Богдан Хмельницкий - Владимир Замлинский

Тимошка Анкудинов, сын стрельца, подьячий Приказа Новой чети, бежал в 1643 году через Польшу в Царь-град, где и объявил себя царевичем Иваном, внуком Василия Шуйского. В начале 1650 года он появился на Украине и развил здесь свою деятельность.

24 мая 1650 года донской атаман Яков Жуков доставил в Москву обращение Анкудинова к донским казакам, в котором тот, называя себя «имянем царя Василия Ивановича сыном», собирался, прибыв на Дон, «казаков-де приводить к себе к присяге и поднимать полки и итти на Астрахань». В Москву поступали сообщения о связях Анкудинова с восставшими псковичами, которые надеялись, что он придет к ним на помощь во главе донских и запорожских казаков.

К тому же русское правительство учитывало, что появление самозванца на Украине в столь сложное время может быть использовано польско-шляхетским лагерем для разных авантюр против России и Украины.

Необходимо было срочно заполучить этого так называемого «внука Шуйского» и обезвредить его. 15 сентября 1650 года Унковский был принят гетманом. Беседа продолжалась несколько дней. Лишь 21 сентября Унковский уехал в Москву, Он вез с собой новое подтверждение, что гетман и все Войско Запорожское готовы и далее служить великому государю, и доказали это своим походом в Валахскую землю.

Гетман просил передать государю и то, что «меж нами и меж поляками миру состояться немочно». Из этого посол сделал вывод, что казакам новой войны не миновать и она не за горами.

Что же касается самозванца Тимошки Анкудинова, то Хмельницкий обещал прислать его со временем царю. Сейчас же этого сделать было нельзя. Это нарушило бы существующую среди казаков традицию — не выдавать беглецов.

— Если только случится, что отдадим, тогда вся чернь и войска восстанут и послов побьют, — отвечал Хмельницкий Унковскому, с чем тот и уехал.

А вскоре Тимошка Анкудинов, почувствовав опасность, выехал с Украины. Весной 1651 года его видели и Семиградье, затем в Швеции, Пруссии и Голштинии. Голштинский герцог Фридрих выдал Анкудинова русскому правительству. В конце 1653 года его привезли в Москву, где он и был казнен.

В октябре 1650 года гетман выдавал замуж свою младшую дочь Елену. Старшая, любимица Катерина, уже была замужем за младшим братом Ивана Виговского Данилой. Жили дружно, хотя и бездетно. Хмельницкий, чтобы сделать Катерине приятное, всячески отличал Данилу и вскоре дал важный пост в войсковой канцелярии. За Данилой и Иваном Выговским в Чигирин потянулась и вся их родня. Генеральный писарь благодаря своей близости к гетману сумел пристроить в Чигирине и своего родича Тетерю, который вскоре сделался переяславским полковником. Пробиться к гетману через этот заслон Выговских и их родственников было непросто.

Елена выходила замуж за младшего брата брацлавского полковника Данила Нечая Ивана. Выговским это было не по душе. Они боялись влияния Нечая на Хмельницкого. Но Нечай пользовался особым расположением гетмана. Честный и горячий, отстаивающий до конца интересы голытьбы, которая видела в нем своего заступника перед богатой старшиной, он был как бы послом от народа. И Хмельницкий это ценил. Гетман знал, что пока на границе с Речью Посполитой стоит со своим полком Данило Нечай, королевские жолнеры не смогут внезапно напасть на Украину.

БИТВА ПОД БЕРЕСТЕЧКОМ. БЕЛОЦЕРКОВСКИЙ ТРАКТАТ

В Чигирин из Варшавы вернулись ни с чем казацкие послы, которые были посланы на открывшийся 5 декабря 1650 года сейм. Их отправили из Варшавы до завершения заседания сейма. Такого еще не бывало.

Хмельницкий смотрел на возвратившихся послов неприязненно, хмуро, как будто они были виноваты в том, что произошло. Полковник Суличич не выдержал этого взгляда и, выйдя вперед, проговорил:

— Не мы в том, батьку, повинны. Вызвали нас к королю и сказали, что король и члены совета для заключения окончательного договора пришлют к тебе, гетману, и ко всему Войску Запорожскому своих послов — великих людей. И учинити съезд, и договор обо всем в Киеве.

Гетман слушал не перебивая, и Суличич продолжил:

— Думаю, батьку Хмелю, что от того нас, послов, до окончания сейма отправили, чтоб нам не ведать, какой у ляхов на том сейме о нашем деле договор принят будет. На том сейме половина панов говорили, что они с Войском Запорожским хотят быть в покое и действовать по Зборовскому договору. А другая половина панов хотят с нами начать войну и мстить нам. А заводилы тому Потоцкий, Вишневецкий да Конецпольский. Эти и иные сенаторы, учали короля, шляхту и всю Речь Посполитую наговаривать, чтоб пошли нас воевать. А сами Потоцкий и Вишневецкий обещали со своими войсками идти впереди.

Хмельницкий молча покивал головой, потом, поблагодарив послов, отпустил их.

Ему через своих людей было хорошо известно, что после смерти Оссолинского магнаты, имевшие владения на Украине, вели себя на сейме как хозяева всей Польши. По их настоянию был утвержден налог для набора огромного 54-тысячного войска (28 миллионов флоринов). Королю было дано право созывать, если это потребуется, «посполитое рушение». Вместо Оссолинского коронным канцлером был утвержден епископ Андрей Лещинский, ставленник магнатской группировки.

На сейме сенаторы рассмотрели и другие вопросы, связанные с войной против Украины.

Послы передали переписанную ими королевскую инструкцию на сеймики, которые состоялись перед сеймом. Хмельницкий посмотрел ее, и его взор невольно остановился на том месте, где король называл его «заклятым врагом Речи Посполитой, который поклялся в ее гибели», а сейчас с помощью татар разгромил дружественную Польше Молдавию, связывается с Турцией и Швецией и поднимает крестьянские восстания против шляхты.

Гетман велел позвать Выговского. Тот сию же минуту, словно ожидал за дверью, предстал перед ним, всем своим видом выражая готовность выполнить любое его приказание. Хмельницкий повел рукой в сторону лежавшей на столе инструкции.

— Прочти.

И когда тот прочел, проговорил:

— Нужно отписать королю. Пусть не обманывает нас, а выполняет Зборовский договор. На словах так только о мире и пекутся, а готовят войско и новую войну. Нам нужна ясность. Одно из двух: или нам не угрожать и полностью обеспечить мир, или открыто заявить, что против нас. Мы не хотим чужого, добиваемся только нашей русской собственности…

Глаза Хмельницкого потемнели, на скулах заиграли желваки, в голосе послышалась угроза и решительность.

— Отпиши еще, что мы просим панов не доводить нас до крайности, к которой нас боль и угнетение неволит, и не принуждать, чтобы мы искали себе помощи.

(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});