Азбука осознанности - Бхагван Раджниш

Настоящая терапия не заставляет вас сжиматься: она раскрывает вас. Она возвращает вам все то, что ваше по праву. Она возвращает вам ваше утраченное сокровище. Но что касается современной психотерапии, люди правы, называя психотерапевтов «сморчками» — они такие и есть.

Смущение — Embarrassment

Георгий Гурджиев, который умер только в 1950 году, был современным человеком, но, возможно, самым редким за все это столетие. Один из его учеников, Николл, вспоминает, как однажды в Америке ехал с ним в поезде, и Гурджиев начал вести себя как пьяный. Николл знал, что он многие годы не притрагивался к алкоголю — он был с ним рядом, — но он начал вести себя как пьяный… кричать, разбрасывать вещи и шуметь на весь поезд.

Наконец пришел проводник, пришел кондуктор, и Николл очень смутился. Он пытался остановить Гурджиева: «Что вы делаете?», — но Гурджиев не желал слушать. Он строил из себя дурака и выставлял дураком Николла.

Николл еще больше смутился… потому что люди думали, что Гурджиев пьян: «Ведь вы должны заботиться о своем учителе, и, если он пьян, не должны среди ночи садиться с ним в поезд. Он разбудил весь поезд! И он разбрасывает не только свои вещи, но и чужие! Остановите его, иначе мы на следующей станции вызовем полицию».

Николл пытался уговорить Гурджиева; он сказал: «Прекратите эту игру! Зачем вы… Я прекрасно знаю, что вы не пьяны».

И Гурджиев сказал Николлу на ухо: «Я это тоже знаю — не волнуйтесь! У меня свои методы работы. Вы должны научиться не смущаться — в любой ситуации. Если вы хотите быть со мной, вы должны научиться одной вещи: не смущаться. Это урок для вас; весь этот поезд я сделал для вас учебным классом. Почему человек смущается?»

Вокруг собрались люди и начали слушать. Гурджиев внезапно «протрезвел»; он стал говорить о смущении и о том, что под ним скрывается. Если вы можете отбросить смущение — это определенный духовный рост. Почему человек смущается? Потому что он дорожит своим престижем, в глубине души он желает, чтобы все думали о нем хорошо, уважительно. Когда происходит нечто подрывающее ваш престиж, вы испытываете смущение. Смущается эго.

Гурджиев сказал Николлу: «Если вы сможете отбросить смущение, вы отбросите эго. А теперь мы можем ложиться спать».

Весь поезд заинтересовался этим человеком. То, что он говорил, было абсолютно верно. Утром многие пришли в его купе. Они сказали: «Простите, но вы произвели на нас такое сильное впечатление. Мы никогда не думали, что учитель, духовный мастер, может вести себя так, и только для того, чтобы преподать урок своему ученику. Мы всю ночь не могли уснуть — мы все думали об этом. Это правда, мы чувствуем смущение. Это не наше настоящее „я“, это просто идея нашего престижа, статуса; какими должны видеть нас люди, что они должны о нас думать».

У всех нас есть маски. И когда кто-то снимает с вас эту маску, вы вдруг чувствуете смущение, потому что вы прятали подлинное лицо от всего мира, и вдруг вас выставили напоказ. Внезапно вы обнаруживаете, что ваши одежды исчезли и вы стоите нагишом!

Но это мог сделать только такой человек, как Гурджиев.

Смысл — Meaning

Смысла нет. На самом деле, радость возможна именно потому, что смысла нет. Игривость возможна именно потому, что смысла нет. Танец возможен именно потому, что смысла нет.

Послушайте птиц, — неужели вы думаете, что в их пении есть смысл? Смысла нет! Зачем должен быть какой-то смысл? Посмотрите на деревья, цветы, звезды, — разве есть какой-то смысл? Разве он должен быть?.. Дети резвятся, снуют туда-сюда, — разве в этом есть какой-то смысл? Неужели вы думаете, что они так радуются, потому что нашли сокровища, потому что нашли бриллианты? Ничего особенного они не нашли, разве что цветные камешки или мертвую бабочку, а может быть, они подобрали несколько старых сухих листков или ракушек на пляже… но они экстатично блаженны.

Блаженство необязательно должно быть укоренено в каком-то смысле. На самом деле само понятие смысла разрушает блаженство. Когда вы начинаете искать смысл, вы превращаетесь в счетную машинку, вы превращаетесь в ум.

Вы теряете свое существо. И вы очень от этого пострадаете, потому что каждая новая ситуация снова и снова будет приносить вопрос о смысле.

Сны — Dreams

Анализ снов не поможет вам стать просветленным, но свидетельствование снов, определенно, может помочь.

