Сталин и заговор генералов - Минаков Сергей Тимофеевич

Из сообщения «Руля» следует, что «Тухачевскому был предложен перевод в Москву, чтобы держать его под непосредственным надзором» после «выступления Троцкого против «тройки». Это выступление, как известно, началось 8 октября 1923 г. письмом Л.Троцкого1. Автор заметки в «Руле» считал, что именно это обстоятельство «заставило насторожиться против тех военных начальников, которые особенно близки к Председателю Реввоенсовета. Среди них видное место занимает Тухачевский». Вслед за этими фразами и шла речь о попытках «выманить» «красного Бонапарта» в Москву. Автор заметки, таким образом, представляет дело так, что вслед за началом конфликта и было сделано соответствующее предложение Тухачевскому. Иными словами, с конца августа и по октябрь включительно. Но Тухачевского можно было соблазнить лишь «переводом с повышением», предложить ему «позолоченную пилюлю», как это называет «Руль». «Но от позолоченной пилюли Тухачевский отказался». Да и мог ли он пойти на это в ожидании своего «звездного часа», близкого реванша за варшавскую неудачу?

В стенограмме сообщения А. Гучкова от 29 февраля 1924 г. обстоятельства с попытками «выманить» Тухачевского в Москву описываются с весьма примечательными штрихами. «По сведениям одного осведомленного немца, — сообщал А. Гучков, — он (Тухачевский) пользуется большим обаянием в массах. Некоторое время назад он был взят под подозрение, вызван в Москву. Предполагалось дать ему почетный, но невлиятельный пост. Он отказался выехать по вызову»593 594. «Одним осведомленным немцем» мог быть Е. Беренс.

Беренс предложил свои услуги еще в начале июня 1923 г., в разгар англо-русского конфликта, направив письмо в Политбюро ЦК. Письмо Е. Беренса дважды обсуждалось на заседании Политб!Ьро ЦК: 9 июня и 13 августа 1923 г. Однако воспользоваться услугами Беренса решено было, по предложению Троцкого, только на заседании Политбюро ЦК 21 сентября 1923 г. Следовательно, сама поездка Беренса состоялась после 21 сентября, а возвратился он обратно до 30 ноября 1923 г.595.

«Адмирал» Е. Беренс (1876—1928) был немцем по национальности и германофилом по убеждениям1. Таким образом, в конце сентября 1923 г. он был направлен Троцким в Берлин для встречи с А. Гучковым. С последним посланец Председателя РВС СССР был в весьма доверительных отношениях в период работы во Временном правительстве. Гучков рассказал Гессену о своей встрече с Беренсом. Правда, много позже. В своей записной книжке Гессен записал 30 ноября 1923 г.: «Гучков сам рассказывал мне, что к нему приезжал один из его наиболее видных и ответственных сотрудников по военному министерству (Временного правительства) для переговоров о возвращении на Родину. Вслед за этим пришлось видеть письмо Троцкого к упомянутому сановнику, письмо, в котором Троцкий предлагал ему вернуться в Россию, оборвав переговоры с эмиграцией»2.

Однако «адмирал» вел речь не только о возвращении А. Гучкова в Россию. Е. Беренс вел переговоры с бывшим военным министром Временного правительства как с руководителем так называемого «кружка Гучкова». Так условно именовалась группа военно-политических экспертов из числа российских эмигрантов с весьма разветвленной агентурой и личными связями в европейских военно-политических кругах. Речь шла о возможности беспрепятственного прохода частей Красной Армии через территорию Польши3. Однако активизация Антанты, эмигрантских военных формирований на западных границах СССР, возможное их выступление на Дальнем Востоке,, провал советско-польских переговоров по Германии и неудача «немецкого

Октября» сделали эти контакты с одним из лидеров эмиграции бесполезными.

