Чудесное мгновение - Алим Пшемахович Кешоков

этого прекрасного утра.

Астемир закинул за плечо винтовку. Толпа расступилась. Думасара держалась за стремя. Баляцо, Тембот пошли рядом с всадником, а Астемир расправил под буркой плечи, высоко поднял голову, как в былые годы.

Давно не глядел объездчик Астемир так победоносно, давно не выезжал он со двора, как герой, как богатырь Дамалей, с которым сравнивали Астемира в годы его молодости.

Еще разок с высоты седла покосился Астемир в сторону жены, сына и шурина, славного Баляцо, который бодро шагал у стремени, разрумянившийся от утренней свежести и от удовольствия чувствовать себя столь значительным человеком.

— Управляйся, — повторил Астемир, — а поедешь с сеном, бери с собою генерал-адъютанта Тембота, маленького не бери… Тот спит — и пускай спит… Ему еще будет время недосыпать…

— За Сарымой присмотрим, — громогласно заверил Астемира Давлет. Спесивый толстяк хотел оставить за собою последнее слово. — Ты правильно говоришь, Астемир. Я всегда любил послушать тебя. Дел много — умных людей мало. На нас с тобою советская власть в обиде не будет…

— Арря! — Астемир поддал коню под бока и, торопясь к товарищам, больше не отвечал ни на лесть, ни на добрые пожелания.

Толпа отстала.

Но Думасара, Баляцо, Тембот и догнавшие их Сарыма и Рум еще долго шли вслед за всадниками, — до самой околицы, до самой старой мельницы, памятной и нам, под неподвижным колесом которой сейчас весело журчали струи, уже размывшие речной ледок.

Все вокруг уже либо сверкало, либо таяло, либо жирно и сочно чернело, и едва заметный пар заволакивал дали. Славный был денек!

Вот как раз в этот час проснулся Лю и, забыв о своих тщательных приготовлениях, забыв надеть революционную феску, выбежал из дому, чтобы не прозевать и хорошенько рассмотреть советскую власть, принесенную на плечах Астемира и красных солдат…

Вся страна пришла в необычайное движение. Даже в то лето, когда германский император объявил России войну, даже три года назад, когда в России свергли царя и повсюду началась революция и возвращались с войны солдаты, даже тогда, когда разгорались битвы с Шардановым, Клишбиевым, Шкуро, — даже в ту пору не было в Кабарде такого оживления на дорогах, в аулах, в домах у трудовых людей, какое замечалось теперь.

Нередко вместе с отрядом повстанцев по сырой, скользкой весенней дороге, еще сохраняющей в колеях талый снег, продвигалось небольшое стадо коров или, топоча копытцами, быстро-быстро шла баранта. Это красные партизаны гнали скот, захваченный на горных пастбищах князей и уорков.

Повстанческие отряды быстро сводились в более крупные соединения. Старшие командиры и комиссары создавали регулярные войсковые штабы, и, кстати сказать, Степан Ильич Коломейцев и Инал Маремканов хорошо понимали пользу таких усовершенствований. Заняв Нальчик, они не теряли ни часа.

Баляцо, Сарыма и Тембот, выйдя за аул, еще долго глядели в степную даль, хотя уже и след простыл Астемира, ускакавшего со своими спутниками. По кукурузному полю не спеша приближался, подгоняя корову, новый всадник.

— Астемир ускакал, — вдруг воскликнул Баляцо, — но видит аллах, это сын мой Казгирей!

— Валлаги! Это Казгирей, он гонит корову, — подтвердил Тембот.

Да, приближался Казгирей, он ехал на славном коне, тоже заработанном в бою, ехал, насвистывая песенку и подгоняя черную корову. Да, корову!

Думасара удивилась: «Зачем джигит с оружием ведет корову? В чем дело?»

А дело было вот в чем. Лишь только Астемир вчера уехал, Степан Ильич пожалел, что не сделал того, что, казалось ему, нужно сделать немедленно. В отрядах хорошо знали о бесчинствах, творимых Залим-Джери и Гумаром. Степан Ильич помнил Рыжую, ему даже казалось, что он помнит вкус ее молока. С согласия Инала Маремканова он велел Казгирею, подоспевшему с конниками, наутро перегнать в Шхало, в дом Астемира, лучшую корову из числившихся при отряде.

Вот так и получилось, что Думасара вышла со двора, держась за стремя коня, а вернулась с коровой.

Нужно ли говорить, сколько было восхищения и радости у взрослых и у детей! Даже огорченный Лю смутно начинал чувствовать значение отцовских слов о власти, принесенной на трудовых плечах.

В РЕАЛЬНОМ УЧИЛИЩЕ

Никто из толпы, собравшейся перед реальным училищем, не бывал прежде в этом двухэтажном, лучшем в городе здании.

Никогда и никто из горожан, чьи дети ходили сюда в серых мундирчиках с блестящими пуговицами, в форменных, с гербом, фуражках, не видел перед реальным училищем такой толпы, как сегодня.

Никто и никогда не поверил бы, что соберутся тут не чинные ученики, а полудикие горцы и карахалки со всей Кабарды и Балкарии.

А между тем всадники и люди на мажарах и двуколках продолжали прибывать.

Зеваки толпились у домов ближних кварталов.

Весенний день был теплый и ясный.

Астемир подъехал сюда вместе с Баляцо и Давлетом, избранными, как и он, от Шхальмивоко. Вас удивляет, что Давлет оказался среди избранных? Напрасно. Немало пустых и тщеславных людей с хорошо подвешенным языком ловчились в то время заслужить симпатии масс, а что греха таить, у Давлета в этом смысле было немало достоинств. Что-что, а болтать он умел. Люди забыли и его дощечки и «бесколодезные дни» и видели перед собою односельчанина, обещающего постоять за них… Да, убедить он умел…

Все трое делегатов были верхами. Четвертый, старший сын Баляцо, Казгирей, нес как бы обязанности стремянного.

Необыкновенную радость испытывал Астемир при виде пестрой, кипучей толпы горцев. Какой веселый шум голосов, какое разнообразие лиц и единство настроения!

В разноголосой и взволнованной толпе никто не терял уверенности и достоинства, присущего людям труда, а воинственный костюм всадника, папаха, башлык, черкеска с газырями, легкая, красивая посадка в седле усиливали впечатление независимости, веселости и праздничности. Можно было подумать, что тут начинается какое-то народное гуляние, койплиж.

Астемиру вспомнилось, как однажды он приехал сюда же по вызову начальника округа полковника Клишбиева. И тогда толпились на этой площади люди со своими лошадьми, ишаками и мажарами, но как не похожа была сегодняшняя толпа на ту!

Не сразу нашлось место, удобное для стоянки. И тут и там на бурках и башлыках, а то и просто на свежей весенней травке люди раскладывали закуску — сыр, лепешки, а кое-кто и баранину, нарезанную тонкими ломтиками.

Но вот место нашлось, Казгирей забрал поводья, и наши делегаты, оправляя усы и шапки, двинулись через толпу к парадному крыльцу, со ступенек которого какой-то человек с широкой красной повязкой на рукаве уже выкрикивал:

— Баксановцы тут? Я повторяю: делегация Баксана тут?

— Тут баксановцы! — отозвался из толпы зычный голос.

— Подойдите, баксановцы, сюда. Дальше. Малкинцы? Есть малкинцы?

— Малкинцы есть.

— Подходите.

— А ашабовцы нужны?