Москва Норд-Ост - Анджей Зауха

В СИЗО Яха провела неделю. За это время ее никто не допрашивал, вообще никто ею не занимался, хотя она ежедневно просила о встрече со следователем. О лечении не было и речи, хоть чеченка находилась на грани жизни и смерти. Спасли ее друзья, которые по знакомству и при помощи блестящего адвоката добились встречи с соответствующим прокурором и доказали, что Яха не имеет с терроризмом ничего общего.

Несерчаева живет в Москве, но, сломленная болезнью и страшными переживаниями, не захотела возвращаться к событиям конца октября 2002 года. Отказалась встречаться со мной.

Очередным пойманным «сообщником террористов» оказался журналист телевидения «Лидер ТВ» из Азербайджана Нариман Мехтиев. Он прилетел в Москву со своим оператором в пятницу вечером, за десять часов до штурма. Как все азербайджанцы, Мехтиев - смуглый брюнет, что само по себе уже подозрительно. Кроме того, он почти беспрерывно разговаривал по мобильному телефону на чужом языке. Это не могло не вызвать подозрений. После штурма к нему подошла милиция и люди в штатском, кто-то показал на него пальцем, и, не успел Мехтиев сказать, что он журналист, ему натянули на голову мешок и провели так метров сто, вероятно в оперативный штаб. После обыска его подвергли семичасовому допросу. Не помогли вмешательства ни посольства, ни руководства телевидения «Лидер ТВ». Выпустили его только во второй половине дня.

Был еще один человек, помогающий, как посчитало ФСБ деятельности Бараева и его людей. Его арестовали в группе иностранных журналистов еще до штурма, а российские службы безопасности засекли его по сигналу сотового телефона.

Чеченец Заурбек Талхигов, о котором я уже писал раньше, с 1999 года жил в Петербурге, где занимался торговлей. В Москву приехал подписывать контракт на поставки мяса, а в окрестностях театрального центра появился после того, как Асланбек Аслаханов призвал чеченцев прибыть к театру и предложить себя вместо заложников. Талхигов покрутился среди журналистов и родственников заложников, потом подошел к группе голландских журналистов, среди которых был Олег Жиров. Голландский бизнесмен украинского происхождения приехал в Москву на несколько дней с женой и сыном. Они собирались пойти на мюзикл вместе, но в последний момент Олег был приглашен на важную встречу и вынужден был отказаться. Его жена Наталия Жирова и четырнадцатилетний сын Дмитрий попали в руки террористов. Жиров заметил Талхигова, который внешне напомнил ему армейского друга. Спросил, чеченец ли он, и попросил о помощи - позвонил на мобильный жене, а когда телефон взял один из террористов, отдал свою трубку Заурбеку. Трудно сказать, о чем они разговаривали, - разговор шел по-чеченски. Талхигов провел семь-восемь разговоров, пробуя, как он утверждает, убедить террористов отпустить жену и сына Жирова. По словам журналистов, он помогал и сотрудникам ФСБ в контактах с террористами. Несмотря на это, его арестовали, так как, по официальной версии, он передавал террористам информацию относительно количества милиции, размещения снайперов и бронетранспортеров вокруг театра, а также «координировал действия террористов внутри здания».

Не удалось ему вытащить оттуда ни одного заложника. Наталия Жирова погибла во время штурма.

Во время процесса прокуратура представила одну из пленок, на которой обвиняемый рассказывает о снайперах и БТРах. Две другие записи, где, по утверждению свидетелей, Талхигов вступается за жену Жирова и пытается договориться с террористами, были уничтожены как несущественные. Процесс был закрытым, без участия журналистов. В суде первой инстанции Талхиров был приговорен к восьми с половиной годам колонии. Приговор был оглашен 20 июня 2003 года, 9 сентября был поддержан Верховным судом и получил законную силу. Адвокаты заявили об апелляции в Европейский Суд по правам человека в Страсбурге. По мнению депутата Асланбека Аслаханова, Талхигов сыграл роль козла отпущения.

До средины сентября 2003 года это был единственный осужденный за соучастие в террористическом акте на Дубровке.

Суббота, 26 октября 2002 года, 21.00

Заканчивался один из страшнейших дней в современной истории России. Начался он с рискованного штурма спецподразделений, потом была трагическая спасательная операция, автобусы и машины скорой помощи, перевозящие людей в бессознательном состоянии в больницы, тысячи отчаявшихся родственников, разыскивающих своих близких, живых или мертвых. Всему этому сопутствовало бездушное безразличие чиновников и политиков.

