Отрочество - Сусанна Георгиевская

Но это еще не беда — время есть. Спокойно, спокойно, спокойно…

А в уши свистел ветер.

* * *

— Данила бежит! Из девятьсот одиннадцатой, из нашей, — с видом завсегдатая, знающего в лицо каждого участника состязания, сказал толстощекий мальчик, пристроившийся по правую руку от Елены Серафимовны.

Скрывая улыбку, она искоса посмотрела на него — на его круглый, почти наголо остриженный затылок и щеточку светлой короткой челки, выглядывающую из-под козырька «капитанки»; посмотрела на его веснушчатый широкий, покрытый маленькими капельками пота нос. Он сидел на собственных ладонях и подпрыгивал, как будто это были не ладони, а пружинки.

И вдруг толстяк вскочил со скамейки и стал лупить кулаками по свежеокрашенным перилам. Его лицо выражало одновременно волнение, азарт, почти страдание.

Махали платками стоявшие внизу девочки, встречая и провожая бегущего Яковлева, как будто бы он был не мальчик, а поезд, проходящий мимо них.

Положение ее друга было, видимо, очень серьезное: кто-то пытался его обогнать.

— Данька! Жми, обходи, валяй! — заорали истошно у беговой дорожки.

И бедная, почти оглушенная Елена Серафимовна от растерянности выронила из рук палочку.

* * *

Яковлев летел по третьей беговой дорожке.

— Жми, обходи, валяй! — не своим голосом кричали Иванов и Денисов.

— Даня, Даня, Даня! — звенела колокольчиками женская 85-я школа. (Болельщицы поддерживали морально.)

Рядом с ним по зеленой молоденькой травке, махая обеими руками, бежала маленькая девочка. Отдав ему в свое время две золотые рыбки, она желала теперь увидеть его победителем.

Бежать. Бежать. Бежать. Быстрее. Быстрее. Быстрее.

Он слышит у левого своего уха свистящее дыхание мальчика с пятой беговой дорожки.

— Даня, Даня, Даня! — кричат болельщицы из 85-й женской школы.

Быстрее, быстрее! Еще быстрее… Но что это? Кто?..

Нет, у него не хватает времени задуматься.

Счастливая уверенность в победе вдруг перехватывает дыхание у Яковлева.

В первом ряду сидит Елена Серафимовна. Пришла!.. На одну кратчайшую долю секунды встречаются глаза мальчика с ее глазами. И он отвечает на ее взгляд частой дробью бьющих о землю ног.

Снова барьер. Собрав все силы, последние силы, он опять отталкивается от земли, описав в воздухе великолепную дугу. Теперь беговая дорожка лежит перед ним широкая, открытая, уже не заслоненная никем. Там где-то позади, за плечами, слышится свистящее дыхание отставшего мальчика.

Вот и финиш. Взвиваются два легких красных конца прорванной ленты. Чьи-то руки перехватывают его: Сашка!

— Молодец, хорошо! — коротко говорит Зоя Николаевна.

Но Даня ничего не слышит. Он занят. Его глаза разыскивают Елену Серафимовну. Она! Пришла! Он не ошибся. Издали ее лицо кажется усталым, маленьким. Елена Серафимовна привстала и машет ему рукой.

— Объявляем результаты первого забега, — равнодушно и гулко говорят из рупора, — у-у-у — дистанция восемьдесят метров… у-у… барьерный бег. Яковлев, шестой класс «Б» девятьсот одиннадцатой школы, двенадцать с половиной секунд…

А вокруг до того хорошо, до того празднично!.. Только теперь он заметил, что кругом весна, увидел небо, деревья, траву.

— Второй забег, на старт!

Он смотрит на Зою Николаевну. Она опять волнуется. (Странно… как будто бы он не разорвал только что ленточку финиша.)

А все уже как будто совсем забыли о нем. Все снова сгрудились у беговых дорожек, толпятся, кричат: «Ого-го! Шурка! Борька! Давай! Жми!..»

Сначала бегут ребята из их школы — вторая смена. Потом — из 146-й. Надо бы посмотреть. Но у Дани почему-то не хватает на это сил. Он несколько раз вяло пытается заглянуть через чье-то плечо, но ничего толком не видит. Голоса сливаются в сплошной гул.

И вот шум опять становится сильнее, звонче топают ногами, хлопают в ладоши. Стало быть, добежали.

— Корольков, четырнадцать секунд, — объявляет диктор.

Даня невольно вздыхает с облегчением:

«Значит, нас еще пока не перекрыли».

Потом бежит 87-я, 91-я, 130-я…

И вдруг голос диктора значительно произносит:

— Начинаем первый забег шестых классов женских школ!

Даня приподнимается на цыпочках, стараясь разглядеть беговые дорожки.

Что такое? В узком промежутке между двумя сдвинутыми головами мелькнуло знакомое плечо, пронеслась светлая коса с красной ленточкой.

