Поиск-83: Приключения. Фантастика - Леонид Юзефович

— Наконец о главном, — Иван несколько смягчился, заговорил спокойней. — О долге перед людьми. Талант твой — не только твоя собственность, это достояние всего общества, воспитавшего тебя. А у тебя подлинный талант, в чем никто не сомневается, кроме самого художника. Доказательства? Да хотя бы успех на всемирной выставке картины «Свет и тьма»!

— «Свет и тьма»?! — изумился Саня. — На выставке в Венеции?! Да откуда она взялась?

— Афанасий успел снять молекулярную копию… Как видишь, даже он оказался умнее тебя. Он же показал мне твою лучшую картину. Ты почему скрывал «Полонез»? Ах, не придавал значения! Считал непонятной! И даже претенциозной!.. Да в уме ли ты? Знаешь ли ты, какое впечатление она произвела на Дениса Кольцова, на живописцев, на весь художественный совет? В порядке редкого исключения она сразу же отправлена в Солнечную галерею, в «Золотое кольцо». Ты лауреат «Золотого кольца»!

Саня был потрясен. Первые секунды он не мог выговорить ни слова. Потом тихо спросил:

— Это правда?

— Лгуном считаешь? — проворчал Иван.

— Да я теперь… — С засиявшими глазами Саня вскочил и заметался, забегал по поляне, размахивая руками. — Я все силы… Вот увидишь… — Остановился и выкрикнул совсем уж мальчишеское: — Я еще не такие картины напишу!

— Это где же? — насмешливо спросил Иван и ткнул пальцем в густую крону. — Там, что ли? В логове из дубовых листьев? Уютное местечко. Самое подходящее для лауреата!

Но Саня, казалось, не обращал внимания на иронические уколы брата.

— Я понял свою ошибку! — восклицал он. — Понял, может быть, только сейчас! Я действительно болван. Сдерживал себя, топтал свое… Старался писать, как все…

— Невероятно! — Иван театрально всплеснул руками. — Поумнел! Надо же — поумнел!

Лишь короткая улыбка мелькнула в глазах Сани.

— Я задумал еще одну картину, — в возбуждении говорил он. — Она будет вызывать в памяти симфонию Анри Лорана. Будет называться «Тревога»…

— Ладно, Саня. О картинах поговорим в другом месте. Мы и так загостились. Идем, нас там ждут, — Иван показал пальцем в небо. — А то, может, раздумал? Останешься?

— Не ехидничай. У тебя сегодня что-то плохо получается… Идем!

Братья зашагали в сторону Круглого озера. Прокладывая дорогу, впереди шел Иван.

В густом, ощетинившемся колючками, кустарнике ему пришлось накинуть на голову прозрачный гермошлем. И вовремя: оберегая свои гнезда, какие-то крупные хищные птицы с кривыми и острыми клювами атаковали братьев. Налетая, долбили по колпаку гермошлема, царапали когтями комбинезон… Легко одетому Сане пришлось бы совсем худо, если бы не брат, отгонявший пернатых налетчиков.

На опушке Саня, обладающий куда более тонким слухом, предостерегающе поднял палец.

— Слышишь топот? Это табун лошадей. В этом году они поздно вернулись с юга.

— Нам нельзя туда, — тихо сказал Иван.

— Пойдем левее. Там никого не спугнем…

Слева от озера крупных животных не встретили. Но дорога оказалась не из приятных. Братья обходили наполненные водой ямы и овраги. Под болотистой низиной остановились.

— Я-то в комбинезоне, пройду, — сказал Иван. — А тебя придется посадить на плечи. Превращусь в Урха, доброго духа болот.

— Добрых Урхов не бывает, — весело возразил Саня, однако на крутые и сильные плечи брата уселся охотно.

За болотом до самой Горы Духов простиралась сравнительно сухая равнина с шелковистой травой, редкими рощицами и одинокими деревьями. В тени шумного, говорливого под ветром тополя братья на минуту остановились передохнуть. Сзади доносился еле слышный плеск воды, всхрапывание лошадей.

— Саванна оживает, — тихо говорил Саня. — Скоро вернутся бизоны, сайгаки. У охотников будет богатая добыча.

Пока шли к горе, Саня поведал о том, каких страхов натерпелся в Дубовой роще. Сбежал он, конечно, по-глупому, сгоряча, не подумав. Нападение носорога отрезвило — охватил ужас… Двое суток Саня прятался на дубе и с высоты видел ночами костры охотников в саванне. На душе было так безнадежно тоскливо, что хотел даже вернуться в племя. Но какая бы паника поднялась тогда в стойбище! Нет, места в этой эпохе ему уже нет… Наконец он, преодолев страх и стыд, решил днем выйти на открытое место и знаками показать хроноглазу, что он жив и нуждается в помощи. Но тут, к счастью, подоспел Иван.

— Ты вторично спас меня, — сжал Саня руку брата.

Через полчаса, уже километрах в двух от Горы Духов, Иван и Саня разговаривали во весь голос, громко смеялись, подталкивали друг друга. Догадывались, что хроноглаз сейчас отчаянно мигает, призывая к порядку разгулявшихся странников времени, а разгневанный бог «Хроноса» Октавиан, наверное, мечет в их адрес громы и молнии…

Однако, взглянув, наконец на небо, братья увидели, что искорка хроноглаза горит тихо, спокойно и даже приветливо. Октавиан, видимо, доволен был исходом вылазки Ивана и смотрел на неуместные шалости снисходительно.

— Слушай, Урх! Нет ли у тебя за пазухой еще одной галеты? — с улыбкой спросил Саня.

— Проголодался? — весело откликнулся Иван. — Есть у меня за пазухой галета. Но мы ее поделим пополам. Я ведь тоже наголодался, пока был…

Чуть было не сказал «колдуном», но спохватился. «Еще переживать будет… Из-за него же я подвергся такому нелегкому испытанию. Потом узнает…»

Братья сели на пригорок, спугнув стайку гревшихся на солнце мышей. Поели. Саня, поглядывая на Гору Духов, сказал:

— Опустела гора. Все же жаль старого колдуна. Кто бы мог подумать, что Ленивый Фао способен на такую прыть? Пожертвовал собой, спасая Гзума…

«Знал бы ты, кто был Ленивым Фао», — усмехнулся Иван, но вслух сказал:

— А ты, оказывается, неплохо изучил ход событий, прежде чем улепетнуть сюда.

Саванна, милая сердцу Сани родная степь, незаметно меняла свой облик. Только что она знойно дремала. Недвижные травы источали горячие ароматы, с басовитым гулом перелетали с цветка на цветок шмели, упоенно трещали кузнечики. И вдруг насекомые, мгновенно исчезнув куда-то, притихли. Что-то невидимое пронеслось над равниной. С легким вздохом шевельнулись верхушки трав, поднялся упругий ветер, и саванна зашелестела, заколыхалась зелеными валами.

— Гроза, — прошептал Саня. — Скоро будет майская гроза.

Наслаждаясь прохладой, Иван закрыл глаза. Шум трав, плескавшихся у подножия холма, казался ему гулом морского прибоя. Вспомнив, какую неизъяснимо пугающую, мучительную власть имел ветер над Саней, он открыл глаза и осторожно скосил их на брата. Но нет, не муку выражало лицо юноши, а радость. Однако странную, задумчиво печальную и даже горькую радость.

(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});