За тихой и темной рекой - Станислав Рем

Белый повернул голову в сторону двух повозок, что медленно катили вдоль улицы. В первой ехала Полина Кирилловна Мичурина. Во второй гремели сваленные кучей миски, кастрюли и другая кухонная утварь. Девушка, увидев молодого человека, вскочила на ножки, отчего едва не упала на сиденье, но, рассмотрев, с кем стоит Олег Владимирович, тут же присела и отвернулась. Впрочем, пока повозки не скрылись из виду, она то и дело оборачивалась, провожала взглядом Белого.

— Вскоре эта девочка превратится в шикарную женщину.

Белый не услышал иронии в словах Киселёва.

— Владимир Сергеевич, — Олег Владимирович проводил взглядом удалившуюся повозку и облегчённо выдохнул. — В мою компетенцию не входит проводить расследование, связанное хотя бы с тем же зерном. Насколько я помню, сие находится в вашем ведомстве. Вот вы и разбирайтесь. Откровенность за откровенность. В столице я о ваших махинациях никому сообщать не стану. И не потому, что расчувствовался, просто, если я пойду в ваш департамент с докладом, мне придётся объяснять, почему я оказался в Благовещенске. Таких полномочий мне никто в Генштабе не предоставит. А потому вам беспокоиться не о чём. Другое дело, что лично мне неприятна, скажем так, ваша деятельность. Да, многие воруют. Но далеко не все! И Россия держится не на первых, а на вторых! Но это уже эмоции. Теперь вернемся к Бубнову, точнее — к убийству. И мне бы хотелось, чтобы с данной минуты вы были со мной откровенны. Говорите, на ограбление оно не похоже. Может, конкуренция? Вам никаких писем или угроз не поступало?

— Нет, — Киселёв покачал головой. — Я думал над этим. Исключено. — Владимир Сергеевич говорил уверенно. — Мы с Бубновыми сотрудничали более двух лет. И никаких поползновений против нас не было. Как вы понимаете, мне убивать компаньона нет резону. Хотя все сделки проводились под честное слово, а потому никаких бумаг. Ни подтверждающих мои слова, ни опровергающих.

— Враг мог убить Бубнова, чтобы завладеть информацией против вас.

— В виде шантажа? Но меня никто не шантажировал. Даже не пытались.

— А Бубнова?

— Смысл? Молоканин, кроме своего дела, ни во что посвящён не был.

— А если тот человек предполагал совсем иное?

— Нет, Олег Владимирович, — полицмейстер вновь покачал головой. — Не связано убийство с нашей деятельностью. Я это чую.

— Может, убитый стал свидетелем такого, что имеет отношение к последним событиям?

— Домыслы. Эдак можно черт-те что напридумывать, — Киселёв достал часы и, открыв крышку, посмотрел на циферблат. — Кстати, до начала спектакля всего полчаса. Вы же хотели посетить театр. В качестве актёра. Но, почему бы вам не посмотреть и представление? К тому же, скорей всего, и Анна Алексеевна там будет — до сих пор она ни одного спектакля не пропускала.

— Зря вы… — Белый с неприязнью посмотрел на Киселёва. — Какое это имеет отношение?

— Откровенность за откровенность. Если хотите скрыть свои чувства к госпоже Баленской, то начните с сей минуты. Впрочем, в ваших-то действиях как раз ничего криминального нет. В отличие от моих.

— Неужели так заметно? — тихим голосом произнёс Белый.

— Господи, да не смущайтесь вы. Дело молодое. Признаться, я вам даже завидую. У вас всё впереди…

Они медленно шли по деревянному тротуару, не обращая внимания на редких прохожих.

— Думаете, — решился продолжить разговор Олег Владимирович, — после сегодняшних событий Анна Алексеевна захочет смотреть лицедейство?

— А почему нет? Ничего страшного не произошло. Кучер жив. И проживёт поболее нас с вами. А мадемуазель Баленская вся в папеньку. Тот театрал известный…

Белый посмотрел по сторонам. Никаких летних питейных заведений, как в Петербурге или Одессе, на улице Благовещенска не наблюдалось. Владимир Сергеевич махнул рукой, и к ним послушно подкатили полицейские дрожки.

— Вот что, господин советник. Едемте ко мне. Разносолом потчевать не стану, а вот крепенького чайку попьём.

Полина Кирилловна в досаде откинулась на спинку сиденья. Китайский, бумажный веер, оказавшийся под рукой, вмиг превратился в разноцветные лоскуты, разлетевшиеся в стороны.

И откуда взялся этот каналья, полицмейстер? Ну почему? Почему так происходит, что ты весь день ищешь встречи, придумываешь разные предлоги, ухищряешься, приводишь для себя мыслимые и немыслимые доводы, чтоб только оказаться рядом с этим… ангелом или чертом, а он преспокойно разгуливает в сопровождении полицейского! И не вскочи она с места, так и вовсе не обратил бы на неё внимания!

Кирилла Игнатьевич ждал возвращения дочери в гостинице, помог Полине Кирилловне спрыгнуть с дрожек и в восторге окинул её взглядом.

— Ишь как порозовела! Видимо, господа офицеры были щедры на комплименты.

Девушка отвернулась. Слёзы душили её. Боже, почему так вышло, что у неё на этом свете нет ни одного близкого человека? Родные есть, а вот близкого, кому можно было бы открыться, рассказать о наболевшем, нет. Другие могут у матери на плече поплакать. А ей и этого счастья не дано. Разве можно поведать отцу о разговоре с Рыбкиным? Или о том, как рвалось её сердце от тоски и жалости к себе, когда она смотрела на удаляющуюся фигуру Олега?

Полина Кирилловна вздрогнула. Олег! Как странно звучит. И такое родное имя!

— О чём задумалась, дочка? — Мичурин тронул руку девушки. — Али что не так?

— Да нет, папенька. Устала. — Полина Кирилловна сделала неудачную попытку улыбнуться, но обмануть отца не смогла.

— Может, и так, — недоверчиво произнёс Кирилла Игнатьевич. — Однако с капитаном поссорилась?

— При чём здесь капитан, папенька? — Полина Кирилловна отвернулась, но на этот раз слёзы сдержать не смогла.

— Кто посмел обидеть тебя? — купец обернулся к кучеру, но тот лишь пожал плечами. — Ежели не Индуров, то уж не хлюпик ли — поэт? Так мы ему быстро пыл урежем.

Кучер отреагировал на шутку хозяина громким смехом, что привело Полину Кирилловну в ярость:

— Замолчи, лошадник! — гневно прикрикнула на кучера госпожа Мичурина. — Или запамятовал, как розги спину гладят? Так неровен час…

Девушка вскинула заплаканное лицо и пошла в гостиницу. Кирилла Игнатьевич с восхищением проводил её взглядом.

— Бой-девка. Вся в меня! — после чего вынул из кармана пять рублей и протянул их извозчику. — И чтобы в оба глаза за ней следил!

Театр господина Роганова разместился на территории городского сада, невдалеке от дома губернатора. Здание выглядело по столичным меркам скромно, но даже за версту можно было понять, что сие строение предназначено для дел духовных и возвышенных. Полицмейстер с гордостью указал рукой на полированную дверь: