Красные курганы - Валерий Елманов

– Что успеем? – не понял Ярослав.

– За стенами отсидеться, – пояснила Ростислава. – А там и Константин придет с ратями. Уж он-то им спуску не даст, – и пригрозила: – Если сам не выпустишь, то киевляне подсобят, но тогда уже не надейся на его милость, – а в довершение еще и припечатала веско: – Вспомни Всеслава Полоцкого![160] Хотела-то она как лучше сделать, думала, что этим напоминанием поторопит мужа с решением и он испугается, а получилось…

В первую очередь Ярослава возмутила та уверенность, с которой княгиня заявила, будто рязанец непременно побьет татар. Значит, все те, что под Калкой были, – воробьи бесхвостые, включая его самого, а он – орел.

Во вторую же – мысль о киевлянах в голову запала. В городе и впрямь стало неспокойно. Некоторые жители уже спешили отплыть куда подальше, продавая задешево все имущество, лишь бы избавиться от лишнего груза. Но это те, кого здесь ничто не держало, они-то как раз были не опасны. Угроза таилась в других, в тех, кому придется отбиваться от степных орд. Крамольные разговоры среди них уже ходили, а от разговора и к делу перейти недолго.

Ярослав и без напоминания Ростиславы хорошо помнил о том, что случилось с Всеславом Полоцким. Сыновья Ярослава Мудрого, которые приходились Всеславу двухродными стрыями, захватили его обманом, когда он, не подозревая подлости, приехал к ним на переговоры в Смоленск. Захватили, привезли пленника в Киев и посадили в поруб. Год он там просидел. Потом же, когда половцы разбили киевского князя Изяслава и подступили к городу, жители по бревнышку разметали тот поруб, освободили Всеслава и усадили его в Киеве на великое княжение.

Говорят, события повторяются. Может быть. Во всяком случае, эта старая история и впрямь походила на нынешнюю. Только в этот раз все было гораздо хуже, потому что Мстислава Романовича не надо даже сгонять с престола – об этом позаботились монголы, отправив его на тот свет. Сейчас в Киеве отцовский стол занял его сын Андрей, но с него, если замятня начнется, – проку мало. Уж больно он робок и нерешителен.

«Эдак я и не доживу до светлого дня, – мрачно подумал Ярослав. – Ну уж нет. Погоди, проклятый. Вначале ты сдохнешь, а уж потом пусть будет так, как господь рассудит».

Свою ошибку Ростислава поняла сразу. Достаточно было заглянуть мужу в глаза, в которых черным вороном затаилась смерть. Заглянула, прочла и в страхе отшатнулась, кляня себя на чем свет стоит за неосторожные слова. Однако говорить Ярославу ничего не стала – уж больно закаменело его лицо. Таким оно было, когда он после бегства из-под Липицы приказал умертвить ни в чем не повинных новгородских купцов. Тогда Ростислава поглупее была – встряла, а что толку. Кроме синяка на левой скуле так ничего и не добилась.

«Все равно раньше ночи он никого в поруб не пошлет, – рассудила здраво. – Значит, время есть».

Времени ей и впрямь хватило. Она и записку успела написать с остережением, и нож метнуть, пока верная Вейка стражникам зубы заговаривала. Даже сама чуток возгордилась – с первого раза в узкую щель ухитрилась попасть. Правда, и расстояние было в сажень, не больше, но все равно приятно.

Дверь поруба на этот раз отворилась в неурочное время. Если бы не проржавевшие петли, которые в очередной раз неистово взвизгнули, то Константин не успел бы спрятать недавний подарок, а так у него вполне хватило времени на то, чтобы засунуть его под соломенный тюфяк.

«Что это? Освободить пришли или…»

Додумывать князю не хотелось, но пришлось. Да и незачем себя обманывать. Освобождают при свете солнца, убивают – при луне. Исстари так повелось. К тому же люди с такими страшными и глумливыми рожами никого не освобождают. Первый из вошедших и вовсе удивительным образом смахивал на длиннорукую гориллу, особенно своей нижней челюстью, резко выпяченной вперед, и лбом, скошенным назад чуть ли не по диагонали.

Второй был симпатичнее, хотя и ненамного. В руках он держал толстую свечу. Оба были без кольчуг, зато с мечами.

Лезть под тюфяк за ножом Константин не спешил, просто уселся так, чтобы он был рядом – только руку сунь и все. Чуть дрожащими от волнения пальцами расстегнул пуговицу на вороте рубахи, чтоб ничто не стесняло движений. Ну, кажется все. Осталось улучить момент.

Но вошедшие рассудили иначе.

– Испугался, – насмешливо протянул похожий на гориллу. – Не боись. Наш князь с тобой словом перемолвиться хочет.

