ручьи», Кудрявцев руководил совхозом имени Выборгского райсовета.

В первые три года существования совхоз «Ручьи» располагал лишь тремя десятками лошадей и тремя старыми грузовиками. Только к концу 1932 году удалось получить трактор «Фордзон-путиловец». (Интересная деталь: с начала существования совхоза и до конца 1932 года в нем издавалась собственная газета тиражом в четыреста экземпляров…)

Когда началась война, молодежь допризывного возраста и бездетных женщин отправили на строительство оборонительных рубежей в область, а также на рытье окопов в районе Новой Деревни. Совхоз оказался в очень тяжелом положении: для нужд фронта забрали все исправные трактора, автомашины, а также хороших лошадей. А к концу лета в совхоз хлынула лавина беженцев – в поисках места для проживания и продовольствия.

Вся тяжесть труда в совхозе во время войны легла на плечи женщин. Только девушки учились на курсах трактористов, организованных в начале 1942 года в «Ручьях».

Совхозные плантации в период блокады стали настоящим боевым фронтом: на совхозном поле, для дезинформации противника, построили макет городской нефтебазы, и он не раз становился объектом вражеских бомбардировок. Жертвами налетов стало немало ручьевцев…

Ручьевская география

У петербуржца Александра Алексеевича Иванова в деревне Ручьи жили предки со стороны матери, а в Мурино – со стороны отца, причем родословная и с той, и с другой стороны прослеживается с конца XVIII века. «В Ручьях, вскоре после моста через Муринский ручей, справа от дороги стоял дом моего дедушки Степана Михайловича Исаева, – рассказывает он, – а напротив – дом моего дяди Ивана Степановича Исаева, не вернувшегося с войны. Этот дом был куплен у финнов в Старом Девяткино. Там бревна пронумеровали, дом разобрали и на колхозных телегах с моим участием перевезли в Ручьи, где снова собрали».

По воспоминаниям Александра Иванова, в довоенные годы поддерживались крепкие родственные связи среди сельских жителей. «Наша семья не была исключением, – рассказывает он. – Часто ходили в гости друг к другу. Запомнились неоднократные возвращения с отцом с праздников в Ручьях по пустынной дороге в Мурино. Отец непременно затягивал какую-нибудь песню, а я ему подпевал. При этом отец часто вспоминал, с какой душой исполнялись песни его однополчанами-украинцами в годы его военной службы. Одной из любимых его песен была „Ой при лужку, при лужке“».

Однако довоенная колхозная жизнь не являлась идиллической. Александр Иванов передает воспоминания матери Анастасии Степановны Ивановой, работавшей в 1930-х годах в муринском колхозе «Красный маяк». По всей видимости, условия труда в ручьевской «Ленинской крепости» мало отличались от муринских.