Именно в такой момент президент Владимир Путин впервые с начала кризиса обратился к народу. Большинство заложников были не в состоянии его услышать, поскольку многие не пришли в себя, а остальные и так не имели возможности смотреть телевизор в московских больницах. Несмотря на то, что несколько часов назад уже стемнело, перед больницами клубились толпы людей, пытающихся получить хоть какой-нибудь обрывок информации о своих близких.

Вот что сказал президент в такой момент:

«Дорогие соотечественники!

В эти дни мы вместе пережили страшное испытание. Все наши мысли были о людях, оказавшихся в руках вооруженных подонков. Мы надеялись на освобождение попавших в беду, но каждый из нас понимал, что надо быть готовыми к самому худшему.

Сегодня рано утром проведена операция по освобождению заложников. Удалось сделать почти невозможное - спасти жизни сотен, сотен людей. Мы доказали, что Россию нельзя поставить на колени.

Но сейчас я прежде всего хочу обратиться к родным и близким тех, кто погиб.

Мы не смогли спасти всех. Простите нас. Память о погибших должна нас объединить.

Благодарю всех граждан России за выдержку и единство. Особая благодарность всем, кто участвовал в освобождении людей. Прежде всего сотрудникам спецподразделений, которые без колебаний, рискуя собственной жизнью, боролись за спасение людей.

Мы признательны и нашим друзьям во всем мире за моральную и практическую поддержку в борьбе с общим врагом. Этот враг силен и опасен, бесчеловечен и жесток. Это - международный терроризм. Пока он не побежден, нигде в мире люди не могут чувствовать себя в безопасности. Но он должен быть побежден. И будет побежден.

Сегодня в больнице я разговаривал с одним из пострадавших. Он сказал: "Страшно не было - была уверенность, что будущего у террористов все равно нет".

И это - правда. У них нет будущего. А у нас - есть.»

Тогда, в субботний вечер, несколько часов после штурма, когда я слушал это обращение, мне казалось, что это прекрасное выступление - великолепно написанное, великолепно прочитанное. Для меня главным было то, что президент извинялся, в первый и пока что в последний раз за свое пребывание на посту в Кремле. Раньше он не просил прощения за катастрофу атомной подводной лодки «Курск», не каялся за войну в Чечне, а в тот вечер - извинился. Однако я только значительно позже понял, что это не были искренние извинения, они просто должны были увеличить его популярность в глазах тех россиян, которые живут далеко от Москвы и драму заложников видели только глазами проправительственных журналистов.

Люди, потерявшие в театре своих близких, просто не слышали этого выступления, им было не до телевидения и президента.

- Я никогда не слышала, чтобы он просил прощения, - говорит учительница Виктория Кругликова. - Столько раз раздавл потом медали и награды, даже встречался с детьми, игравшими в «Норд-Осте», но никогда не пригласил к себе тех, кто потерял там близких, и не попросил прощения. Никогда не сказал: «Вы попали на войну, мы хотели вас спасти, но не смогли». Моя сестра Ирина говорит, что для наших властей - мы темная, бесформенная масса. Спросите сегодня Путина, кто там погиб, - он не сможет вам ответить. Я думаю, что нас - и нас, и чеченцев - власти впутали в какую-то странную интригу, которой мы не понимаем. Может, наше правительство должно было доказать всему миру, что у нас есть терроризм, такой, как за границей, а может, показать, что война в Чечне неизбежна, и устроить кровавую бойню? Я уверена, что спецслужбы знали о том, что что-то готовится. Не могла же такая большая группа вооруженных до зубов людей с пудами взрывчатки так спокойно пробраться в центр Москвы. А значит, их впустили!

Во время Второй мировой войны, когда гитлеровские дивизии подошли к столице, говорили: «Велика Россия, но отступать некуда - за нами Москва!» И люди гибли, чтоб не допустить врага в сердце нашей Родины. А теперь вдруг оказалось, что в самом центре террористы убивают людей. Это как ужасный сердечный приступ всей страны.

Больше всего у меня претензий к президенту, ведь он должен нас защищать, раз мы его все выбирали. Он не только не справился с этой святой своей обязанностью, он сделал все наоборот: неизвестно во имя чего, так просто, убил нас.

После этой операции мне было стыдно, что я россиянка! Я даже хотела отказаться от гражданства, не хотела быть частью этого народа. Но не сделала этого. Ярослав погиб, а ведь он был россиянином. Я не могу его предать.