Тверской гость - Владимир Прибытков

Два дня занял этот переход. Два дня нечеловеческой усталости, забот о больном, голода и жажды. Потом показалась Кистна. Афанасий остановился, опустил Хасана на землю.

- Не выходи! - просил Хасан. - Тебя убьют. Я выползу один.

Он с трудом шевелился.

Хмуро усмехнувшись, Никитин направился к сверкавшей за бамбуками реке. Побег не удался. Афанасий раздвинул последние стволы. Секунду он глядел перед собой, как пьяный. Потом еле слышно засмеялся. От слабости на глазах его выступили слезы. Равнина перед Кистной была пуста. Мусульманское войско ушло. Встав на колени, Афанасий широко перекрестился.

Они тащились обратно тон же дорогой, которой прошли войска Махмуда Гавана. Словно смерч пронесся по земле. Ближние к дороге деревеньки индусов были разорены. Пепелище сменяло пепелище. И хотя Хасан мог уже брести сам, они шли медленно, измученные голодом. Молодые побеги бамбука, дикие плоды и коренья не насыщали. Мешал тючок с книгами. Невыносимо тяжелым казался пояс с бесполезным золотом и алмазами. Но Никитин не думал ни с чем расставаться.

На третий день пути они наткнулись еще на одну сожженную деревеньку. Разрушенные, брошенные хижины глядели отчужденно.

Заглядывая в жилища, путники обнаружили лишь побитую посуду, убогую утварь да в одном из строений нашли написанную непонятными знаками книгу, валявшуюся в темном углу на земле.

Никитин взял книгу с собой, хотя Хасан не советовал.

- Возможно, это индусские веды или пураны, - сказал он, - тогда нести книгу опасно. Брамины мстят тем, кто пытается проникнуть в их учение.

- Если ты устал, я понесу книги сам! - резко ответил Афанасий.

Хасан смолчал.

Лишь на пятые сутки пути они наткнулись на убогую, окруженную с трех сторон джунглями деревушку. Здесь они несколько дней отдыхали, прежде чем решились продолжать путь. Оба слишком устали, оба боялись встречи с каким-нибудь отставшим отрядом,

В деревне им удалось раздобыть двух старых волов и плохонькую тележку, но они были рады и этому. Все-таки не надо бить ноги! Населявшие деревню индусы отнеслись к пришельцам дружелюбно. Приветливость Никитина, знание им обычаев подкупало простодушных людей. Они рады были помочь путникам. Война их словно и не касалась. Отдохнув, Никитин и Хасан стали пробираться дальше.

Две недели с замирающим сердцем тащились они через горы, потом землей Райчора до Кулури - города оружейников и камнерезов. Но их никто не останавливал и ни о чем их не спрашивал. А в Кулури Афанасия опять свалила малярия, и ему пришлось проваляться здесь два месяца с лишним.

Когда ему стало получше, в Кулури пришли первые известия о сражениях под Виджаянагаром. Армии Махмуда Гавана прочно застряли там. Возвращавшиеся купцы проклинали кафиров и оправдывали малик-ат-туджара: город окружен семью стенами, все поле перед ним в каменных столбах, мешающих развернуть слонов и конницу: с одной стороны города - обрывистый берег Тунгабадры, с другой джунгли.

Купцы говорили о стычках, приступах, штурмах. Передавали, что Махмуд Гаван решил взять город во что бы то ни стало.

Пользуясь случаем, Никитин отдал местным камнерезам несколько необработанных алмазов, взятых в Голконде, просил отшлифовать.

Исподволь приглядывался к работе мастеров, сам приобрел инструмент для резьбы. Пригодится!

- Куда ты пойдешь теперь? - спросил как-то Хасан.

- В Коттур. Надо вызнать путь к Сите, - ответил Никитин. - А ты?

- Я буду с тобой до конца... Но ведь опять дожди. Надо опять ждать.

- Что ж, подождем!

И, терпеливо переждав дожди, Афанасий опять тронулся в путь, но теперь на восток. Это были его последние индийские дороги.

Они пробирались по скудной, малоплодородной, истощенной земле. Земледельцы возились в огородах вокруг аккуратных маленьких грядочек с тыквами, перцем, горохом, морковью.

Афанасий думал: "Здесь шла пешком Сита. Может быть, она сидела возле вот этого холмика, пила у этого колодца..."

- Где-то наш Рангу? - иногда со вздохом вспоминал он. - Встретимся ли? А, Хасан?

- Может быть! - отвечал Хасан.

Но они больше не встретились.

Узнав об участи Джанки, Рангу ушел из родных мест и увел с собой двух юношей. Они пошли в Виджаянагар. Ему удалось пробраться сквозь мусульманские заслоны и проникнуть в город, где махараджа ждал нашествия Махмуда Гавана.

