Избранные произведения. Т. I. Стихи, повести, рассказы, воспоминания - Валентин Берестов

А когда, спасаясь от зноя, мы вошли в воду арыка, произошло новое чудо. Еще издали мы увидели, как по сверкающему течению плывут два удивительно красивых пурпурных пятна. Мы поймали их. Это были цветы мальвы. Их, наверное, пустили девушки, работавшие на полях. Не успели мы умилиться и растрогаться, как пришлось выскакивать из воды. Арык наискосок пересекла черная змейка…

Я шел вдоль канала. Бушевала пыльная буря, но ветер был чистым, а вся пыль носилась вверху и застилала небо. Оттуда, из мглы, изредка выглядывала и светила бледными, почти лунными лучами нижняя половина солнца. Кланялись метелки камыша, колыхались шарообразные колючие кусты. Через темное поле можно было увидеть, как в том же ритме кланялись молоденькие тополя и колыхались деревца джиды.

И вот тогда-то я впервые в жизни услышал среднеазиатского соловья. Герой восточной поэзии, носящий нежное имя «бюль-бюль». Совсем не так представлял я себе нашу встречу. Мне чудились тенистые чинары, луна, торжественная тишина вокруг и сладкозвучное, я бы сказал, женственное пение.

Ничего подобного. Шум ветра, лягушачий хор, крик ишака, отдаленное тарахтенье трактора. И над всем этим победная, громкая, даже озорная трель. Буря хочет сорвать певца с дерева, он свищет, должно быть крепко вцепившись коготками в пружинящую ветку. И если сравнивать его голос с голосом человека, то, пожалуй, это был птичий Шаляпин.

А потом я подумал, как же получилось, что я столько бывал в экспедиции и ни разу не слышал соловья.

Впрочем, работал я большей частью в пустыне. Там этого не услышишь. «Незапланированные» соловьи появились в оазисе вместе с человеком…

1961 г. Поленово — Шереметьево

Пропущенная глава

Эту главу Сергей Павлович Толстов попросил не включать в книгу «Приключений не будет». Он был почти согласен со мной, и все же ефремовский образ прекрасного будущего был ему слишком близок.

Каждый сезон кто-нибудь непременно привозит в экспедицию «Туманность Андромеды». Ефремов — один из самых любимых у нас авторов. «Туманность Андромеды» интересно перечитывать, каждый раз обращаешь внимание на какие-то новые подробности того очень далекого от нас будущего, о котором мечтает писатель-ученый. Профессия обязывает нас восстанавливать подробности жизни людей отдаленного прошлого. Тем интересней читать об идеальных существах грядущего, по сравнению с которыми мы такие же, как люди бронзового века по сравнению с нами.

Но что-то смущало меня в этой хорошей книге. Наши дальние потомки были настолько совершенны, я чувствовал себя рядом с ними таким бедным и неумелым, что, ей-богу, мне бы даже не хотелось жить вместе с ними в те прекрасные времена. Мне чего-то не хватало для того, чтобы полюбить героев Ефремова и позавидовать им. А может (о, грешная мысль!) не мне, а им, гордым властелинам космоса, всесторонне развитым, красивым, сильным и всеведущим, как боги, чего-то недостает по сравнению с нами, несчастными?

Я гнал от себя эти кощунственные мысли до тех пор, пока случайно не наткнулся на странное пророчество: оказывается, в те удивительные времена люди научатся говорить кратко и точно, а «хитросплетенья слов, называемые остроумием», исчезнут, я понял, чем меня не устраивает идеальное будущее, нарисованное Иваном Ефремовым.

Значит, при полном и гармоническом коммунизме не будет ни шуток, ни розыгрышей, ни хохота, ни поддразниванья, ни забавных прозвищ, ни иронии над собой, ни юмора, ни сатиры, ни веселых песенок, которые незаметно для себя насвистываешь во время работы, ни карикатур, ни милых чудачеств, ни того почти беспричинного смеха, который вдруг охватит всех сидящих за столом в палатке, ни озорства (всего этого нет в книге), словом, не будет того, без чего я не могу представить себе нашу жизнь в экспедиции, да и вообще жизнь.

Неужели человечество купит свое высшее совершенство ценою потери чувства юмора? Вот какие грустные мысли пришли мне в голову при перечитывании «Туманности Андромеды».

Впрочем, я считаю, что этого не произойдет. Верю в веселое будущее. Его люди (а это будут в большинстве своем изыскатели с артистическим складом ума и художники с тяготением к науке) не смогут ни в счастливые, ни тем более в трудные минуты обойтись без шуток, без смеха, без этого самого «хитросплетения слов», без чудачеств. Пассажиры фотонной ракеты — это же наш экспедиционный народ!

Я полагаю даже, что истинно высокие мысли и чувства как бы несут в себе юмор, требуют разрядки, требуют того, что великий любитель пафоса Маяковский называл снижениями стиля. Без этого им будет недоставать человечности.

Однако Ефремова легко понять и оправдать. Мы мечтаем о прекрасном будущем, а «прекрасное должно быть величаво». И невольно, охваченные трепетом и воодушевлением, ставим людей грядущего на котурны. Такую же ошибку мы то и дело совершаем и в отношении прошлого, которое часто представляется нам не в его повседневности, а как бы при свете театральной рампы. Недаром мы любим пользоваться такими величавыми оборотами, как «анналы истории», «историческая сцена», «легендарная эпоха» и тому подобными. Психологически это почти неизбежно.

МЕЧ В ЗОЛОТЫХ НОЖНАХ

Глава первая

1

Два с лишним месяца я провел на кладбище, переходя из могилы в могилу.

На моей командировке необычные пометки: «Прибыл на могильник Тагискен», «Убыл из могильника Тагискен». Вторая пометка звучит как-то приятнее.

Вместе с нами «убыли» оттуда несколько баулов с надписью «Антропология», набитые человеческими костями и черепами. И еще один, очень тяжелый, с надписью «Алтари». Алтари и человеческие кости мы сдали в багаж на станции Кзыл-Орда.

Самые дорогие находки взяли с собой. Очень длинный ящик (мы несли его втроем) с надписью «Осторожно! Меч!» Второй ящик поменьше, но куда тяжелей, с надписью «Колчан». И еще зеленый баул, украшенный этикеткой «Тагискен — 1962. Индивидуальные находки», — совсем легкий. Сверху донизу он был аккуратно заполнен кондитерскими изделиями: «Печенье с сыром», «Соломка к чаю», «Рахат-лукум» и множеством спичечных коробок. Раскрыв все эти коробки, вы увидели бы там вместо сластей и спичек такие вещи, как железные и бронзовые ножи, бирюзовые и стеклянные бусы, бронзовые удила, наконечники стрел, бляхи самых разнообразных форм и размеров, золотую сережку, золотые фигурки львов и антилоп — словом, много всякой всячины.

Длинный узкий ящик, в котором покоился меч, оказался негабаритным грузом. Проводница грудью встала против меча, защищая от него вход в вагон.

(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});