Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Григорий Петрович горячо благодарил профессора и, как был, без пальто, проводил его до машины. Он приятно удивился, когда дня через два снова увидел Карелина, бодро шагающего через двор по направлению к конструкторскому бюро. Еще через два дня Григорию Петровичу понадобился Котельников, но оказалось, что Котельников поехал в институт, к профессору Карелину, делать какое-то сообщение на кафедре.
Тем временем исправленные чертежи были спущены в цех, золотники изготовлены, регулятор собран и испытан. На испытании Григорий Петрович снова увидел профессора. В спецовке и старых, вздувшихся на коленях брюках, Карелин оживленно переговаривался с Котельниковым и стариком Перфильевым.
Григорий Петрович подошел поздороваться. Профессор, как заправский металлист, подобрал к ладони замасленные пальцы и подставил для пожатия запястье.
— Блестяще работает? — спросил Григорий Петрович, с нежностью оглядывая регулятор, доставивший столько мучений.
— Кто? — невпопад переспросил профессор, тут же понял, улыбнулся и пробормотал: — Да, ничего, хорошо.
Он ушел с Котельниковым, не дождавшись конца испытаний.
Регулятор установили на место.
Григорий Петрович не мог нарадоваться, сборщики работали с праздничными лицами, да и все рабочие цеха, проходя мимо стенда, неизменно задерживали взгляд на затейливой надстройке, на сверкающих колонках «минаретов», — стоят!
А вечером главный инженер зашел в кабинет директора и утомленно сказал, как бы продолжая разговор:
— Обидно все-таки, что додумались так поздно и первоклассная машина пойдет с несовершенным регулированием.
— Да вы что, Дмитрий Иванович?!
В кабинете было по-вечернему сумрачно. Григорий Петрович включил свет, чтобы разглядеть лицо Алексеева. Алексеев сощурился и упрямо повторил:
— Да, отсталое, несовершенное регулирование на машине-красавице! Очень обидно!
— Позвольте! Общепризнано, что более совершенных машин ни у нас, ни за границей нет. Проект вызвал не только одобрение, но и восхищение... Была промашка с этими «окнами», но ее исправили... Профессор Карелин — самый крупный специалист в этих вопросах...
— Да, — подтвердил Алексеев. — Именно в содружестве с ним Котельников разработал совсем новую схему регулирования. Схему более простую и красивую, более прогрессивную и безотказную!
Он подождал вопросов, не дождался, и сказал с необычной для него твердостью:
— На следующих трех машинах придется регулятор ставить новый.
— Но предварительное испытание прошло блестяще! — воскликнул Немиров, защищаясь от нового осложнения. — Да что они, шутки со мною шутят?
Алексеев вздохнул и промолчал.
— Вы познакомились с этой их... выдумкой?..
— Да! — сразу оживился Алексеев. — Да, Григорий Петрович! И что же будешь делать, когда техническая мысль не стоит на месте! Новая схема оригинальна и проста, как все гениальное.
— Уж и гениальное! — проворчал Немиров и, как-то странно посмотрев на Алексеева, рассеянно сказал: — Ну ладно, об этом успеем.
Он начал складывать и убирать в ящики стола накопившиеся за день бумаги, привычной возней смиряя волнение.
Алексеев неподвижно сидел в кресле, грузный, обмякший, давая отдых всему своему большому телу, раз выпала нечаянная минутка. Ему не нужно было ни спорить, ни выслушивать возражения или сомнения. Он понимал и жесткую неумолимость сроков, и рискованность переделки «на ходу» одного из ответственнейших узлов машины, и материальные осложнения... Все, что мог возразить директор, Алексеев уже сказал себе прежде, чем прийти сюда.
— Черт возьми, мы не опытная лаборатория, не научно-исследовательский институт, а завод! — с раздражением сказал Немиров, захлопывая ящики, и вскочил с юношеской легкостью: — А в общем, утро вечера мудренее!
Выйдя во двор, в полумрак тихого, непривычно теплого весеннего вечера, он увидел освещенные окна конструкторского бюро и свернул на приветливый огонек.
Небольшой дом, окруженный молодыми деревцами, стоял в конце главной внутризаводской аллеи, протянувшейся на добрый километр. Глаз издали примечал белые матовые плафоны и зеленые колпачки настольных ламп. От домика веяло сосредоточенной тишиной, которую подчеркивала грохочущая неподалеку жизнь производственных корпусов.
«А ведь одного от другого уже не отделишь», — сказал себе Немиров, и завод представился ему не таким, каким он ощущал его обычно — хорошо изученным, до конца понятным производством, — нет, сейчас он представился вечно меняющимся и движущимся, насыщенным огромной внутренней работой обновления и роста.