Константин присмотрелся и только теперь увидел третью фигуру, чернеющую на фоне дверного проема. Сразу после слов ратника этот человек пошевелился и тяжело ступил вперед. Сомнений не осталось – это был Ярослав.

– А почему ночью? – спросил Константин.

Призрачная надежда на лучшее почти погасла в его душе. Про себя он уже мрачно прикидывал, что если и сможет кого-то утащить с собой на тот свет, то одного, не больше, да и то за счет неожиданности. Ну не мастак он был драться на ножах.

– Не спится, потому и ночью, – коротко отрезал Ярослав, продолжающий медленно спускаться по ступенькам.

Поступь его была неуверенной, будто он только-только начал вставать на ноги после тяжелой болезни. Однако когда один из дружинников захотел поддержать его за локоть, Ярослав с силой вырвал руку и сердито буркнул:

– Сам.

Дойдя до стола, он с видимым облегчением тяжело облокотился на него и столь же осторожно, как и шел, опустился на лавку, молча уставившись на своего врага.

– Несладко тебе пришлось, – заметил Константин, указывая глазами на рубаху, выпячивающуюся от обилия повязок.

– Лучше о себе помысли, – раздраженно ответил тот.

Пауза длилась с минуту, наконец гость соизволил разжать рот.

– Гадаешь, поди, за каким лядом я к тебе явился? – криво усмехнулся он.

Гадать, зачем Ярослав пришел в столь неурочный час, можно было до бесконечности, однако Константин этим заниматься не собирался, резонно рассудив, что ему и так все скажут. Ни к чему ночному гостю хитрить перед беззащитным узником.

Говорить об этом вслух он, правда, не стал, напротив, решил подтвердить:

– И впрямь ума не приложу, к чему это ты вдруг тут появился.

– Проститься пришел, – пояснил его собеседник. – А то худо мне, – честно сознался он. – Сдается, что долго не протяну. Басурманские сабли бьют посильнее рязанских мечей, – не преминул он намекнуть на свои предыдущие раны. – А ты поближе ко мне сесть не хошь? – спросил он, указывая на лавку, стоящую с другой стороны стола.

– А мне и тут хорошо, – спокойно ответил Константин.

– Спужался, – удовлетворенно протянул Ярослав.

– Думай как хочешь, – вновь не стал спорить рязанский князь. – Но, судя по твоим людям, скорее ты меня боишься.

Ярослав с видимым усилием расправил плечи и грозно посмотрел на дружинников, которые продолжали стоять возле ступенек.

– Ну! – рыкнул он грозно, и они нехотя подались к выходу.

– Мы у самой двери будем, – предупредил один из них. – Ежели что, так мигом поспеем.

И непонятно было, кому адресованы эти слова. То ли Константину, чтоб не думал дергаться попусту, то ли самому Ярославу. Впрочем, это не важно.

– Токмо ты ликовать не торопись насчет моей смерти, – предупредил Ярослав, недобро ухмыляясь.

– А я и не думал, – вздохнул Константин.

– Правильно, – одобрил Ярослав. – Потому как тебе на тризне погулять не удастся. Не ведаю уж, когда именно моя душа с телом расстанется, зато точно знаю, что тебе и до завтрашнего утра дожить не суждено.

– Значит, сдохни ты сегодня, а я завтра, – подытожил Константин и уточнил: – Это ты так решил?

– А то кто же, – спокойно откликнулся Ярослав. – Вот перемолвлюсь с тобой словечком напоследок, да и приступят мои вои, помолясь.

– В таком деле молиться… – задумчиво протянул рязанский князь и полюбопытствовал: – Это каким же богам?

– Да не важно, – небрежно отмахнулся Ярослав. – У моего Кулеки один бог в душе – я. Вот как повелю, так он и сделает. Может и вовсе без молитвы тебя порешить.

– А я ведь тебе под Коломной жизнь оставил, – напомнил Константин.

– Ну и дурак, – спокойно ответил Ярослав.

– Знаю, злобствуешь ты на меня за то, что я княжество у тебя отнял, – продолжал Константин. – Что ж, могу обратно вернуть.

– Все грады? – уточнил Ярослав. – И Владимир с Ростовом, и Суздаль с…

– Их не могу, извини, – перебил рязанский князь. – К тому же они никогда твоими и не были. А вот Переяславль отдам.

– Ишь ты, – подивился Ярослав. – А ты скупердяй, оказывается. Речь о твоей жизни идет, а ты одним городом отделаться захотел.

– Ты же знаешь, я свое слово держать привык. То, что обещаю, и впрямь верну, если ты мне дашь свободу. Остальное… – Константин даже не стал договаривать – и без того все понятно.

– Думаешь, будто княжич Святослав сумеет все без тебя удержать? – усмехнулся Ярослав. – Напрасно. Не станет тебя, и все отчины без твоего дарения моими станут.