Пламенный клинок - Вудинг Крис

Кейд пожал плечами и ухмыльнулся, глядя в кружку.

— Я ведь понимаю, кому о чем рассказывать.

Арен приобнял его за плечи.

— Ты отличный друг. Я тебе говорил?

— Да, но я всегда готов услышать это еще раз, — ответил Кейд и потянулся за ломтем хлеба и куском сыра.

Арен откинулся на спинку стула, чувствуя в животе приятную тяжесть, а в голове — легкое кружение. Горели светильники, в двух каминах ярко пылало пламя. В одном конце общего зала располагалась стойка, за которой стоял трактирщик-ксуланин; его черная кожа блестела, словно обсидиан. Рядом хлопотала служанка.

В зале находились и другие постояльцы, числом около двух дюжин. Одни теснились у очагов, другие сидели за столиками в темных кабинках, третьи околачивались у трактирной стойки. Двое пьянчуг в потрепанных матерчатых шапочках и перчатках без пальцев распивали флягу сливовой настойки. Трое босканских купцов перешептывались друг с другом, в своих диковинных одеждах напоминая кургузых жуков, которые водятся в пустыне. Их лица скрывались под куполообразными капюшонами из дубленых шкур, так что в тусклом свете были видны только носы и бороды, а от экзотических сигар, которые они курили, поднимался едкий дым. В углу молча трапезничало кроданское семейство с телохранителем-брунландцем. В дальнем конце зала лютнистка-сардка настраивала инструмент, а сидевший с ней за одним столом харриец в доспехах суровым взглядом обозревал помещение.

«Никогда не видел, чтобы в одном месте собралось столько разного народу», — подумал Арен. Мир, который он знал в Шол-Пойнте, казался теперь маленьким и далеким.

Из всех присутствующих только молодая сардка притягивала его взгляд. Она была хороша собой, исполнена томности и одета в узорчатое платье, отороченное кружевами. Рукава окаймляло серебряное шитье, вокруг запястий и лодыжек обвивались тонкие цепочки с подвесками, в уши было вдето множество сережек и колец. Черные волосы, закрепленные гребнями и шпильками из халцедона и янтаря ниспадали на спину. Кожа у нее была ненамного темнее, чем у оссиан (сарды выглядели смуглее, поскольку проводили жизнь на открытом воздухе), но происхождение выдавали глаза, отличительная черта ее народа: такие зеленые, что они почти светились.

Она принялась наигрывать на лютне, изящно перебирая струны, и некоторые из постояльцев с вялым любопытством подняли взгляд от выпивки. Лишь когда она запела, публика оживилась: сипловатый, теплый и мягкий голос был слишком необычным, чтобы оставаться к нему безучастным. Арен наблюдал за ней, рассеянно поглаживая большим пальцем алую отметину на запястье.

Звучала тягучая народная песня, сложенная в туманных лесах Трины, далеко на северо-востоке. То была повесть о двух братьях, боровшихся за расположение жестокосердого отца, подстрекая друг друга на все более и более великие подвиги, пока, разумеется, не произошла трагедия. В тринской истории было полно подобных случаев. То был народ воинов, от природы склонный к ссорам и насилию, и поэтому в их стране редко водворялись мир и спокойствие. Даже сейчас они затеяли гражданскую войну из-за престолонаследия, а одновременно пытались отразить вторжение элару в Пет и грызлись с квинами за рыбные места в Белом море.

«Совсем как мы, — подумал Арен. — Вечно стремятся всюду поспеть». Так было и в Солт-Форке, и во времена многовекового беспорядка перед приходом кроданцев. В отличие от тринцев, оссиане не отличались воинственностью, зато были чудовищно своевольными и не выполняли приказы как следует — по крайней мере, пока кроданцы их не принудили. Выше всякого порядка и повиновения соплеменники Арена ценили свои семьи, хорошую еду и разговоры в полный голос. Понуждать оссиан к совместным действиям было все равно что кошек сбивать в стаю.

«Но мы не всегда такими были, — продолжал размышлять Арен. — Мы вырвались из рабства и построили величайшую империю, которую только видел Восток. Почему же мы не можем этого повторить?»

Он одернул себя, прежде чем довел мысль до завершения. В груди у него всколыхнулась неведомая прежде гордость, и это его напугало. Не время предаваться героическим мечтаниям, только что ускользнув от кроданцев. В чем бы ни заключался замысел Гаррика, он обречен на провал. Какой смысл запрыгивать в горящую карету?

