Ракеты и люди. Лунная гонка - Борис Черток

— Да, с вами не соскучишься, — заключил Устинов.

— Все готово, разрешите начать, — обратился к Устинову Хазанов, предупреждая опасность дискуссии на тему о новой разработке.

Внимание начальства переключилось на макет «активного» корабля, который с вытянутой вперед штангой устремился к «пассивному» конусу на весовом эквиваленте ДОСа. Для демонстрации начальству динамические параметры стыковки на экспериментальной установке были выбраны щадящие. Удар штанги по внутренней поверхности конуса, ее захват приемным гнездом, последующие покачивания макета корабля и весь процесс стягивания произвели на высоких гостей умиротворяющее действие. Когда высокое партийное начальство уехало и мы обменивались впечатлениями, повеселевший Хазанов признался:

— Мы хотели сразу начать с показа стыковки, но сработал подлый закон «визит-эффекта». У Живоглотова что-то не ладилось на пульте. Пока Сербии исповедовал Вильницкого, а потом Устинов — Бушуева, нашли «боба». Когда я работал у Василия Гавриловича Грабина, он нас учил: «Если хочешь в чем-нибудь убедить разгневанное начальство, не надо спорить и раздражать его многословием. Надо быстрее продемонстрировать „натуру“ на полигоне или в цехе. Начальство приобщается к твоим идеям, успокаивается, и никаких выговоров не будет».

— Пример Грабина говорит обратное, — возразил я Хазанову. — Сталин ни разу не был в цехах и тем более на полигоне, но Грабина всегда поддерживал, а Устинов, который все видел, был его противником.

С этих событий начался аврал доработок и всевозможных испытаний стыковочного агрегата «штырь-конус». Вильницкий, Сыромятников, Уткин, Живоглотов, Бобков, Розенберг, Вакулин, Чижиков — я мог бы продолжить перечень. По две смены вместе с производственниками проводили серии испытаний, проверяя прочность конструкции и логику новой автоматики. Агрегат подвергали различным статическим нагрузкам, доводя до разрушения. Варьировали скоростями и углами сближения от номинальных до предельно возможных в аварийных ситуациях.

Конструкции, логика автоматического и ручного управления стыковкой, отработанные в 1971 году с небольшими улучшениями, по мере набора статистики безотказно работают вот уже 28 лет и будут использоваться до конца жизни орбитальной станции «Мир».

Что касается андрогинного агрегата, то он был разработан и в 1975 году обеспечил стыковку и встречу экипажей «Союза-19» и «Аполлона». После этого в наших отечественных программах он использовался только еще один раз при стыковке корабля «Союз ТМ-16» к одному из модулей станции «Мир». При объективном сравнении наших и американских вариантов стыковочных агрегатов без особых споров приоритет был отдан нашим. Мало кому известный в том памятном 1971 году инженер Владимир Сыромятников принял на себя ответственность за создание стыковочных агрегатов для многоразовых американских космических кораблей «Спейс шаттл» и международной космической станции. Американцы отказались от конкуренции. Таким образом, небольшие по нынешним масштабам коллективы Сыромятникова управления космическим аппаратом — отдел Легостаева, хозяина по нагрузкам на стыковочный агрегат после стыковки — отдел Вильницкого. А динамика процесса с момента касания до стяжки осталась беспризорной.

Доклад Вильницкого о мероприятиях по защите конструкции стыковочного агрегата от динамических, ЗЭМа и Азовского оптико-механического завода стали монополистами в области конструкции и технологии стыковки космических кораблей.

Глава 16

ГОРОД СОЛНЦА

После первого неудачного «свидания» с кораблем «Союз-10» запущенный 19 апреля 1971 года ДОС продолжал летать в беспилотном режиме. Предусмотренная для него программа научных исследований пострадала от того, что не открылась крышка инфракрасного телескопа. Это во многом обесценило научную программу.

В сообщениях ТАСС о неоткрывшейся крышке и неполной стыковке ничего не сообщалось. На пресс-конференциях экипаж не обмолвился ни словом о поломке стыковочного узла. Все якобы было выполнено по программе — и точка.

Реабилитация программы пилотируемой орбитальной станции была необходима, и как можно скорее. Поэтому «Союз-11» готовился круглосуточно.

Обязанности технического руководителя на полигоне выполнял Шабаров. По его докладам, подготовка шла по графику и срок пуска 6 июня был реальным. Шабарову Мишин поручил и техническое руководство подготовкой блока «Д» на 81-й, челомеевской, площадке. На этот раз четвертая ступень челомеевской ракеты-носителя УР-500К — наш блок «Д» — должна была вывести к Марсу межпланетные станции «Марс-2» и «Марс-3». Пуски этих станций были жестко привязаны к астрономическим срокам 19 и 28 мая.

