Валентайн - С. Сомтоу

— Нам предстоит отвлекать не несколько сотен тысяч телезрителей — нам надо сбить с толку саму космическую материю. И мы это сделаем в правильном месте и в нужное время, когда иллюзия и реальность сплетутся так тесно, что сама вселенная на какое-то время ослепнет... что-то вроде затмения... затмения реальности.

— На съемках фильма.

— Да. Настоящая смерть, смерть понарошку, мир и его зеркальное отражение... когда распускается сама ткань мира... и тогда, вот увидишь, мы схватимся за последнюю ниточку этой распускающейся реальности, и мы найдем выход из лабиринта. Только мы, и больше никто.

— Я в этих высших материях не разбираюсь. Я человек приземленный.

— Хорошо. Я все равно не намерена посвящать тебя во весь план целиком. А то ты еще все испортишь, со своим приземленным отношением. А теперь просто заткнись и трахни меня еще раз. Нам нужно еще сексуальной магии. И не слушай, как дребезжит эта тварь в коробке. Просто трахай меня и думай о чем-нибудь темном.

Интересно, а что бы сказал Дамиан, если бы знал про саламандру у нее во влагалище?

* * *

• ангел •

Первый день съемок. Эпизоды на улице. Перед особняком на горе. Железные кованые ворота, типичный дом с привидениями — самая подходящая резиденция для вампира. За бутафорским фасадом — ничего, кроме отвесной скалы и павильона для членов съемочной группы, где можно быстренько перекусить и выпить кофе. Эйнджел не уставал поражаться тому, сколько нужно сахара и кофеина, чтобы снять фильм.

Это было совсем не похоже на съемки для телевидения. Здесь все было — сплошная гонка. Напряженная и интенсивная. С места в карьер. Завтрак на ходу, прямо в костюме и гриме. Четыре строчки текста. Снова и снова. Дубль за дублем, во всех возможных ракурсах. И так — до обеда. Тем более что снимали совершенно не в том порядке, как это должно быть по сценарию. Сегодняшний эпизод был почти в самом конце картины.

Никто точно не знал, что случилось в ту ночь в Узле. Знали только, что в доме начался сильный пожар, и дом выгорел дотла. А вместе с ним — и весь город. Это мог быть поджог. Это мог быть несчастный случай. Было несколько версий, объясняющих происшедшее, но ни одна из них даже близко не подходила к разгадке тайны. По самой последней версии, состряпанной Ароном Магиром, поджог совершил сумасшедший проповедник фундаменталистской церкви, который считал, что Тимми Валентайн — Антихрист, и его приход знаменует начало Армагеддона. И вот он решил поторопить события.

Грезил о вознесении в чертоги Господни. Видел себя героем. Весь сценарий строился на акцентировании обманутой и преданной невинности — алчные агенты, которые манипулировали наивным мальчиком, истеричная интриганка-мать (хотя все знали, что у настоящего Тимми Валентайна никакой матери не было), непорядочные продюсеры, — и в конце концов герой погибал от руки сумасшедшего фанатика. Актер, игравший безумца — звезда первой величины, мировая знаменитость, — должен приехать только на следующей неделе, и это вполне всех устраивало, потому что его роль собирались полностью переписать, что сейчас в спешном порядке и делалось.

Эйнджел знал, что прямо сейчас, в эту самую минуту, Брайен Дзоттоли сидит в его трейлере — в смысле, в трейлере Эйнджела — и переписывает концовку, потому что кто-то из юридического отдела решил, что персонаж проповедника-фундаменталиста слишком похож на кого-то из настоящих, реально существующих телепроповедников, на Бейкера, кажется, или на Дамиана Питерса, в общем, на какого-то там проповедника — земляка этого самого человека из юридического отдела. Впрочем, новая концовка никак не повлияет сегодняшний эпизод.

Как все странно сложилось, подумал Эйнджел. Еще пару недель назад Брайен Дзоттоли был всего лишь одним из многих голодающих авторов на чердаках Голливуда. А потом этот дядька пропал в зазеркалье, и Брайен вдруг сделался сценаристом мирового блокбастера — исключительно потому, что оказался поблизости.

* * *

Эпизод 94: Тимми стоит на крыльце своего особняка в Узле. На душе у него неспокойно. Его одолевают плохие предчувствия. Прошлое проносится перед глазами чередой быстро сменяющихся фрагментов — нарезка кадров в черно-белой сепии. Тимми поет песню «Вампирский Узел». Заходит в дом. В замедленной съемке — на последней ноте дом взрывается пламенем.

* * *

Эйнджел стоял у перил. Это был мастер-кадр — при монтаже из всего отснятого материала будет использовано только несколько секунд, — но он должен был отстоять до конца, беззвучно, одними губами, выпевая всю песню, пока оператор снимал крупные планы его лица и общие планы дома с крошечной фигуркой на крыльце. При озвучении здесь пойдет фонограмма, так что съемка была «немой» — то есть без звукового сопровождения. А это значит, что вокруг стоял жуткий шум — никто не пытался соблюдать тишину, необходимую при звуковой съемке, — и Эйнджелу это мешало сосредоточиться. Тем более что он не пел по-настоящему, а только делал вид, что поет.

Мотор.

Режиссер был где-то далеко-далеко. В другом мире. Эйнджел думал о Тимми, заключенном в зеркале, прибитом к дереву, — в ожидании, что его все-таки освободят. Эйнджел знал, что он сможет помочь. Каждый раз, когда он участвовал в съемках, играя Тимми, он пусть всего по чуть-чуть, но все-таки привлекал внимание людей к настоящему Тимми. И с каждым разом внимания становилось чуть больше. Оно копилось, потихонечку собираясь в критическую массу. Реальность и иллюзия — это как пес, гоняющийся за собственным хвостом. Как ин и янь.

Вступление к песне заиграло в динамиках, скрытых за фасадом.

Время близилось к обеду. Солнце жарило вовсю, но в иллюзии была зима. Землю засыпали отбеленными кукурузными хлопьями. Искусственный снег сыпался из окна, электрические вентиляторы направляли его в кадр элегантным спиральным вихрем. Еще один вентилятор дул прямо на Эйнджела, так что волосы били в лицо. Эйнджел закрыл глаза и попытался войти в ритм песни. Он все-таки сбился на синхронизации, но это было не важно, потому что ассистент оператора тоже сбился с установкой фокуса, и они не успели начать съемку с движения.

— Перерыв, Эйнджел, — объявил Джонатан со своего высокого «божественного престола» в тени сосен, там, где кончалась зима и начиналось лето.

Эйнджел был благодарен за передышку. Он заглянул в павильончик, взял кока-колу и шоколадный батончик и пошел к себе в трейлер.

Брайен сидел — работал.

— А где Петра? — спросил Эйнджел.

— Пошла посмотреть павильоны для съемок в помещении. Готовить тебе пресс-релиз.

(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});