Союз нерушимый - Влад Савин

Неожиданностью были «фронтовые друзья», о встрече с которыми доложил агент из уголовных, кому поручалось встретить сучку по приезду и попытаться незаметно вытянуть подозрительный предмет, или просто вырвать сумочку и убежать. И не было уже времени и возможности переиграть — группа «Змеюки» вышла на исходные. Оставалось лишь надеяться, что товарищи офицеры, нагулявшись, разойдутся по своим номерам. И был условленный сигнал, и группа вошла — что случилось дальше, агент-контролер, наблюдавший с улицы и издалека, понять не мог. Но выстрелов не было, ни одного. Группа не вышла, а пройдя мимо машины, агент увидел, что сидящие в ней мертвы, хотя он мог поклясться, что к автомобилю никто не подходил. Тут агенту стало страшно, и он убежал, и не видел что происходило дальше — будет наказан за трусость! Но после видели, как к «Националю» подъезжали грузовик и бронетранспортер, стояли очень недолго. Шесть человек исчезли бесследно, и машина, и женщина-агент из гостиницы. И это было еще не все!

На базе в Соломенках, куда должны были доставить сучку, ждали, что возможно, вместо «Змеюки» придут энкаведисты. Эта предусмотрительность не раз спасала прежде, тактика была отработана — пулеметчики на позициях, управляемый фугас на подъезде, прорыт подземный ход, а сам дом подготовлен к взрыву, этот метод применялся еще в тридцатых против польской дефендзивы. Никто ничего не видел, хотя и в соседних домах были «маяки» — и вдруг база взлетела на воздух, шестеро убитых, пятеро раненых, причем трое — тяжело. Итого, в боивке «полевой жандармерии» осталось всего семь человек в строю. А это было очень плохо, поскольку сгинувший Витковский и его люди были последним козырем Кука, на случай если Козак, СБ, замыслит недоброе. Его головорезам ведь плевать, ты генерал-хорунжий, рядовой боец, или вообще крестьянин — на кого укажут, тому и накинут удавку, «ты зраднык, боивка приговорила тебя к смерти как ворога украинску народу», и все — Кук сам не раз видел эту процедуру. Хотелось верить, что на базе произошел несчастный случай, сдетонировал подготовленный заряд — но паранойя отвергала эту возможность напрочь. Слишком опытен был Витковский «Змеюка», как и его люди, чтобы допустить ошибку — а значит, против играет кто-то более умелый?

Катастрофически не хватало информации. Вернее, она была, но безнадежно запаздывала. Основой «всезнания» ОУН в городах были «маяки» — люди, занимающиеся своим обычным делом, но обязанные тотчас же передать информацию, сообщенную им, или замеченную лично, очень часто — женщины или подростки. И если в Галичине они работали за страх, хорошо зная, что с ними сделают за неусердие или сознательное умолчание, то на востоке часто приходилось прибегать к прянику, в том же Киеве вокруг созданных ОУН артелей и кооперативов кормились тридцать шесть тысяч человек (прим — цифра из реальной истории — В.С.), не все из них были сторонниками УПА, но отчего бы не помочь хорошим людям, если они платят тем или иным способом, в это трудное время — кто-то даже не знал, на кого работает, кто-то предпочитал не знать, кто-то полагал, что речь идет о коммерческих и личных интересах. Сеть получалась густая, обязательно кто-то что-то где-то видел или слышал, и неуловимая, как отличить передаваемую информацию от обычных слухов, трепотни соседок — но вот скорость передачи сведений оказывалась недопустимо медленной. Лишь сейчас, уже поздно вечером, Кук узнал о приказе, пришедшем из Москвы в штаб Киевского военного округа — с завтрашнего дня, 23 июня, ввести в Киеве и окрестностях военное положение! И что из Крыма уже перебрасывают самолетами дивизию морской пехоты, и что во всех частях гарнизона объявлена повышенная боеготовность, а солдат с Западной Украины приказано поголовно арестовать. Приказ был секретный, как положено — но один из офицеров, заглянув домой, сказал жене, «меня не жди, ночую в казарме», и также по секрету объяснил ей все, жена никому и не сказала, кроме как лучшей подруге-соседке, к которой зашла погоревать, что опять остается одна… дальше пошло, как у Пушкина, докатилось и до Кука, через шесть часов. А это значит, что в штабе КВО уже давно телефонировали во все подчиненные части, в то время как ему, Куку, требовалось послать связных, пеших или на велосипедах, к тем же воинским частям, проникнуть в расположение, разыскать там доверенных людей. Оставалась еще надежда, что где-то на приказ могли забить, в обстановке мирного послепобедного времени, исполнить лишь отчасти или формально — но было ясно, что надежда на помощь от восставшего гарнизона уменьшилась в разы! И не успеть уже поднять введенные в город курени, морская пехота будет тут раньше — а вступать в уличные бои с этими головорезами, с которыми на равных боялись драться даже Ваффен СС, придумайте более гуманный способ самоубийства! И в отличие от местного гарнизона, который еще можно как-то распропагандировать, эти, фанатичные «за Родину за Сталина», даже слушать не станут — «бандеровец? к стенке!». И приказы могла отдать лишь Москва, не Киев! Значит, случилось худшее — там все знают, и сыграли на опережение!