— А ну, пропустите, ребята!

Даня с силой раздвигает ребят и прорывается вперед.

В эту самую секунду мимо него, тяжело дыша, пробежала толстая девочка. Он сразу узнал ее: Таня! Его недавняя партнерша по катку. А там, впереди, по другой стороне круга, плечо в плечо бежали две девочки. Он ясно видел их лица. Одна была незнакомая, другая — Лида.

Приседая чуть ли не на корточки около беговых дорожек, звонкоголосый шестой класс 85-й женской школы подбадривал:

— Лида, Лида, Лида, Лида!.. Чаго, Чаго, Чаго, Чаго!..

Подруги щедро отдавали усталой Лиде всю свою еще не израсходованную в соревнованиях энергию.

Когда он прыгал через барьер, она кричала и махала ему руками. Он слышал ее голос и узнавал его.

Но теперь, когда бежала она, у него не хватало смелости, не хватало дыхания крикнуть: «Лида!» (Или еще, чего доброго, «Чаго!»)

Он стоял, сжимая кулаки, не отрывая от нее глаз.

«Быстрее, быстрее, быстрее… Лида, Лида, я тут!»

Она бежала, и Дане казалось, что вслед за Лидой по беговой дорожке несется тонкое облако желто-золотой пыли.

Лети! Лети! Лида, милая, золотая… Еще секундочку, Лида! Еще одну, последнюю секундочку, последнюю, последнюю, последнюю секундочку, Лида!..

Раз!

И оборвалась ленточка финиша. Все потонуло в крике звонкоголосого шестого. Восемьдесят пятая женская восторженно встречала победительницу.

* * *

— Порядок! — с удовлетворением сказал розовощекий мальчик, сидевший рядом с Еленой Серафимовной. — Восемнадцать секунд. Слыхали?

Елена Серафимовна кивнула головой:

— Как же, как же, слышала.

Мальчик уселся поудобнее, достал из кармана аккуратно завернутый завтрак и принялся уплетать за обе щеки.

Болтая ногами и жуя бутерброд с яйцом, он то и дело поглядывал на Елену Серафимовну и решал в уме нелегкую задачу: у кого это из ребят такая особенная бабушка? Пришла на соревнования (да мало что пришла — на машине приехала!) — видать, сильно интересуется. Ему хотелось спросить, в какой школе учатся ее внуки, но он не решался.

Она была чем-то похожа на заведующую гороно (он видел одну такую заведующую в прошлом году в школе), немного напоминала доктора, который вытаскивал у него из горла рыбью косточку, и смахивала еще на кого-то в том же роде. Одним словом, он понимал, что это не обыкновенная старушка, которая только нянчит своих внуков, а, бесспорно, деловая и ученая бабушка.

Елена Серафимовна заметила, что мальчик внимательно разглядывает ее, и решила с ним заговорить.

— Ты, кажется, только что кричал «чага»? — спросила Елена Серафимовна. — Что это, собственно, значит: чага? Я тогда не собралась у тебя спросить. (В глубине души она была уверена, что «чага» — это какое-то специальное спортивное словечко, вроде морского «майна-вира».)

— Чаго? — удивившись, сказал мальчик и поднял белые бровки. — Чаго — это такая фамилия. Это фамилия той девчонки, вот что пришла первой. Заметили?.. Между прочим, очень даже порядочно бежала. И на коньках она катается ничего. (Пауза.) Она и плясать здорово может. На Октябрьских у них в женской был вечер — так она выступала… — Он доел бутерброд и вытер губы тыльной стороной руки. — Она у них всегда выступает…

Елена Серафимовна любезно кивнула головой.

Мальчик посмотрел на нее блестящими от оживления глазами. Ему, видимо, очень хотелось, чтобы она спросила его еще о чем-нибудь. Но Елене Серафимовне больше не о чем было спрашивать. Так и не дождавшись вопроса, мальчик отвернулся и сказал, рассеянно глядя в другую сторону:

— Между прочим, моя сестренка.

— Ах, вот как… Очень милая девочка! — желая доставить ему удовольствие, сказала Елена Серафимовна.

— Чего?.. Милая? — Мальчик возмутился. Как бы не так!.. Настоящая ведьма!

Елена Серафимовна с соболезнованием покачала головой:

— Неужели?

Вместо ответа мальчик значительно поджал губы.

— А тот вихрастый, который тоже первый прибежал, — Яковлев Данила, письма ей пишет. Только почерк у него не особенно разборчивый.

Елена Серафимовна удивилась:

— Вот как?

— Ага. Пишет и пишет, — прыснув, повторил мальчик. — А бабушка сказала: «Очень я об нем сожалею (мальчик опять фыркнул), потому что у Лидушки характер тяжелый…»

Неизвестно, чем бы кончился этот разговор и что именно рассказал бы еще Елене Серафимовне о своей сестре болтливый мальчик, если бы в эту минуту к ней не подошел Александр Львович.