Любовь под луной - Саманта Джеймс

– Потому что думала – это вы! – выкрикнула она, прежде чем успела сдержаться.

Глаза Доминика сузились. Дыхание его пресеклось, сердце вдруг ухнуло вниз. А что, если он ошибся и ей все-таки не все равно? – мелькнуло у него в голове...

– Почему же вы попросили меня уйти?

– Потому что просто не знала, что делать! Господи... Хорошо, я расскажу вам все. Помните, я рассказывала, что нашего отца убил цыган?

– Конечно. Но какое это имеет отношение к нам?

– Самое прямое, и вы сейчас сами поймете. В тот вечер, вернувшись домой, я сразу поняла: с Эмили случилось что-то ужасное. – Теперь слова лились сами собой. Задыхаясь от волнения, Оливия выложила ему все: и то, как Эмили отдала свое сердце молодому человеку, которого никогда не видела; и как она внезапно прозрела; и какой удар настиг ее, когда она вдруг обнаружила, что ее возлюбленный – цыган.

Доминик был поражен, наверное, ничуть не меньше, чем сама Оливия, когда узнала от Эмили о ее встречах с Андре. Она с мольбой подняла на него глаза.

– Неужели вы еще не догадались, почему я так поступила? Почему попросила вас уйти? Честное слово, я не хотела вас обидеть, я просто боялась... Боялась, что, увидев вас, Эмили снова вспомнит об этом Андре!

– Теперь понимаю, – протянул Доминик, задумчиво потирая подбородок. Помолчав немного, он поднял голову и взглянул ей прямо в глаза. – Пусть так. Но тогда скажи, почему ты меня избегаешь?

– Ничего подобного! Я все время была здесь, в вашем собственном доме!

– Я, между прочим, тоже. И мы вроде бы знакомы, а ты при встрече отказывалась взглянуть на меня. Даже когда была совсем одна. Особенно когда была одна.

Оливия беспомощно взглянула на него. Как обычно, Доминик был в темных бриджах и сапогах для верховой езды. Ослепительно белая рубашка расстегнута почти до самого пояса. Упавшая на лоб волнистая прядь придавала ему до смешного мальчишеский вид.

Страшная безнадежность вдруг овладела Оливией. Она чувствовала себя усталой и старой: слишком много волнений и горя выпало на ее долю в последний год. Сейчас ей больше всего хотелось броситься к нему в объятия и забыть обо всем, кроме сильных рук, в кольце которых было так спокойно и надежно. Соблазн был настолько велик, что Оливии стоило немалого труда удержаться. Только мысль о том, что все и без того достаточно запуталось, заставила ее выбросить это из головы.

– Я, кажется, задал тебе вопрос, Оливия, – тихо сказал он. – Так все-таки почему ты избегаешь меня?

Однако ей было отлично известно, куда могут завести подобные вопросы, и она дала себе слово всеми силами избегать этого. Ресницы ее опустились, прикрыв глаза. Сделав над собой усилие, Оливия постаралась принять невозмутимый вид.

– Не понимаю, что вы хотите этим сказать, – пробормотала она.

– Неужели? – Судя по голосу, Доминик был твердо намерен вытянуть из нее ясный и вразумительный ответ. – Или ты забыла, что произошло между нами... здесь, в этом самом доме? И если мне не изменяет память, даже не один раз, а дважды?

– Нет, не забыла, – еле слышно пролепетала она, вздрогнув, будто ее ударили ножом.

Он шагнул к ней и теперь был так близко, что юбки Оливии обвились вокруг его ног.

– Я тоже не забыл...

По ее телу пробежала дрожь. Она чувствовала жар, исходивший от его большого, сильного тела. Она не могла заставить себя поднять на него глаза, сознавая в глубине души, что он прав: она и в самом деле избегала его. Украдкой покосившись в его сторону, она мельком подумала, что Доминику следовало бы побриться. Глубокая морщина прорезала ее лоб.

– Разве так уж необходимо напоминать мне об этом? – задыхаясь, прошептала она.

– Но ведь ты сама хотела... – поразился он.

– Знаю, – поспешно перебила она, – но, к сожалению, я даже представить не могла, что буду чувствовать потом. Господи, ну как вам объяснить? Я ведь не похожа на тех женщин, которых вы знали в Лондоне. И я не могу вести себя... как они... а потом держаться так, будто ничего и не было.

– Но ведь я и не просил тебя об этом. – Доминик внимательно вгляделся в ее лицо, и в голову его закралось неясное подозрение: – Бог мой... неужели ты могла подумать, что я просто использовал тебя и выбросил?

Оливия опустила голову, лицо ее пылало от стыда.

– Я не знала, – пробормотала она, – не знала! – Набрав полную грудь воздуха, она решилась продолжить: – Я ведь не такая наивная, как вам кажется. Думаете, мне неизвестно, что есть джентльмены, которые не стесняются уложить женщину в постель? А когда добьются своего, то на следующий день вряд ли даже вспомнят ее лицо. И считают это естественным и совершенно нормальным! Конечно, я не леди, и мне...

– Хватит, – тихо, но твердо перебил ее Доминик. – Ни слова больше! – Приподняв подбородок Оливии, он заглянул ей в глаза. – Вы, мисс Шервуд, самая истинная леди из всех, которых я когда-либо знал. – Уголок его рта смешливо дернулся, и он повторил: – Самая истинная из всех.

Его голос и его слова заставляли ее таять от счастья.

– Леди... истинная леди никогда бы не сделала того, что сделала я, – опустив голову, прошептала Оливия.

– Ну, допустим, вина за это лежит не только на тебе! – На губах Доминика мелькнула слабая улыбка.

Взгляд Оливии метнулся в сторону, но она усилием воли заставила себя посмотреть ему в глаза, и Доминик увидел муку на ее лице.

– Для мужчины это совсем другое...

– Не всегда. – Улыбка его стала шире. В эти минуты он любил ее еще больше. Сейчас он видел подлинную Оливию – нежную, стыдливую, твердо знающую, что хорошо, а что плохо. Настоящая дочка священника, напомнил он себе.

– Господи, ну как вы не понимаете! Я ведь даже не могу себе представить, что будет дальше! И как, по-вашему, я могу себя чувствовать? – Она выглядела такой пристыженной, такой несчастной, что Доминик едва удержался от смеха.

– Может, стоит просто предоставить это судьбе? Ах да, я забыл. Ты же не веришь в судьбу, не так ли? – Он незаметно придвинулся еще ближе. Глаза их встретились.

– Не смейтесь надо мной, – умоляюще прошептала она.

– Я никогда не стану смеяться над тобой, – торжественно поклялся он. Его теплые губы прильнули к ее губам. В этом поцелуе, нежном и сладостном, не было страсти – только любовь и понимание. Глаза Оливии вдруг закрылись, и она почувствовала, как губы ее, мягкие и податливые, покорно дрогнули под его губами. Руки ее обвились вокруг его шеи, и Доминик понял, что она сдалась.

Его близость сделала наслаждение почти невыносимым. Оливия почувствовала, как дрогнули и напряглись соски, упиравшиеся в его твердую грудь, и все ее тело стало плавиться в преддверии чудесного. Она догадывалась, что нечто подобное испытывает и Доминик: его руки крепче стиснули ее талию. С каждой минутой решимость ее таяла.