Сопротивление материалов - Владимир Лавров

Начальник охраны почтительно замолк. Чего стоят его неприятности в случае гибели Президента по сравнению с проблемами первого лица?

Проводив старого друга, президент отвернулся и стал смотреть в окно. Он уйдёт в легенду. Это единственное, что ему осталось. Он пытался построить праведную Америку. Это при его власти было снято разделение на белых и цветных американцев, иногда военные даже были вынуждены сопровождать чернокожих детей в общие школы — расизму надо было положить конец. Это при его власти Америка поверила, что жизнь может быть чем-то другим, кроме взаимного грабежа, что можно жить дружелюбием и равноправием. Это при его власти государство попыталось вернуть себе право на контроль за своими деньгами — когда-нибудь, когда ФРС доведёт весь мир до финансового кризиса, об этом вспомнят. Ему есть, чем оправдаться перед Богом. И хоть теперь прекратятся эти боли в спине — последствия ранения в годы войны…

В этот момент щелкнул затвор фотоаппарата — это была та, кого все называли "мамарацци". Патриарх, точнее, матрона всех журналистов — фотографов, способная без мыла пролезть в любые щели самых охраняемых помещений даже при её нетонокой комплекции. Он уже представлял, какая фотка у неё получится — он у окна, плечи опущены, сам сгорблен, вид преунылейший. Президент не стал ругаться — обернулся, слегка улыбнулся. На лице у матроны отразился шок — она поняла, о чём думал тридцать пятый Президент Соединённых Штатов.

22 ноября 1963 года на улицах Далласа прозвучали два выстрела. Оба были смертельными.

Где-то далеко в своей берлоге завыл Говард Хьюз. Он-то понимал, что со смертью этого президента той Америки, которую он любил — Америки сильных, решительных промышленников, — больше не будет, а будет только гниль финансовых спекуляций и политических интриг. Его люди только руками разводили в ответ на упрёки хозяина — они охраняли президента на всём пути, для того, чтобы охранять президента плотнее, пришлось бы перебить его охрану. Но как сохранить того, кто не хочет, чтобы его сохранили?

Глава 29. Победа через поражение

В редкие минуты свободы от срочных дел Александр пытался сформировать облик новой созидающей идеологии — той, которая будет востребована после того, как слова "демократия" и "коммунизм" будут дискредитированы банкирами США и монархистами в СССР. Получалось плохо.

Раз за разом он прогонял в уме то, что им говорили на первых курсах про добро и про заколдовывание немагов, но каждый раз попадал в одну и ту же колею, которая ему совсем не нравилась. Он вспоминал слова профессора Сазоновой: "Мы считаем, что человеку должно стремиться к тому, чтобы сделать себя и весь окружающий мир счастливее и совершеннее. Человек — единственное из всех известных нам живых существ, которое способно построить модель идеального мира в своем сознании, а затем изменять реальный мир в соответствии с этой идеей". Это было похоже на правду, но Александр чувствовал, что где-то тут таится большая недосказанность.

Он почувствовал эту недосказанность ещё тогда, на первом курсе, и периодически принимался обдумывать проблему, но никак не мог выбраться из одной и той же последовательности рассуждений: "Если человеку хорошо стремиться к тому, чтобы сделать себя и весь окружающий мир счастливее и совершеннее, то это следует, что всем стоит стремиться к улучшению своего мира. Тогда каждый должен делать так, чтобы всем остальным жить стало хорошо. А в каком случае всем остальным жить станет хорошо? Если каждый из них будет иметь хотя бы минимальный набор ресурсов для выживания и возможность бороться за то, чтобы всем остальным стало лучше". Тут наблюдался явный логический парадокс, бесконечная зацикленная петля, и Александр, походив по ней некоторое время, бросал эти рассуждения, чтобы приняться за них снова через день — два.

В декабре 1951 года, когда он в очередной раз по своему обыкновению сидел на козелках перед сарайчиком и смотрел на огонь костра, ему совершенно неожиданно пришла в голову идея: "А почему бы не сказать, что каждый в мире должен заниматься тем, что ему больше всего нравится?". В первый секунды такая постановка вопроса вызвала в нём протест: представился мир, полный самодовольных эгоистов. Но затем привычный к парадоксальному мышлению разум профессионального волшебника взвыл на повышенных оборотах и начал развивать идею с разных сторон. Александра захлестнул поток образов. Он вдруг увидел, что при прежнем образе мышления о добре и зле "хорошим" считалось подавить свои желания ради коллектива — и что такой образ мышления намертво исключает даже возникновение идей о личном счастье, а следовательно, и о счастье всего мира как сумме радостей отдельных его составляющих. Если же говорить о том, что каждый в мире должен заниматься тем, что ему больше всего нравится, то возникает несколько другой мир — мир, который живёт ради счастья своих людей. Даже при предварительном анализе становилось ясно, что такой мир будет менее мобилизованным, зато более мягким, на порядок менее конфликтным и на порядок более устойчивым.

Александр затребовал мощности университетских вычислительных машин. Таковые была ему тут же предоставлены — "изумрудовцы" контролировали далеко не все стороны жизни университета. Через неделю моделирования расчёты показали, что его первые догадки были верными и что реакции людей, как и мотивация всех поступков в жизни, изменяются очень значительно — и далеко не в худшую сторону. Несколько возросшая доля эгоизма с лихвой компенсировалась приростом счастья — анализ показывал, что в случае возникновения проблем люди будут гораздо активнее объединяться ради общего дела, поскольку им будет, что защищать — свой счастливый мир и образ счастья в нём.

Следующие полгода Александр неторопливо и с упоением лепил программу — магический механизм. Программировал, проверял, находил ошибки, отлаживал и проверял снова. Так он шлифовал магический механизм до тех пор, пока не убедился в его полном совершенстве. Он знал, что у него будет только один шанс запустить его. Запустил он его в июне 1952-го. С этого момента каждый, кто задумался бы о проблемах счастья или добра, должен был получать толчок — уверенность в том, что у него теперь есть свобода в радости слышать свои желания и исполнять их, а также убеждение в том, что победа достигается через мягкость, а счастье через свободу. После этого Александр сел ждать результатов.

Первый последствия стали видны уже через месяцы — в СССР появились "стиляги", группы молодёжи, которые наряжались самым причудливым образом только для того, чтобы было весело, и так ходили по городу. Затем зона действия программы расширилась — даже в США появились группы, в которых самодеятельные проповедники вещали, что покупать из года в год всё более крупные дома, всё более дорогие автомобили и всё более молодых жен-любовниц — это не жизнь для разумного человека, и что лучше жить небольшими коллективами во взаимной радости. Из этих первых групп вышли самые разнообразные течения — от хиппи до панков, включая рокеров и любителей восточных религий.

(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});