Опричнина - Александр Зимин

Новгородский помещик Юрий Андреев сын Нелединский происходил из бежецких землевладельцев[2138]. Когда в январе — марте 1571 г. в его поместьях Вотской пятины производился обыск, то выяснилось, что сам помещик в своем новгородском владении не бывал (там находился его приказчик), а проживал в Бежецком Верхе[2139] Впрочем, Юрия царь взял в «опришнюю»[2140] Весной 1570 г. (на «великое говино», т. е. говенье) пришел указ, требовавший высылать опричных людей из земщины. Приказчик Нелединского покинул Вотскую пятину, причем «и помещиков доход весь сполна на крестьянех взял о Николени дни осенъним»[2141]. В результате обыска выяснилась картина постепенного запустения новгородских владений Нелединского, причем самоуправство опричников выступало совершенно отчетливо. Так, крестьянин деревни Перносарь, Абрам Курыханов с детьми вышел в Юрьев день (26 ноября) 1569 г. за Русина Волынского. Вероятно, при этом крестьянин «выхода» не уплатил, ибо подьячий Петр Григорьев хотел его вернуть прежнему господину. Однако весной 1570 г. «тих крестьян, приехав из опришнины, из Михайловского погоста… у Петра, и у старосты, и у цоловалников выбили и вывезли их в опришнюю в Михайловской погост… без отказу и без пошлин»[2142].

Некоторые крестьяне сами выходили к опричным помещикам, рассчитывая укрыться за сильными людьми от полуофициального разбоя. Так, крестьянин деревни Омосова Иван Патрикеев «вышол из тое деревни в опришнину» осенью 1570 г. «без отказу и без выходу»[2143].

Правительство принимало меры против самовольных крестьянских выходов и вывозов. Так, когда два крестьянина деревни Горка за неделю до Юрьева дня 1570 г. вышли в деревню Вяжицкого монастыря «без отказу и без выходу», то они были «вывезены опять назад»[2144]. Монастыри не составляли исключения. Уполномоченный новгородских дворцовых дьяков Петр Григорьев «вывез опять назад в Юрьевскии деревни» (Нелединского) тех «выхотцов крестьян», которые вышли за детей боярских без отказу»[2145].

Новгородский поход 1570 г. также использовался опричниками для вывоза крестьян. Так, во время обыска 1578 г. одного из запустевших поместий Е. Шигачева в Вотской пятине выяснялось, что оттуда «крестьян вывезли Демидовы люди Ивановича Черемисинова»[2146]. Опричник Д.И. Черемисинов — один из участников финансового разорения Новгорода[2147].

Крепостническую практику в конце 60-х годов XVI в. показывает грамота Ивана IV о разделе белозерской вотчины И.П. Федорова 20 апреля 1568 г. Как отмечает В.Б. Кобрин, опубликовавший этот акт, усилением феодальной эксплуатации объясняются строгие наказы об описи крестьянского имущества и пашни: переписаны должны быть и «дворы и во дворах люди по имяном». Переписывать также «на крестьянах заемные деньги и хлеб по кабалам и бескобално, подлинно, порознь»[2148]. Ясно, что такие меры еще прочнее прикрепляли крестьян к земле.

Весной 1570 г. в Вотскую пятину прислали «заповедную и высыльную грамоту», согласно которой «велели опришных высылать из земшины»[2149]. «Заповедная грамота» до нас не дошла. Мы ее знаем по упоминанию о ней и о ее назначении можем только догадываться. Еще С.И. Тхоржевский считал, что в ней говорилось о временной отмене права крестьянского выхода, т. е. о первом опыте введения «заповедных лет»[2150]. К его мнению присоединился И.И. Полосин[2151]. Б.Д. Греков совершенно справедливо заметил, что «это распоряжение власти не касалось реформы крестьянских выходов». Сам же Греков считал, что «царь потребовал из земщины опричников», а их старые поместья «заповедал охранять»[2152]. Но и с этим толкованием трудно согласиться. «Заповедная и высыльная грамота» (Б.Д. Греков прав, полагая, что речь идет об одной грамоте) касалась только высылки опричных людей из земщины. Говорилось ли в ней что-либо об их старых поместьях или нет, сказать совершенно невозможно.

