За что убивают Учителей - Наталья Сергеевна Корнева

как. Неужели ты сам просишь об этом?

– Да, мессир.

– Значит, ты покоришься мне?

– Я сделаю все, что вы прикажете, чтобы установилась связь.

– Хорошо, – смилостивился Красный Феникс, наконец прерывая эту мучительную беседу. – Я проведу мистерию и возложу на тебя венец совершеннолетия. Сейчас же ступай и приготовься к ритуалу. Проведем его немедленно, пока сердце твое открылось для установления связи.

Поклонившись, Элиар вышел вон. Рот как будто был полон приторной ваты, навязшей на зубах, забившей горло и облепившей язык, которым он только что произносил подобострастные слова. Мерзкое ощущение. Ноги подкашивались, голова шла кругом, да еще и мутило: от отвращения к Яниэру или к верховному жрецу… нет… от отвращения… к самому себе. Как же низко он пал, как отдалился от простой и честной жизни вольных степняков!

Но удивительное дело – терзавшая душу удушливая ненависть к наставнику словно бы куда-то делась. Похоже, дух его был все-таки сломлен: не грубой силой, но выверенной, расчетливой хитростью.

Да, сам не сознавая того, ученик принял волю Учителя и покорился ей.

* * *

Эпоха Черного Солнца. Год 359.

Сезон пробуждения насекомых

Запускают воздушных змеев.

День двадцатый от пробуждения

Ангу. Лес Кукол

*киноварью*

Все верно… между Учителем и учеником должна возникнуть особая доверительная связь, иначе обучение будет невозможно. В этом и была суть мистерии. Однако, кажется, во время церемонии между ними возникло что-то другое, не похожее на обыкновенную духовную связь.

Элирию вдруг отчетливо вспомнился момент, когда он вошел в освещенное одними лишь тонкими красными свечами святилище для инициаций, и волосы зашевелились на голове от пробудившейся памяти.

Вспоминать совсем не хотелось. Лучше бы он продолжал брести в черном тумане беспамятства, огромном, как гора, милосердно скрывающем правду.

Но непрошенное воспоминание восстало перед глазами: коленопреклоненный Второй ученик замер в полумраке и тишине, неподвижно, как ящерица на камне. Распущенные волосы рассыпались по плечам неистовой огненной волной, подол церемониального одеяния растекся по молитвенной платформе. Поддавшись порыву, Элирий легонько провел рукой по этим ярким волосам, и воспитанник дернулся, будто проснувшись или выйдя из транса.

Элиар ждал его много часов. Много часов подряд простоял на коленях на холодном твердом камне. О небожители, он заставил прождать себя так почти целую ночь. Молитвенную позу было запрещено менять, и Элиар уже едва мог удерживать ее: мышцы ног сводило, а в области коленей образовались обширные кровоподтеки. Когда он коснулся Элиара, тот вздрогнул, но в вырвавшемся вздохе почудилось облегчение: Учитель наконец здесь и скоро все кончится.

Как же ошибался его Второй ученик.

Если говорить откровенно, так долго принуждать к неподвижности уже было достаточным испытанием для мистерии: теперь как минимум несколько дней ученик не сможет подняться с кровати. Но неподвижность лучше всего обучала смирению, которого так недоставало гордому дикарю, а потому Элирий избрал ее. То было наказание коленопреклонения – для раздумий о своей вине, раскаяния и покорности. Раб должен стоять на коленях. Всегда. И Элиар молча стоял и так же молча упал ниц на тесаный камень, повинуясь приказу руки Учителя.

Но Элирий на этом не остановился, достав из-за пояса плеть.

Поднявший на него глаза Элиар оторопел и, кажется, лишился дара речи.

– Не бойся, – спокойно сказал Элирий. – Я не буду тебя сечь. Ты сделаешь это сам.

– Что? – не сразу понял Красный Волк.

Испытание самобичеванием – самая жесткая практика, требующая самоотречения и фанатичной покорности. Элирий знал, что свободолюбивый кочевник ненавидит его, но подобное совершенно недопустимо в ученичестве. Нужно было как-то переломить эту ситуацию, сломить волю мальчика и полностью подчинить себе.

– Возьми плеть. Ты должен доказать силу своей преданности.

Волчонок молчал и смотрел на него совсем без выражения. Страшное пустое лицо.

– Сделаешь сам или тебя заставить? – Элирий и сам уже начинал нервничать. Что если ему не удастся утвердить свою волю над мальчишкой? Это позор! – В первом случае, возможно, я и вправду тебя прощу.

Без вложенного в него священного первоогня Хвост Феникса становился просто плетью, но даже в этом случае наносил повреждения, которые невозможно исцелить даже прямым вливанием духовной силы – шрамы все равно останутся навсегда. Элирий прекрасно понимал это, – и именно поэтому кинул ученику не обычную плеть.

Шрамы должны остаться, как память. Эти шрамы должны постоянно напоминать ученику о верности.

Не произнося ни слова, Элиар взял в руку плеть и нанес себе первый удар.

Наблюдавший за этим диким зрелищем Элирий содрогнулся и едва удержал вскрик. Ему вдруг показалось, что и сам он почувствовал боль, будто страшный удар плети пришелся не по широкой спине ученика, а по его собственному телу. Будь он проклят!

Элирий неожиданно разозлился. Это что, какое-то побочное действие печати большого контроля? Или… нерушимая связь уже была установлена? Не может быть! Выходит, продолжать мистерию нет нужды…

Как неудачно все вышло. Ученик не должен ничего заподозрить.

Нужно немедленно поставить усиленный блок, закрыться полностью на время этой церемонии.

Навязчивые фантомы чужой боли отчаянно колотились в него, но Элирий преуспел в создании психических барьеров. Хоть он и был потрясен до глубины души, но внешне сумел остаться абсолютно бесстрастным и только смотрел, смотрел как завороженный, на эту дикую мистерию, в которой что-то пошло не так, как следовало…

Нехотя вспоминая тот давний обман, совершенный из желания проучить дерзкого звереныша, роптавшего на него целый год, Элирий почувствовал стыд. Он не должен был доводить дело до трагедии, не должен был доводить прямодушного ученика до исступления и отчаяния. Нельзя потерять то, чем не владел. Нельзя. Но, вопреки логике и здравому смыслу казалось, что он потерял в тот миг что-то очень ценное.

При мысли о том, что все усилия и жертвы напрасны, и установить сакральную связь с Учителем не удается, Элиар почувствовал себя очень несчастным. Элирий смутно различал это горькое чувство даже сквозь толщу ментальной брони. Ярость и упорство заставляли кочевника вновь и вновь поднимать плеть и резко опускать ее на свои искалеченные плечи, с вызовом глядя в нарочито равнодушные глаза Учителя.

Очень скоро спина ученика стала напоминать кровавую паутину. Давно пора было остановить испытание, но жестокое действо неожиданно зачаровало Элирия. Так неотрывно, не в силах отвести взгляд, смотрят на что-то запредельно ужасное, шокирующее.

Впервые за все проводимые мистерии Элирий почувствовал, что ритуал пошел не так и вышел за привычные рамки. Эта мысль глубоко проникла ему в сердце. Но делать нечего: лишь на пределе открываются особые способности. Этот мучительный слом необходим, чтобы сердце умерло и – родилось заново.

Испытание длилось долго – в