В городе оставались целы лишь каменные храмы и дворцы. Все другие постройки были недавно по обычаю сожжены перед выступлением навстречу неприятелю. Это делалось для того, чтобы все население шло за своим повелителем.

Теперь жители ютились где придется: в хижинах, в жалких шатрах.

В городе были тысячи таких же, как Рангу и его товарищи, молодых и сильных индусов.

Из них создали мелкие отряды, поставив во главе наемных воинов-мусульман. Вооружили индусов лишь короткими пиками и ножами. Наемники щеголяли мечами, луками, щитами, саблями. Они насмехались над новоиспеченными воинами. Кормили индусов-крестьян тоже плохо, не то что этих чужаков.

И все же можно было воевать! Так они дождались неприятеля.

Рангу ясно видел ровное поле перед стенами города, на которое они вышли под покровом утреннего тумана. Слышались топот тысяч ног, поступь слонов, дробный ход конницы.

Индусов поставили между отрядами наемной пехоты, впереди всех. Где-то за спинами расходились по местам другие войска.

Рангу смотрел вперед, на лагерь противника. Там тоже строились. Взошедшее солнце слепило, но видно было, как растекается вражеская конница, как колышутся серые туши слонов.

Потом запели трубы, забухали барабаны, и войска султана двинулись вперед.

Прямо на отряд Рангу легко шли стрелки из луков, в промежутках между их отрядами грозными колоннами приближались слоны.

Стрелы полетели издалека. Они сыпались и сыпались, сражая беззащитных, и Рангу невольно пригибался при их свисте.

Это было страшно и глупо: стоять и ждать, пока тебя убьют. И Рангу не выдержал. Он поступил разумно: бросился вперед, чтобы дать работу копью и ножу. За ним рванулись другие индусы. Им удалось сойтись со стрелками, и с этой минуты Рангу уже ничего не видел и не слышал, кроме ближайших друзей и врагов.

Рангу не увидел, как при первом же могучем ударе слонов султанской армии дрогнули ряды наемных войск раджи - этой его надежды, совсем не собиравшихся жертвовать своими жизнями.

Он не увидел, как спешно стала втягиваться в ворота конница раджи, как повернули погонщики слонов, побежала в город наемная пехота.

Рангу дрался. Он разил копьем, пока оно не застряло в чьем-то щите, бил ножом. Он мстил. Он был воином. Но бой кончился за каких-нибудь полчаса. Сопротивлялись лишь отдельные отряды.

Удар копьем свалил Рангу... Все померкло. Но и мертвый он крепко сжимал в кулаке комок земли, той земли, которая принадлежала ему, а не раджам и султанам, и которую он и мертвый не хотел отдавать...

Афанасию не суждено было узнать об этом. Каждый час все больше и больше отдалял его от Кулури и от Бидара. Начинался Конкан,

И однажды Никитин узнал, что до деревни Ситы остался всего лишь день пути. Он увидел похожий на двугорбого верблюда холм с пальмовой рощей на вершине. Сита рассказывала, что девочкой часто бегала туда за финиками. Узнал видневшийся в туманной дымке рассвета храм богини Лакшми. Туда Сита дважды ходила с отцом. Храм скорее угадывался, чем был виден, но Афанасию казалось, что он различает гигантские базальтовые колонны с загадочными письменами, о которых говорила его любимая.

Он встал в повозке во весь рост, держась за плечо Хасана. Стоять было неудобно, качало. Ему уже видны были прижавшиеся к зеленым джунглям хижины и люди возле них. Ему показалось, что он видит Ситу. Не в силах больше выносить медленного шага быков, он спрыгнул на землю и размашисто зашагал к деревушке. Вскоре он мог определить, что ближайший дом крыт камышом, и мог пересчитать колья в его изгороди. У изгороди, опираясь на мотыгу, горбился старый индус, глядевший в сторону Афанасия. Подойдя ближе, Никитин сложил руки лодочкой и приветствовал старика:

- Добрый день, отец!

Старик уронил мотыгу. На его лице был написан испуг. Сложенные в приветствии руки дрожали.

Никитин улыбался, показывая, что он друг, что бояться его нечего, но индус по-прежнему смотрел на него с ужасом.

- Отец, где хижина Ону, сына Дханджи? - спросил Никитин.

Индус медленно показал рукой вдаль улочки.

- Там... возле белого камня... - выговорил он.

Афанасий поклонился старцу и вошел в деревню.

Девушка, несшая на плече кувшин, подняла на него улыбчивые глаза и вдруг вскрикнула. Выроненный сосуд разлетелся на черепки, обдав ноги Афанасия водой.

Из-за невысокого плетня показалась чья-то голова.

Беседовавшие вдали мужчины оборвали разговор и повернулись к пришельцу.

Кто-то громко крикнул: "Жена, жена!.." - и все стихло. Недоумевая, Никитин приблизился к хижине, возле которой лежал большой белый камень.