Внезапная мысль, мелькнувшая еще во время разговора с Алексеевым, вернулась и заставила Немирова замедлить шаги. Жизнь все время вмешивается, понукает, и с прежними соображениями хозяйственника не проживешь — куда там! Был у недальновидных директоров такой идеал — хорошо освоенная продукция неизменного типа... А сейчас и не заговоришь об этом: засмеют! Выпускаешь великолепные машины, да еще в этакие сроки, — и все равно: тянись выше, совершенствуй... Пусть над тобой висит план, себестоимость... ан нет, выкручивайся и умей делать так, чтоб и одно и другое совместить! Черт возьми, этот злосчастный регулятор вдруг поднял кучу вопросов. Где-то они назревали, беспокоили, а тут все сразу вылезли наружу. Формула ясна — технический прогресс. И суть проста: было три центра — наука, конструкторы, производство. Сблизились, сцепились, требовательно воздействуют друг на друга. Складывается новая традиция. Слово для нее найдено теплое, радостное — содружество. И ты, директор, со своими промфинпланами, лимитами, обязательствами, сроками, никуда от этого не денешься.
Он остановился один на полутемной аллее и сам себе до конца уяснил: весь смысл содружества в том, чтобы время между рождением новой идеи и ее воплощением в металле сократить. «Значит, моя задача — сделать так, чтобы оно сокращалось максимально быстро. Чтобы весь путь технического прогресса — от кабинета ученого до станка рабочего — был упрощен и облегчен».
— Так, так, — пробормотал он и тут же вздохнул: — Это прекрасно, но попробуй-ка не сдать турбины в срок!
Как он и ожидал, все работники, занимающиеся регулятором, были на местах. На подоконнике лежали свёртки с булками и разной снедью — верный признак того, что люди приготовились к ночному бдению. А в кабинете рядом с Котельниковым сидел Карелин. Белый ежик профессора и густые, спутанные волосы главного конструктора дружно склонились над чертежом.
Обе головы разом поднялись, две пары глаз выжидательно уставились на вошедшего.
— Ну, рассказывайте, что вы тут надумали, «все вверх дном», — сказал Немиров, мимоходом сжал руку профессора и подсел к чертежу. — Только терминологией не оглушайте, я в регулировании не специалист.
Признание далось ему нелегко, он не любил показывать, что знает что-либо хуже других. Но сейчас ему было необходимо подробное и понятное объяснение существа нового проекта, иначе — как принимать решение? Можно созвать технический совет и авторитетно руководить заседанием, нащупывая в разноголосице мнений наиболее здравую точку зрения. Но разве это заменит собственную убежденность, вот это алексеевское «оригинально и просто, как все гениальное»?
Котельников затребовал старую схему, приколол ее рядом с новой. Он объяснял толково и строго, будто читал лекцию, и только порой горячая интонация, не соответствовавшая сухости технических понятий, выдавала его влюбленность в новый проект.
Немиров слушал и вглядывался в лежавшие перед ним схемы, стараясь уловить преимущества нового регулятора. Но он слишком плохо разбирался в технике регулирования, чтобы понять это. Зато опытный глаз инженера приметил внешнее изменение многих деталей.
— Интересно, — скупо одобрил он, дослушав объяснения, и спросил, насколько значительны будут перемены в деталях, могут ли быть использованы уже изготовленные детали и уже отлитые заготовки.
— Кое-что, — осторожно ответил Котельников.
— Что ж, готовьтесь доложить на техническом совете. Тогда и решим.
Машина ждала у подъезда. Он сел в нее и закурил, хотя обещал Клаве не курить на свежем воздухе.
— В Дом культуры, — сказал он удивленному Косте.
Техническая библиотека была уже закрыта, но ему удалось перехватить у выхода библиотекаршу. Сухонькая женщина с гладко зачесанными седыми волосами без возражений взяла у вахтера ключ, открыла библиотеку и молча достала каталоги.
— Все, что у вас есть по регулированию турбин, — сказал Григорий Петрович.
— А-а! — протянула она, бросив на директора любопытный взгляд, и, отложив каталоги, стала перебирать читательские карточки. Вынув одну, пробежала глазами недавние записи и пошла собирать журналы и книги. Читать приходилось «вверх ногами», но Григорий Петрович все-таки разобрал фамилию читателя — Полозов.
- Иначе жить не стоит. Часть третья - Вера Кетлинская - Советская классическая проза
- Красные и белые. На краю океана - Андрей Игнатьевич Алдан-Семенов - Историческая проза / Советская классическая проза
- Ставка на совесть - Юрий Пронякин - Советская классическая проза
- Селенга - Анатолий Кузнецов - Советская классическая проза
- Горячий снег - Юрий Васильевич Бондарев - Советская классическая проза
- Горячий снег - Юрий Бондарев - Советская классическая проза
- Белые одежды - Владимир Дудинцев - Советская классическая проза
- Мариупольская комедия - Владимир Кораблинов - Советская классическая проза
- Дом среди сосен - Анатолий Злобин - Советская классическая проза
- Вера, Надежда, Любовь - Николай Михайлович Ершов - Советская классическая проза