Пять, шесть, восемь тысяч морских пехотинцев — против полутора тысяч хлопцев в трех куренях. И эта дивизия не может быть единственной. Наверное, идут и еще войска, через сутки тут будет уже не протолкнуться. И восстание утопят в крови. Срочно отменять операцию, потому что на победу шансов нет?

И что тогда? Если москали знают — то и о куренях, введенных в город, им известно. А значит, хлопцам уже не вырваться никак. Организованно — не выпустят. Рассредоточиться, укрыться по квартирам, выбираться поодиночке — так весь Киев будут прочесывать частым гребнем, облавы, проверки документов, задержание всех подозрительных. Точно так же — закроют все дороги, входы-выходы, а ведь это не Галичина или Волынь, хлопцы здесь чужие! Не говоря уже о том, что с высокой вероятностью, будут хватать просто за западенский вид или говор, а тем более местожительство по документу. Кто-то конечно пробьется — но немногие, если спасется четверть, то это будет дьявольским везением. И курени все равно погибнут — но бесславно, как бараны на бойне. И он, Кук, тоже не заживется — в любой миг, в любом месте, подойдут хлопцы друже Козака с удавкой, и «ты зраднык», и ведь не скроешься нигде!

Выходит, что терять нечего. А если мы будем играть? Ведь фигуры в этой партии — меняют цвет! Не все. Но вот сделать, чтобы наши потери стали потерями врага — вполне реально! В открытом бою нас раздавят. Значит надо — чтобы стреляли не в нас.

Все, как было задумано. Дьявол, не хватит времени — предполагалось, что будет дня три, а то и неделя, на нагнетание обстановки, на разогрев толпы! Но теперь придется начинать немедленно — хватай чемодан, вокзал отходит! — завтра днем в Киеве будет уже полно москальских солдат. Значит, толпа на улицах уже должна быть — мясо, в котором увязнут даже морпехи. И чем больше будет трупов, тем лучше для нас! Пешки и должны жертвоваться, для выигрыша партии. Если завтра, в кооперативах, собрав актив, даже не соврать прямо, а предупредить, что, вот, мол, московские жизни не дают и вообще Украйну «с грязью мешают» за то что под немцем были — намекнуть что во столько-то будет вынос «гумаг» из «партийных» домов мол свои-то против но против Москвы как попереть? И вообще, слышали что на востоке творится — вот и у нас готовят то же самое, голод будет, цены вдвое-втрое, поскольку нас в автономные хотят из союзных, там другой порядок снабжения и нормы. Кто там будет с цифрами и законами доказывать — главное, орать погромче, горлом брать, ну тут агитаторов найдем! И побольше горилки — покупай, пока дешево, потом лишь москальская водка будет, а ее не купишь, грошей не хватит! И стотысячной толпы собирать не надо — двадцати тысяч хватит за глаза!

(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});