Супернова - Марисса Мейер

мной присматривал. Он заинтересовался Гетти… и предложил поиграть… – Уинстон снова замолчал, и в наступившей напряженной тишине Адриан почувствовал, что ему стало трудно дышать. Наконец, Уинстон покачал головой и посадил куклу на сцену, словно был не в силах на нее смотреть. Блестящие черные глаза Гетти бессмысленно смотрели в публику. – Я тогда этого не понимал, но игра стала для него прикрытием, чтобы… чтобы… домогаться меня. Это был первый раз. Но… не последний.

По трибунам пронесся вздох. Люди прижимали ладони к губам. Взгляды были полны жалости и ужаса. Краем глаза Адриан заметил, как Руби вцепилась в руку Оскара.

– Я никогда не чувствовал себя таким беспомощным. Мне был стыдно, я был растерян, – продолжая свою историю, Уинстон не сводил глаз с куклы. – Я не знал, что стал Одаренным, не знал еще несколько недель, а потом разозлился и бросился на мальчишку на класс старше меня, который съел последний кусок пиццы в буфете. Не успев осознать, что делаю, я выпустил в него свои нити. Я заставил его… – он снова помолчал и прокашлялся, – я заставил его разбить лицо о поднос. Он сломал себе нос.

Повисла долгая пауза.

– После этого мои способности начали меняться, – продолжал Уинстон. – Они меняли и меня, внутренне и внешне. После того дня я причинил боль бесчисленному множеству детей. Я не делал с ними того, что сделали со мной. Но они были беспомощными жертвами, полностью подвластными мне. Я рассказываю вам это не потому, что жду вашего сочувствия. Оправдываться за то, что я делал, я тоже не хочу, как и за роль, которую я играл как Анархист и… злодей, – он расправил плечи, перестал горбиться над микрофоном. – Я говорю вам это, потому что многие Одаренные уверены, что их способности – это дар. Я тоже в это верил. Мои способности сформировали мою личность. Они были для меня источником силы, власти. До недавнего времени, когда Агент N нейтрализовал мои силы, я не догадывался, что они не были ни даром, ни благом. Они были обузой. Проклятием. Годами они заставляли меня чувствовать себя жертвой, но они же и превратили меня в монстра. Я знаю, что воспоминания о пережитом никогда не исчезнут из моей памяти. Ни о пережитом травмирующем опыте, ни о тех ужасных поступках, которые совершил я сам. Но благодаря Агенту N я чувствую… я впервые чувствую, что у меня может быть будущее. Впервые я чувствую, что начинаю исцеляться. Говорить от своего имени и, может быть, от имени таких же детей, каким был я. Я очень сожалею о той боли, которую причинил. Думаю, мне не удастся загладить вину перед множеством детей, которых я использовал в качестве марионеток, и все же я надеюсь и буду пытаться загладить эту вину всеми возможными способами. Я не могу обещать, что другие Одаренные, которых нейтрализуют, будут чувствовать то же самое, но, что касается меня, я нисколько не жалею, что освободился от своей суперспособности.

Он снова поднял Гетти и перенес его в центр сцены, затем протянул руку Капитану Хрому.

Встав, Капитан поднял прислоненное к его стулу длинное хромовое копье. То самое легендарное копье. И передал его Уинстону.

Уинстон обеими руками сжал копье.

– Я больше не жертва! – выкрикнул он и ударил куклу тупым концом копья. От удара Гетти разлетелся – голова смялась, одна рука свалилась со сцены, другая отлетела под стул Цунами. Уинстон продолжал наносить удары – один за другим.

После шестого удара он остановился. От куклы остались лишь обломки и рваные лоскуты. Задыхаясь от усилий, Уинстон вернул Капитану копье, а сам снова подошел к микрофону.

– Но что еще важнее, – взволнованно произнес он, – я больше не злодей.

Глава тридцать первая

Нова слышала в наушнике шум толпы, хорошо различимый даже сквозь завывания ветра. Трибуны взорвались такими аплодисментами, что она вздрогнула от грохота.

Она воспользовалась моментом, чтобы отдышаться. Взобраться по внешней стене арены было не так уж трудно, но во время речи Уинстона она, кажется, забыла, что надо дышать. Ей следовало сосредоточиться на предстоящем деле, но вместо этого она слушала, захваченная его историей. В горле пересохло. Сердце словно зажали в тиски. Поразительно, как она могла десять лет прожить с человеком под одной крышей – в одних и тех же туннелях метро, – и при этом так мало о нем знать.

Когда какофония на арене стихла, в наушнике Новы послышался скрежещущий голос Фобии:

– Предатель.

Нова вздрогнула. Конечно, она понимала, что Фобия имел в виду Уинстона, но чувство было такое, будто обвинение брошено и ей.

Она не ответила.

– Если ему нравятся слабость и посредственность, дело его, – сказала Хани. – Нам же надо сосредоточиться и выручить нашего Асика.

– Вот именно, – подтвердил Лерой. – Кошмар, доложи обстановку.

Стряхнув с себя лишние эмоции, Нова в который раз сверилась с показаниями своей лазерной линейки.

– Почти на позиции, – она отметила точку входа с наружной стороны. В этом деле важна была точность. Наметь она точку входа слишком далеко, и окажется в состоянии свободного падения с высоты в сотню футов, угодив прямо в объятия Отступников.

– Еще тридцать секунд, – услышала она собственный голос, приглушенный металлической маской.

– Не торопись, – сказал Лерой. – Еще только заключенных выводят.

Хани тяжело вздохнула:

– А зная Капитана Хрома, он будет бубнить минут двадцать, не меньше, пока начнется что-нибудь интересное.

Нова очень надеялась, что сегодня Капитан будет особенно многословен.

Закончив расчеты, она снова прицепила лазерную линейку к ремню и достала электропилу с алмазным лезвием. Она дождалась, когда в наушнике зазвучит гулкий голос Капитана Хрома. Микрофон был у Цифры – одного из союзников Нарциссы. Этот Одаренный был неизвестен Отступникам и без труда получил приглашение на презентацию вместе с шестнадцатью другими членами их растущей группы – фальшивые удостоверения прессы для них изготовила Милли. Планировалось, что они разместятся поближе к арене, чтобы в нужный момент прийти на помощь Нове и Анархистам.

Задача Новы была проста – передать Асу шлем.

От жужжания пилы и грохота динамиков изогнутая крыша арены вибрировала под коленями. Каждый раз, когда Капитан делал паузу, Нова тоже останавливалась, пытаясь синхронизировать звук пилы с моментами, когда его речь становилась особенно пылкой.

Держась одной рукой за прикрепленную к крыше присоску, она закончила последний надрез. Сильно дернула, и кусок кровли подался вверх. Нова отогнула его, расширив отверстие.

Точно в восьми футах под ней висела платформа оператора системы освещения и звука. Сверху Нове была видна лишь макушка женщины в больших наушниках,