От нашего «Марса-1» 1962 года, который был запущен в дни Карибского ракетного кризиса, эти новые аппараты отличались существенно. Каждый из них имел орбитальный отсек и спускаемый аппарат. Коллектив Бабакина проделал огромную работу для обеспечения надежности этих межпланетных станций.

Спешили мы еще и потому, что на июнь был запланирован пуск H1 №6Л.

24 мая на Миуссах, в зале коллегии министерства, состоялась Госкомиссия, на которой, мне казалось, я сделаю доклад о результатах всех работ по динамике стыковки, который наконец-то будет последним. Материалы отлично подготовила группа Охоцимского, Легостаева, Воропаева и Лебедева. Охоцимский сразу обнаружил наше слабое место. Мы имели хозяина по динамике полета ракеты — отдел Воропаева, хозяина по динамике перегрузок, илюстрированный хорошими плакатами, убедил коллегию, что виноваты не конструкторы, а теоретики. В глубины динамики члены коллегии проникать не стали, и на этом министерском уровне обсуждение закончилось.

25 мая, через месяц после визита Устинова и Сербина в цех № 439, мы докладывали в Кремле на ВПК о готовности к пуску космического корабля «Союз-11» для стыковки с ДОСом.

Мишин сделал общий традиционный доклад о проведенных работах и готовности к пуску. Я, пользуясь плакатами, доложил очень коротко (так заранее меня просили сотрудники ВПК, договорившись со Смирновым) о причинах отказа стыковочного узла на «Союзе-10» и проведенных нами мероприятиях. К моему удивлению, ни один из членов ВПК не задал ни единого вопроса.

Келдыш после моего выступления счел нужным сказать, что по просьбе министра Афанасьева специалисты его института участвовали в исследовании динамики процесса стыковки и разработке мероприятии, гарантирующих ее надежность.

Затем состоялось представление основного и запасного экипажей. В основной экипаж вошли Алексей Леонов, Валерий Кубасов и Петр Колодин, запасными были Георгий Добровольский, Владислав Волков и Виктор Пацаев. Керимов доложил, что пуск намечен на 6 июня 1971 года и, учитывая особую ответственность, попросил главных конструкторов участвовать в «первых лицах». Этот ставший уже стандартным призыв не вызвал никаких эмоций. «Завтра утром Госкомиссия вылетает», — заключил Керимов.

Май в Москве выдался на редкость дождливым и холодным. На аэродроме, пока шли к самолету, пронизывал холодный северный ветер. Наша компания: Керимов, Северин, Даревский, Юревич, Правецкий — с удовольствием отогревалась горячим чаем, который вскоре после взлета организовал Хвастунов.

За чаепитием Герой Советского Союза, боевой летчик, а ныне начальник нашего летного отряда Хвастунов удивил доктора медицинских наук Правецкого.

Я разговорил страстного горнолыжника Гая Северина о его последних достижениях. Он пожаловался на ломоту в ногах и на космическую технику, которая мешает его горнолыжным взлетам и падениям.

— По поводу ног могу совет дать, — вмешался в разговор Хвастунов. После войны я много летал инструктором и вдруг у меня ноги «осели». Не могу ходить — и все. Меня затаскали по госпиталям — ничего не помогало. Страшно стало: спишут в «расход» на пенсию. А вылечила меня родная мать. Уложила у себя дома в деревне и обкладывала ноги сырой картошкой. Через три дня встал. И, видите, летаю.

— И никаких рецидивов? — спросил Правецкий.

— Никаких. Как будто ничего и не было.

Через три с небольшим часа полета из холодной Москвы мы попали в жаркий Тюратам на аэродром Дальний, бывший Ласточка. Потом его почему-то переименовали в Крайний.

Встречавший нас Шабаров ошарашил меня:

— Здесь сейчас плюс 36 градусов, но тебе будет еще жарче. Есть серьезное замечание по системе стыковки на последних испытаниях.

Приехав на «двойку», я забежал в гостиницу, чтобы сбросить жаркий пиджак. И, не пообедав, зашагал под палящим солнцем в МИК. Не терпелось понять, что же еще преподнесла нам система стыковки и внутреннего перехода.

Ох, эта дорожка из гостиницы в МИК! Я хожу по ней с весны 1957 года. Была пыльная грунтовая тропа от спецпоезда, потом от бараков к одиноко стоявшему в степи МИКу. Теперь от палящего солнца защищают шагающего по асфальту пешехода тенистые тополя. После проходной, где солдат не очень внимательно посмотрел на мой пропуск, оказываешься в «саду». Из уютной беседки меня приветствовала компания, в которой что-то горячо доказывали друг другу управленцы и двигателисты.