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-390', c: 4, b: 390})

Они не собираются сражаться с кроданцами. Куда им сражаться с кроданцами? Они не Серые Плащи, а всего лишь двое мальчишек, которые хотят начать все заново.

— Ага! Вот и сладкое вино! — провозгласил Киль, когда к их столу подошла служанка с подносом. — Освободите место!

Они расчистили на столе небольшое пространство, и девушка поставила туда каменный кувшин и семь каменных стаканов: такую посуду использовали для поминок. Гаррик разлил вино, и Граб хотел было немедленно приложиться, но Вика удержала его руку.

Раздав всем стаканы, Гаррик поднялся в полный рост, и остальные тоже. Граб неохотно последовал их примеру.

— Тарви. Варла. Оттен. Докс. Осман. — Гаррик медленно перечислил имена павших; лицо у него было угрюмое, а взгляд отсутствующий. — Все они были хорошими людьми. Людьми которые во что-то верили и хотели перемен. Никого из них я не знал настолько близко, как хотелось бы, но ненадолго они стали мне родными.

Гаррик поднес стакан к губам, и все уже хотели выпить, но он вскинул руку. Он еще не закончил. Несколько мгновений он мучительно колебался, но наконец снова заговорил:

— Их гибель на моей совести. Они с готовностью последовали за мной, хотя то была моя клятва, мое обязательство. Мне следовало нести это бремя одному, и они погибли потому, что я поступил иначе. — Он скользнул взглядом по Арену, потом снова отвел глаза. — Вот что я хотел сказать. Милосердие Сарлы да пребудет с ними. — Гаррик опрокинул в себя вино и сел.

— Милосердие Сарлы да пребудет с ними, — эхом повторили остальные — все, кроме Граба, который просто радовался, что ему наконец позволили выпить. Допивая вино, Арен украдкой наблюдал за Гарриком, размышляя: «Неужели он признал, что был неправ и моей вины тут нет?»

Последовала угрюмая пауза — все вспоминали погибших. Потом Киль хлопнул в ладоши:

— Ну что, по второму кругу? Не амберлинское, конечно, но вполне сойдет.

— Граб только за! — воскликнул скарл, а Киль уже наполнял стаканы.

— Говорят, у принца Оттико на столе сладкого вина не будет, только амберлинское, — тоном знатока сообщил Кейд.

При упоминании принца Киль и Гаррик переглянулись.

— Да неужели? — спросил Киль. — Не знал.

Арен повертел стакан в руке, и взгляд его сделался печальным.

— Мой отец всегда любил амберлинское, — заметил он. Потом посмотрел в лицо Гаррику и понял, что сболтнул лишнего. Одно упоминание Рэндилла приводило Гаррика в ярость.

Ну и ладно. Арен будет говорить об отце, когда захочет. И даже позволит себе нечто большее.

— Я еще не пил в его память, — внезапно произнес он. — До сих пор не предоставлялось случая. — Он с вызовом вскочил и поднял стакан. — Мой отец. Он пал от кроданского клинка. Пусть я не знал, кем он был на самом деле, но для меня он был хорошим человеком, и я его любил.

Все сидящие за столом приутихли; повисло напряжение. Ощутив на себе пристальный взгляд Гаррика, Арен произнес:

— Милосердие Сарлы да пребудет с ним, — и выпил.

— Милосердие Сарлы да пребудет с ним, — эхом повторила Вика и тоже выпила.

Кейд явно опасался гнева Гаррика, но замешкался лишь на миг.

— Милосердие Сарлы да пребудет с ним. — И опрокинул стакан, прежде чем успел передумать.

Следующей была Фен, а за ней Граб, который на сей раз тоже произнес поминальные слова.

Остались только Киль и Гаррик. Криволомец смерил друга долгим взглядом. «Что было, то прошло», — словно бы говорил он. Затем он пожал плечами и выпил.

— Милосердие Сарлы да пребудет с ним.

Гаррик медленно отодвинул полный стакан и поднялся. Он выглядел не разгневанным, а усталым.

— Надо бы позаботиться насчет лошадей или повозок, — пробормотал он.

— Да! — подхватил Граб. — Граб хочет знать, какие приключения ожидают его впереди! У Граба еще много свободной кожи!