Фактическое расширение прав феодала на подвластное ему население вотчин и поместий в годы опричнины еще не нашло законодательного оформления. Продолжали действовать закон судебников о Юрьеве дне и другие нормы права, восходящие к концу XV в. Но уже в повседневной юридической практике крестьяне начинают все более и более рассматриваться как «люди» господина, принадлежащие ему в силу прав феодала на землю» Этот процесс рождения нового правового взгляда на крестьян блестяще показал С.М. Каштанов на материале монастырских жалованных грамот[2153]. Уже с середины XVI в. в этих документах получает распространение формула «Кто у них (т. е. у феодалов — А.З.) учнет жити… люди и хрестьяне» (вместо «люди»), показывающая, что крестьяне все более начинают рассматриваться «крепкими» своим господам[2154]. Это явление в первой половине 60-х годов XVI в. уже широко отмечается на территориях к югу и западу от Москвы[2155]. Опричнина несла крестьянам новое усиление крепостной зависимости от феодалов.

По С.М. Каштанову, в опричнину почти совершенно не вошли наиболее крепостнические районы центра — восточное Замосковье, тогда как менее закрепощенные районы запада и юго-запада стали опричными. Все это позволяло за счет усиления в этих районах крепостнического гнета улучшить положение опричного войска, основной опоры Ивана IV[2156]. Сердцевина наблюдений С.М. Каштанова верна: ее можно объяснить тем, что в опричнину попали главным образом земли, где светское землевладение вообще не было распространено и формы эксплуатации крестьян были архаичнее, чем на поместных землях основной территории Русского государства.

Для опричных территорий (Можайск, Вышгород, Ржева) в грамотах Симонова и других монастырей употребляли вместо ранее распространенной формулы «люди и крестьяне» старую — «люди», что как будто говорит о возврате к устарелым представлениям о характере зависимости крестьян. С.М. Каштанов пытается объяснять это противоречие тем, что правительство стремилось ограничить закрепостительские поползновения монастырей в пользу помещиков[2157]. Но как мы увидим ниже, правительство, наоборот всячески льготило своих «государевых богомольцев»[2158].

Среди земель, попавших в опричнину уже со времени ее утверждения, северные территории с такими торгово-ремесленными центрами, как Тотьма, Каргополь, Вологда, занимали большое место. Уже накануне опричнины правительство, выдавая в 1563 г. таможенные грамоты Орешку и Веси Егонской[2159], стремилось регламентировать поборы, взимавшиеся с торговых людей. Это, конечно, отвечало интересам торгово-ремесленного населения.

В годы опричнины положение изменилось. Правительство отходит от старой политики борьбы с тарханами, которая настойчиво проводилась Избранной радой. Как показал С.М. Каштанов, 1564–1569 гг. отмечены выдачей щедрых податных льгот беломестцам из среды духовных феодалов[2160]. Уже в августе 1565 г. Иван IV отписывает от московского посада Симонову монастырю село Коровничье, обеляя его от податей[2161]. Льготы на дворы и слободы получили наряду с Симоновым монастырем Кирилло-Белозерокий и Старицкий Успенский монастыри на дворы в Ярославле, Турчасове и Старице. Зато привилегии городского патрициата решительно сокращались. Так, к 1571 г. Иван IV «отставил» жалованную грамоту, содержавшую льготы купцам-сурожанам[2162]. Все это показывает, что в годы опричнины сделан был значительный шаг назад в области посадской политики.

Вместе с тем Иван IV охотно давал льготы крупным промышленникам, в их числе купцам Строгановым. Уже в 1566 г. по челобитью Строгановых опричными сделались их городки Канкар и Кергедан в Перми[2163]. Льготы получили Строгановы и в 1568 г. на земли по реке Чусовой[2164]. Широких торговых привилегий в 1567–1569 гг. добилась английская Московская компания. Позднее, после того как начался некоторый спад опричной политики, объем льгот англичанам начинает сужаться[2165].

Города в опричную пору не менее страдали, чем деревни. До нас дошли описания Ладоги 1572–1573 гг. Многие посадские люди умерли с голоду и обнищали[2166]. Некоторые горожане безвестно покинули насиженные места[2167]. Губило жителей Ладоги и моровое поветрие. В 1569/70 г. Ладога, как и другие новгородские города, подверглась опричному разгрому, которым здесь руководил Петр Иванович Барятинский[2168]. Свирепствовал в городе в 1570/71 г. также праветчик Леонтий Кузьмин сын Понточин и позднее Данила Иванович Истленьев (первый правил «по кабалам», а второй — «государьскую обиходную рыбу и за рыбу деньги»). Многих посадских людей на правлении забили до смерти. А некоторые «жильцы на правежи стоячи, с правежю, с холоду и з голоду и примерли»[2169]. Множество посадских попросту сбежало от правежа[2170]. Некоторые из жителей города (Будиша, Третьяк плотник) выходили «в опритчину», рассчитывая так спастись от бесконечных поборов[2171].