Мертвая комната - Уилки Коллинз

Розамонда сразу же узнала мелодию.

– Вы, конечно, извините меня, что я развлекал себя музыкой в ваше отсутствие. Эта шкатулка, госпожа, единственный старый друг, оставшийся у меня. Божественный Моцарт, король всех композиторов, какие только жили на свете, собственноручно подарил его моему брату еще в то время, когда Макс учился в музыкальной школе в Вене. С тех пор как моя племянница оставила меня в Корнуолле, у меня недоставало духу послушать Моцарта. Теперь, когда вы делаете меня счастливым человеком, я опять жажду слышать эти тоненькие звуки, отрадные моему сердцу. Но довольно толковать о нем, – заключил старик, пряча ящик в кожаный футляр, который Розамонда заметила еще в Портдженнской Башне. – Позвольте мне скорее узнать, встретились ли вы с доктором?

Розамонда пересказала ему разговор Леонарда с доктором. Затем, после предварительных предостережений, она начала инструктировать старика, как лучше раскрыть тайну племяннице. Она сказала ему, что сначала нужно изложить обстоятельства, связанные с этим, не как события, которые действительно произошли, а как события, которые можно предположить. Она вложила в его уста слова самые простые и немногочисленные. Внушила ему, что важно, чтобы Сара не забывала, что открытие тайны не пробудило ни одного горького чувства, ни одной плохой мысли по отношению к ней ни в самой Розамонде, ни в ее муже.

Дядя Джозеф слушал с невозмутимым вниманием, потом встал с места, пристально посмотрел на Розамонду, и уловил на ее лице выражение тревоги и сомнения, которые он справедливо отнес на свой счет.

– Прежде чем уйти, я хотел бы удостовериться, что ничего не забуду, – сказал он очень серьезно. – Послушайте, пожалуйста, послушайте. Я повторю все, что вы мне говорили.

Стоя перед Розамондой в странной и трогательной позе, напоминавшей давно прошедшие дни его детства, когда он отвечал первые уроки на коленях у матери, дядя Джозеф повторял от начала до конца данные ему наставления с точностью до слова. Поразительная память для человека его возраста.

– Все ли я упомянул, как следовало? – спросил он, когда подошел к концу. – И могу ли я теперь передать новости Саре?

Но ему пришлось еще немного задержаться, пока Розамонда и ее муж совещались, как лучше и безопаснее всего объявить Саре об их присутствии в Лондоне.

После некоторого раздумья Леонард попросил жену предъявить документ, который утром составил адвокат, и написать под его диктовку несколько строк на чистом листе бумаги. Он хотел, чтобы миссис Джазеф прочитала документ и поставила подпись, если признает все написанное в нем верным. Леонард попросил отдать бумаги старику и объяснил, что он должен с ней сделать:

– Когда вы сообщите племяннице, что тайна раскрыта, дадите ей время прийти в себя и ответите на ее вопросы обо мне и моей жене, передайте ей эту бумагу и попросите прочесть. Независимо от того, согласится она подписать ее или нет, она обязательно поинтересуется, как вы ее получили. Скажите, что получили ее от миссис Фрэнкленд – и именно «получили», чтобы она подумала, что ее прислали вам из Портдженны по почте. Если она подпишет заявление и будет не слишком взволнована после этого, тогда скажите ей, что моя жена дала вам бумагу своими руками, и что она сейчас в Лондоне…

– И с большим нетерпением ожидает встречи с ней, – прибавила Розамонда. – У вас же прекрасная память, и, уверена, этих слов вы тоже не забудете.

Маленький комплимент его способностям заставил дядю Джозефа раскраснеться от удовольствия. Пообещав оправдать оказанное ему доверие и пообещав вернуться и избавить миссис Фрэнкленд от всех тревог до конца дня, он отправился выполнять судьбоносное поручение.

Розамонда наблюдала из окна, как проворно легкая фигурка старика пробирается среди толпы на тротуаре, пока не скрылась из виду. Как весело лился ясный, солнечный свет на веселую суету улицы! Великий город грелся в летней славе дня, пульс его бился живо и сильно, и мириады его голосов шептали о надежде!

Глава III

Рассказ о прошлом

День прошел, наступил вечер, а дядя Джозеф все не возвращался.

Около семи часов няня позвала хозяйку, сообщив ей, что ребенок проснулся и капризничает. Успокоив сына, Розамонда забрала его в гостиную, предоставив няне свободный час после выполнения дневных обязанностей.

– Мне не нравится быть вдали от тебя, Ленни, в это тревожное время, – сказала она, когда вернулась к мужу. – Поэтому я принесла ребенка сюда. Вряд ли он доставит нам хлопот. Да и заботясь о нем, я отвлекаюсь от беспокойства.

Часы на каминной полке пробили половину восьмого. Розамонда, глядя в окно, все глубже погружалась в свои тревожные мысли. Экипажи за окном следовали один за другим – горожане спешили кто в оперу, кто на ужин. Торговцы выкрикивали заголовки новостей, держа под мышкой выпуски вечерних газет. Люди, весь день простоявшие за прилавками, вышли на улицу, чтобы глотнуть свежего воздуха. Рабочие, кто по одиночке, а кто шумными группками, устало шли домой. Бездельники, закончившие ужин, прикуривали сигары и осматривались по сторонам, не зная, куда бы теперь отправиться. Это был как раз тот переходный час, когда дневная уличная жизнь почти закончилась, а ночная еще не началась. И как раз в этот час открылась дверь комнаты. Розамонда тут же подняла глаза от спящего на ее коленях ребенка и увидела, что дядя Джозеф наконец-то вернулся.

Он вошел молча. В руках у него было заявление, которое он брал с собой по просьбе мистера Фрэнкленда. Розамонда заметила, что лицо старика будто постарело за несколько часов его отсутствия. Он подошел к ней и, все также не говоря ни слова, положил дрожащий палец на лист бумаги и держал ее так, что Розамонда могла посмотреть на нужную строку, не вставая с кресла.

Молчание старика и перемена в лице поразили Розамонду. Наконец, собравшись с силами и не обращая внимания на бумагу, она прошептала:

– Вы все ей рассказали?

– Вот ответ на ваш вопрос, – сказал он, не отрывая палец от листа. – Смотрите! Здесь ее имя, написанное ее собственной рукой.

Розамонда взглянула на лист. Действительно, на нем стояла подпись: С. Джазеф, а под ней пояснение в скобках: Ранее Сара Лисон.

– Отчего же вы молчите?! – воскликнула Розамонда, глядя на старика с нарастающей тревогой. – Отчего вы не говорите нам, как она приняла это известие?

– Ох, не спрашивайте, не спрашивайте меня, – ответил он, отпрянув от протянутой к нему руки Розамонды. – Я ничего не забыл. Я сказал все, что вы поручили. И слова мои шли к истине долгой дорогой, но вот лицо мое избрало кратчайший путь. Умоляю вас, из сострадания ко мне, не