Сиреневый ветер (СИ) - Владимиров

чёрная пустота, промораживающая душу.

«Ты никогда не убежишь от своей сути. Можешь сопротивляться хоть до последнего вздоха, это не изменит того, что ты — порождение тьмы».

В этот день Алрефе решил прогулять занятия — и без того настроение испорчено, не хотелось ещё и выговор из-за порванной мантии получить. В Тельмон-шер не на что смотреть. Окружённый пустыней город, набитый низкими каменными зданиями. Выложенные брусчаткой улицы смотрелись однообразно и серо несмотря на цветные мозаики, украшавшие некоторые стены, покрашенные двери и оконные рамы, навесы из плотных узорчатых тканей. Всё меркло под лучами безжалостного солнца и от приносимого ветром сероватого песка. Дома богатеев выделялись башнями и куполами, но всё равно не разбавляли унылой в целом картины.

Шатаясь по городу, Алрефе набрёл на заброшенный дом. Два года назад все члены обитавшей в нём семьи умерли от проклятья, новые жильцы объявляться не спешили. Внимание привлекла слегка приоткрытая дверь. Алрефе остановился возле неё, в сомнении теребя рукава. Заглянуть или нет? Вдруг на самом деле внутри уже обосновался сомнительный контингент?

В недолгой схватке между здравомыслием и любопытством победило второе. Алрефе прошмыгнул за дверь и, ведомый предчувствием, направился к внутреннему садику, который к большому удивлению оказался не пустым и не запущенным: хмурый носатый мальчишка тоже лет восьми столь увлечённо возился с ядовитыми растениями, что не заметил нового гостя.

— Это ты здесь за всем ухаживаешь? — спросил Алрефе, держась на безопасном расстоянии.

Мальчишка вздрогнул от неожиданности и чуть не порезался ножом, которым подрезал куст. Вскочив на ноги, он насторожённо посмотрел на Алрефе, с заметным напряжением сжимая рукоять. Карие глаза встретились с синими. Мальчишка облизнул пересохшие губы и медленно кивнул.

Какое странное поведение. Задавая вопрос, Алрефе ожидал, что на него в лучшем случае наорут за то, что помешал или увидел то, чего не следовало. Тем более от другого ребёнка. Взрослых жизнь вынуждала научиться брать эмоции под хоть какой-то контроль, ведь не всегда с первого взгляда определишь, насколько опасен оппонент. Дети примерно равны по силе, но с годами всё легче поплатиться жизнью за грубость не по тому адресу.

— Если ты не должен здесь находится, то не волнуйся, я никому не расскажу. И саду вредить не буду.

— Почему я должен тебе поверить?

— Не должен, — согласный кивок. — Так же, как и другие. Даже моя семья из нас двоих выберет поверить тебе. К тому же, я тоже не должен сейчас здесь находиться. — Садик располагался на пару ступеней ниже уровня дома. Алрефе расстелил на них мантию и сел. — Стал бы я так долго ждать, если бы хотел навредить этому месту?

— Ты странный, — буркнул мальчишка, опуская нож.

— Разве? — спросил с искренним недоумением. — Нет-нет, странный тут скорее ты. Меня обычно называют выродком. Как тебя зовут? Я Алрефе.

— Олеонте.

Случайная встреча в саду заброшенного дома, которым Олеонте занимался втайне от семьи, стала началом странных отношений, которые Алрефе назвал бы дружбой, если бы знал тогда такое слово, а Олеонте — удобными. Когда имеешь дело с растениями демонического мира, помощь мага может оказаться очень кстати, особенно такого, который сам порывается сделать что-нибудь полезное и даже готов собрать на себя все шишки, если их засекут. А ещё не тыкает пальцем из-за нетипичного поведения.

Олеонте родился змеёй — тем, кто в сути своей оставаясь обычным демоном, хорошо прятал настоящие эмоции, тем самым создавая впечатление кого-то спокойного, может даже мирного и дружелюбного. Змеи часто появлялись среди северных демонов и очень редко — среди южных. Водиться с таким, значит всегда ожидать ножа в спину, ведь чем враждебнее настроена змея, тем меньше выдаст истинные намерения. Так что эмоциональные реакции Олеонте в будущем вполне можно счесть за признак сохранившихся близких отношений…

Подсознательно Алрефе понимал истинное положение дел: что это не дружба, а временное сосуществование, которое прервётся, стоит исчезнуть выгоде или появиться более привлекательному предложению. Понимал, но предпочитал жить, осознанно погрязнув в самообмане. Алрефе выдумал эту дружбу, чтобы сбежать от одиночества, почувствовать себя достойным таких простых вещей, как общение, общие увлечения, совместные прогулки. Грустно и смешно: восьмилетний ребёнок знал, как лечь, если у тебя кровавая каша на спине и сломаны рёбра, но впервые вёл нормальный диалог с кем-то, кроме себя, не боясь, что за следующее слово ударят.

***

Олеонте очень редко улыбался и часто хмурился, что сильно раздражало его отца. Алрефе узнал об этом, когда в очередной раз спросил о свежих синяках на лице. Тогда Олеонте нехотя рассказал о семейных порядках, из-за которых он вынужден скрывать своё увлечение растениями и без вариантов станет в будущем убийцей, о том, как часто попрекают дома за змеиную сущность, которую он не выбирал, но из-за которой не может быть «как все» среди тех, кому особенно не доверяет, об отце, с которым никогда не знаешь, от чего он придёт в ярость на этот раз, и о матери, которая уже девять лет скрывает, что настоящий отец Олеонте — демон-змей с севера.

Не такая уж страшная история, для демонов даже обычная, но Алрефе всё равно стало больно и обидно за друга, ведь он тоже хорошо знал, что такое быть непохожим, огребать за то, в чём не виноват, не иметь права выбора и голоса, контроля даже над собственной судьбой. И вот однажды Олеонте пришёл со шрамом-улыбкой на щеках. Демоническая регенерация такова, что от обычных ран крайне редко остаются следы, для такого необходимо использовать сильно замедляющий её яд.

— Кто… Сделал это с тобой? — спросил Алрефе, тяжело сглотнув.

— Отец, — тихо пробурчал Олеонте. — Сказал, что если не хочу улыбаться, он сделает так, чтобы я улыбался всегда.

— Но разве так можно?!

— Всё можно, если ты сильнее. — Он пожал плечами. — Надеюсь, отец не доживёт до выпуска. Потому что иначе я вернусь, чтобы разорвать ему рот. И залью раны таким ядом, что они никогда не срастутся.

Алрефе вздрогнул. В голосе друга впервые прозвучал гнев, смешанный с непоколебимой решимостью, но страшнее всего было то, что любой бы назвал ход мыслей Олеонте правильным, а будущий поступок — законным.

— На твоём месте я бы вырезал всю твою семью, — заявил неожиданно, посмотрев почти с сочувствием.

— Я никогда так не сделаю, — резко, с ужасом заявил Алрефе.

— Знаю. Потому что ты дурак, каких не найти. Но только поэтому я могу тебе верить. А вот ты никогда не должен верить мне.

***

Даже в демонический мир иногда наведывались самые безбашенные творцы — странствующие музыканты. Во время одной из прогулок Алрефе