Троцкий отправил Беренсу шифровку, в которой предлагал представить эти переговоры как частную инициативу самого Беренса1. Примечательно, что советский посланец показал Гучкову текст этой шифровки, как о том свидетельствует Гессен. Это указывает на весьма доверительное общение старых соратников. Надо полагать, Гучков был любопытен, а Беренс — откровенен. Информацией по военным и военно-политическим вопросам внутри СССР Беренс, очевидно, обладал обширной и вполне достоверной. Возможно, именно после этой встречи Гучков в письме Врангелю от 28 октября 1923 г. советовал сместить доминанту политической борьбы в СССР. Он предлагал перейти к активной деятельности в России, где «возможности для революционной работы... и, в частности, для организации террора имеются налицо». Он был убежден, что «власть большевиков над Россией держится маленькой бандой кремлевских владык», а «сама власть окружена таким морем ненависти», что при первых же «серьезных трещинах в фундаменте кремлевской стены общая картина может быстро измениться — рухнет престиж, распадется дисциплина, исчезнет покорность»596 597. Именно такую обстановку в СССР Гучков обрисовал и в своем выступлении 29 февраля 1924 г. В конце ноября 1923 г. А. Гучков рассказал И. Гессену о своей встрече с Е. Беренсом. К 16 февраля 1924 г, он сообщил ему некоторые подробности о политической позиции М. Тухачевского, Учитывая все вышесказанное о «миссии Е. Беренса», можно полагать, что слухи о возможном «военном перевороте Тухачевского», об отказе Тухачевского покинуть должность командующего Западным фронтом возникли до отъезда Беренса в Берлин, до последней декады сентября 1923 г.

Политическая ситуация в СССР находилась в состоянии выбора. В русском зарубежье возник вопрос о властных перспективах в России после смерти Ленина. «Красный Бонапарт-Тухачевский» воспринимался как один из вариантов. Не было смысла скрывать имевшуюся информацию. В ближайшие дни Гучков все равно должен был поведать об этом достаточно широкому кругу политиков русского зарубежья на заседании Русского национального комитета.

28 января 1924 г. генерал-майор фон Лампе записал в своем дневнике: «Был Колоссовский, по его словам, основанным на словах проезжего коммуниста Грачева Арсения, — в Смоленске вокруг Тухачевского группируется часть спецов и недовольных наличием жидов в армии — группа эта, естественно, идет против Троцкого! Это интересно: по-видимому, в этой группе и Вацетис! Он уехал из Берлина обратно в Россию! »1. А спустя два дня, 30 января 1924 г., фон Лампе направил в парижскую штаб-квартиру РОВС Е. Миллеру и П. Кусонскому официальную и совершенно секретную справку по поводу вышецитиро-ванной информации. «По заслуживающим доверия сведениям, проехавший недавно через Берлин в Париж коммунист Арсений Грачев, ранее игравший важную роль в Туркестане, сообщил, что в толще Красной Армии имеется значительная организация, поставившая себе целью осуществление переворота в стране и в самой армии. Группа эта основой своей противоправительственной пропаганды ставит выступление против еврейского засилья и в силу одного этого не примыкает к оппозиции, возглавляемой Троцким, и действует не только независимо, но и против него. Возглавляется группа командующим Западным фронтом, бывшим подпоручиком л.-г. Семеновского полка Тухачевским, находящимся с Троцким лично в неприязненных отношениях. Находится вся организация в Смоленске, где расположен штаб Западного фронта. Грачев после пребывания в Париже и ознакомления там с настроениями русской эмиграции предполагает вернуться в Россию через Берлин. Есть основания предполагать, что к упоминаемой выше группе принадлежит и уезжавший недавно из Германии обратно в Советскую Россию бывший главнокомандующий Красной Армии Вацетис»598 599.

С полной уверенностью идентифицировать «Арсения Грачева» не представляется возможным. Коммуниста с такими именем и фамилией, «игравшего важную роль в Туркестане» до 1924 г., не было. Совершенно понятно, что это псевдоним. Наиболее вероятно, личностью, скрывавшейся под этими именем и фамилией, был Борис Николаевич Иванов (Краснославский, Голощекин) (1884—1938). Это был видный сотрудник военной разведки. Русский, из дворян, бывший офицер. До революции он был сначала меньшевиком, затем, с 1909 — до 1918 г., — членом эсеровской партии. Арестованный в 1906 г., он тогда же сумел эмигрировать и до 1913 г. жил во Франции, в Париже. Там он в 1913 г. окончил Парижский университет. Таким образом, это был человек, свободно владевший французским, имевший политические связи в Париже. Понятно, что именно такого человека целесообразно было направить во Францию «для ознакомления там с настроениями русской эмиграции».