В этом разница между психологией и религией: психология анализирует сны; религия наблюдает их, помогает вам их осознать. И как только вы осознаете сны, они исчезают; они ни минуты не могут существовать больше. Они могут существовать только когда вы абсолютно неосознанны; это необходимое условие их существования.

Будде никогда не снятся сны, он не может видеть сны. Даже если он хочет увидеть сон, он не может. Сновидение просто исчезает из его существа, потому что даже ночью, пока он спит, глубоко внутри, в своем сокровенном существе, он бодрствует. Пламя осознанности продолжается, и он знает, что происходит. Он знает, что его тело спит. Свидетельствование становится настолько укоренившимся, что продолжается не только днем, но и ночью. И тогда сновидения исчезают.

Видите вы сон или не видите, вы видите сон. Видите вы сон с закрытыми глазами или открытыми, это не имеет значения. Вы видите сны ночью, вы видите сны днем. Есть сны ночные и сны дневные. Вы просто переходите из одного сна в другой, от одного вида сна к другому.

Послушайте… Ночью вам что-то снится, затем сон внезапно прерывается, и вы чувствуете ужас — это тоже сон. После этого вам снится ужас, уязвимость, страх. Потом вы снова засыпаете и начинаете видеть сон. А утром вы открываете глаза и начинаете видеть сны с открытыми глазами. Сны не прерываются. Ваш ум состоит из снов.

Помните того, кто видит сны. Пробудитесь к этому свидетелю. Не обращайте слишком много внимания на сны.

Соблазн — Temptation

Какие искушения? Жизнь так проста! Но вы можете клеить на вещи ярлыки, и тогда они действительно станут искушениями.

Например, я родился в джайнской семье… к сожалению, — но тут уж ничего не поделаешь. Человеку приходится выбирать то или иное несчастное состояние. До восемнадцати лет я никогда не пробовал помидоров, я избегал бедных помидоров, потому что все джайны живут в строжайшем вегетарианстве, а помидор напоминает мясо по цвету — только из-за цвета! В помидоре нет ничего страшного, но для джайнов достаточно даже цвета, чтобы испытывать к нему отвращение. Помидоров не было в моем доме, и я их никогда не пробовал.

Когда мне было восемнадцать лет, я пошел на пикник со своими друзьями, которые исповедовали индуизм. Я был единственным джайном, все они были индуистами. До того времени я также никогда не ел ночью — джайны не едят ночью, это величайший грех, потому что ночью в вашу еду может упасть комар, может заползти какое-нибудь насекомое, и вы можете случайно съесть что-то живое. А это ввергнет вас в ад. Поэтому есть надо днем, когда совершенно светло. Ночью нельзя даже пить воду, потому что в темноте — как знать? — совершенно случайно, без сознательного намерения, вы можете убить какое-то живое существо.

И вот, я никогда не ел ночью и не пробовал помидоров до восемнадцати лет. Это было большое искушение. Я видел помидоры на рынке, и они искушали меня до крайности — такие медитативные, такие центрированные, такие укорененные. Картофель также запрещается в джайнских семьях, потому что он растет под землей, а все, что растет в темноте, опасно тем, что приносит тьму в вашу душу.

Когда я приехал на этот пикник, все мои друзья так наслаждались красотой гор и замков, что никто не побеспокоился приготовить пищу. А я всегда был ленив — я не умею готовить. Я могу приготовить что угодно… но только не еду; я не могу даже заварить себе чашку чаю. Поэтому я был целиком в их милости.

Мне хотелось есть — путешествие, дорога, свежий воздух в горах. Мне хотелось есть, но приближалась ночь, и я также опасался: «Что же со мной будет? Если они будут готовить ночью, то мне придется лечь спать, не поев». От этих мыслей у меня сводило желудок.

Наконец они начали готовить ужин — полный ужасных искушений: помидоров, картофеля. И все это вкусно пахло. Я колебался между искушением и добродетелью. На какое-то мгновение я решил: «Лучше проспать одну ночь, обойтись без еды, — ведь от этого не умирают, — чем потом гореть в адском огне из-за нескольких помидоров и картофелин».

Но мне слишком хотелось есть. И мне в голову начали приходить новые мысли: если все мои друзья попадут в ад, что же я буду делать в раю? Лучше уж быть в аду с друзьями, чем в раю с придурковатыми джайнскими святыми. По крайней мере в аду можно будет готовить помидоры, картофель, можно хорошо поесть, огня предостаточно. Там даже я смогу готовить!

И они стали меня уговаривать: «Здесь больше никого нет, мы не скажем твоей семье. Никто никогда не узнает, что ты ел ночью, что ты ел помидоры или картофель».