Крестоносец - Бен Кейн

живо догонять своих, чтобы избежать окружения и гибели.

Вперед и назад, наступление за отступлением; бой кипел, обе стороны дрались отчаянно, ни одна не желала уступать. Лишь когда солнце скрылось за горизонтом на западе и свет дня стремительно померк, атаки и контратаки прекратились.

Король находился в поле до тех пор, пока вне лагеря не остался один лишь замыкающий отряд из жандармов и рыцарей, не потерявших коней. Я тоже был там, вместе с Рисом и де Дрюном. Как и Торн, чудом избежавший сарацинской стрелы, когда он на короткое время снял шлем.

Когда мы достигли освещенных факелами, охраняемых часовыми стен Акры, стало совсем темно. Я был благодарен тьме, что помогла нам отойти с поля боя и скрыла от глаз последствия ужасного побоища. Мы хранили усталое молчание. Головы клонились, плечи поникали. Раздавался храп уснувших в седле. Многие скакуны были вымотаны настолько, что всадникам приходилось слезать и идти рядом, однако Ричард ехал верхом на одном из своих ронси. Поммерс, верный друг, все еще шагал, неся меня. Я позволял ему брести настолько медленно, насколько ему хотелось.

Погрузившись в раздумья, я говорил себе, что моя епитимья теперь наверняка исполнена. Я смыл свой грех — убийство Генри. К моему ужасу, надежда на то, что я обрету полный покой, оказалась ложной. В этот день я зарубил по меньшей мере шестерых сарацинских пленников, чьи шеи и руки были связаны веревками. Да, то были язычники, место которым в аду, и все же их лица долго не стирались из моей памяти.

Было слишком поздно идти к Джоанне, чтобы развеяться и забыть о тяготах дня. Вместо этого я отправился — после того как смыл кровь, хотя, конечно, не всю, — в ближайшую таверну вместе с Рисом, де Дрюном и Торном и выпил больше вина, чем стоило.

Глава 22

На следующее утро я проснулся рано, с дурным привкусом во рту и раскалывающейся головой, и удивленно уставился на Абу, который разглядывал меня. Ранее мне уже мерещилась фигура, что распростерлась в предрассветной мгле и внимала лившейся из окна молитве, но полное осознание пришло, только когда я сел.

— Ты не сбежал, — проговорил я хрипло.

— Я дал вам клятву, господин. И теперь принадлежу вам. — Турок затряс головой. — Я должен снова поблагодарить вас за то, что вы меня пощадили.

Я кивнул, подумав, что должен немедленно поговорить с королем.

Рис все еще не существовал для этого мира, и неудивительно: он выпил вдвое больше, чем я. Тем не менее Абу поглядывал на него. Все еще опасается, что мой оруженосец причинит ему зло, подумал я. Следовало уладить это.

Я пнул Риса. Тот буркнул что-то, но не проснулся. Я повторил попытку, на этот раз ударив сильнее.

— Вставай, парень. Солнце уже высоко.

Рис застонал и с головой укрылся туникой, служившей ему подушкой.

Я обратил внимание на озадаченный взгляд Абу и напомнил себе, что сарацины не пьют.

— У него похмелье. Он плохо себя чувствует. Вчера принял слишком много вина.

Абу ничего не понял. Я не знал, как объяснить ему.

— Я в бани, — сказал я. — Хочешь пойти?

— Да, — ответил он, и лицо его из озадаченного стало удивленным.

— Думал, мы, христиане, никогда не моемся? — спросил я, усмехнувшись.

— Многие — нет; судя по запаху, многие этого не делают.

Это обвинение сложно было опровергнуть, и я хмыкнул:

— Ладно. Однако тот, кто сейчас стоит перед тобой, моется. И Рис тоже. — На этот раз я отвесил валлийцу настоящий пинок. — Поднимайся, лежебока!

Вымытый, чистый, с приятно-влажными волосами, я снова почувствовал себя человеком и направился обратно в цитадель вместе с Рисом и Абу. Эти двое делали вид, будто не замечают друг друга, что устраивало меня. Проходя через главные ворота по дороге в бани, мы поймали много удивленных взоров. На обратном пути происходило то же самое. Караульные пропустили нас без помех, но запретить смотреть я не мог, поэтому они еще долго провожали взглядами Абу.

Юноша это чувствовал — на смуглом лице явно читался страх. Он уверен, подумал я, что, если останется один, его ждут побои, а то и смерть.

— Не бойся, — сказал я. — Мы сейчас пойдем к королю.

Абу с ужасом воззрился на меня.

Я сделал вид, что ничего не заметил, и задался вопросом, не совершаю ли я большой ошибки.

Рис, с красными глазами, угрюмый, держался за больную голову, безразличный ко всему.

— Ступай и съешь что-нибудь, — сказал я, отсылая его.

Он поплелся прочь, явно довольный тем, что не нужно показываться на глаза Ричарду.

Стражей, стоявших у дверей в покои Ричарда, вид сарацина не обрадовал, как и их товарищей у главных ворот. Мне пришлось поднять голос и напомнить им, кто я такой и как высоко стою в глазах короля, прежде чем нас впустили. И все равно доверием они не прониклись: вопреки моим возражениям, двое отправились сопровождать нас.

Мы застали короля завтракающим в обществе Беренгарии, Беатрисы и Джоанны. Я возликовал, и не только потому, что увидел любимую. Мне подумалось, что в присутствии трех женщин есть надежда избежать монаршего гнева за то, что я оставил Абу в живых.

При виде нас государь откинулся на спинку и запустил пальцы в бороду. Лицо его не выражало никаких чувств, зато взгляд был как у сокола: зоркий, холодный и жестокий.

Беренгария тоже заметила нас.

Джоанна, сидевшая спиной к двери, увидела меня последней. Радость захлестнула меня при виде удовольствия, отразившегося на ее лице. Она послала мне короткую улыбку, поймать которую мог только я.

— Руфус, слишком ранний час для посещения, тем более с таким странным спутником.

Голос короля не излучал тепла, но и не был ледяным.

— Прошу прощения, сир.

Я опустился на колено. Абу, к моему облегчению, сделал то же самое. Я заранее велел ему повторять все за мной.

— Встань.

Я повиновался и встретился с его устрашающим взглядом.

— Кто этот сарацин и почему он здесь?

Ричард положил в рот кусок инжира и принялся жевать.

Я решил взять быка за рога.

— Это один из пленников, сир.

Королевская бровь вскинулась.

— Знатная особа, удерживаемая ради выкупа?

— Нет, сир.

— Нет?!

Нервы мои натянулись, как тетива арбалета.

— Я пощадил его, сир, — выпалил я. — Он совсем молод и не воин. А еще бегло говорит по-французски. Я подумал, что он может послужить нам как переводчик.

Ричард воззрился на Абу, тот сглотнул.

— Это так? — спросил король. — Ты говоришь по-французски?

— Да, сир, — сказал юноша. — Я рос