Личное задание - Сергей Донской

Итальянец неестественно засмеялся и произнес:

– А ты мужик рисковый – с огнем играешь... Или цистерна пустая?

– Полная, – невозмутимо возразил Громов.

В хвосте колонны завелся автомобиль. Это разворачивались турецкие партнеры, решившие, что им больше здесь делать нечего.

– Доволен? – злобно спросил Итальянец. – Из-за тебя сорвалась сделка на десятки миллионов долларов.

Громов пропустил его слова мимо ушей. Обведя взглядом застывшую вокруг итальянскую свиту и остановив выбор на самом молоденьком охраннике, он велел принести «что-нибудь простенькое», как он выразился, «девятимиллиметровое, автоматическое».

– Ты когда-нибудь держал дохлую крысу за хвост? – спосил незнакомец у парня. – Вот примерно так и пистолет бери, двумя пальчиками... Пристрелян? – поинтересовался он, когда ствол «ТТ» оказался у него на ладони. – Не знаешь? Ладно, сейчас проверим...

Выстрел прозвучал неправдоподобно громко. Итальянец решил, что «тэтэшник» разнесло в руке незнакомца, но тут позади раздался сдавленный крик, и он понял, что это были сразу два выстрела, слившиеся в один. Обернувшись, он увидел падающего телохранителя с помповым ружьем в руках. Парню явно был присущ героизм, но не меткость и быстрота реакции. Жаль. Попрактиковаться в стрельбе ему уже было не суждено. Красная метка, образовавшаяся на его переносице, свидетельствовала о том, что отныне он принадлежит к неприкасаемой касте покойников.

– Беспокойный какой народ у вас подобрался, Руднев А. С., – укорил Громов пленника.

– Вуф! – важно поддакнул черный пес, устроившийся в тени бензовоза.

– Что тебе нужно? – выдавил из себя Итальянец.

– Что мне нужно? – Мужчина в джинсах на мгновение задумался, а потом принял решение. – Пусть ваши охранники отъедут к шоссе. Телевизионщики остаются.

– Ты не понял. От меня тебе что нужно?

– От вас? – удивился незнакомец. – Разве не ясно? Я хочу, чтобы вы донесли мое пожелание до своего воинства. Зычным командирским голосом.

– Пусть тогда и телевизионщики уезжают, – предложил Итальянец, мучаясь от унижения. – Нечего им тут делать!

– Как же так: нечего? Вы, Руднев А.С., сейчас выступать будете. В прямом эфире, как и было обещано.

– Болт тебе! – ощерился Итальянец. В запале он даже попытался сделать красноречивый жест, однако наручники сковали свободу его движений.

– Будет так, как я сказал. Или вообще никак не будет.

Произнося эти слова, проклятый камикадзе держал руку возле зажигалки, показывая, что в любой момент может отправить ее внутрь бензовоза. Одним щелчком.

Завороженно следя за пальцами Громова, Итальянец прокричал своему воинству требуемые команды.

* * *

Полковник милиции Бурлаев пожалел о том, что согласился сопровождать Итальянца, задолго до того, как начались настоящие неприятности.

Завалив одного из своих приближенных, человека в криминальных кругах небезызвестного, а потом замазав его кровью еще троих своих подручных, Итальянец нарушил сразу столько уголовных заповедей, что жизнь его повисла на волоске. Но никакой, даже самый отчаянный бандит не станет сводить счеты в присутствии заместителя начальника УБОПа. Таким образом, приглашая Бурлаева принимать участие в различных рискованных мероприятиях, Итальянец терял тысячу долларов в сутки, а приобретал годы жизни. Неплохая сделка.

В принципе Бурлаева такой расклад тоже устраивал, поскольку, сопровождая авторитета, он получал возможность узнать много интересного и чрезвычайно полезного для своей основной работы. Но сегодня с утра его мучило жутчайшее похмелье – накануне обмывали с коллегами свою самую удачную операцию, принесшую им сто тысяч баксов. Одна мысль о том, что придется тащиться куда-то за город в такую несусветную жару, приводила Бурлаева в ужас. Он пересилил себя, потащился. И теперь лежал в кустах со взведенным пистолетом, смахивал с мокрого лица паутину и мрачно следил сквозь листву за происходящим на дороге.

Неподалеку от него притаился молодой член группировки, который, как и полковник, воспользовался суматохой, возникшей при посадке в машины.

Открывать пальбу никто не спешил. Над серебристой зажигалкой по-прежнему мерцал крошечный огонек, и было достаточно легкого толчка, чтобы она упала в емкость, наполненную бензином. Но зажигалка не могла гореть вечно. И мужчина в джинсах не мог сидеть на цистерне до скончания века. Рано или поздно ситуация должна была измениться в пользу тех, кто затаился в засаде.

После того как разъехались автомобили, вокруг стало удивительно тихо. Цвиринькали в вышине невидимые пичуги, стрекотали кузнечики. Но слух полковника Бурлаева был занят не этой ерундой. Он старался не пропустить ни единого слова из разговора двух людей, оставшихся возле бензовоза.

– ...выпишу тебе чек на лимон зелени, – бубнил Итальянец. – Прямо здесь, не отходя от кассы. Слышишь меня, Громов? Чек можно будет обналичить в любом...

Начало и конец тирады заглушила возня непоседливого соседа в кустах. А из ответа человека по фамилии Громов удалось разобрать одно-единственное слово:

– ...подотрись...

Тем не менее суть состоявшихся переговоров Бурлаев для себя уяснил, сделав вывод, что лично он в мифический чек тоже не верит; и теперь, поглядывая на Итальянца, гадал: держит ли тот золотую стрекозу в кулаке или выронил ее на землю. Помнится, пару лет назад из Ростова пришла ориентировка на очень похожую вещицу, похищенную у убитого ювелира. По оценкам специалистов, та стрекоза с крупным бриллиантом в лапках стоила около четверти миллиона баксов. Если так, то чем раньше Громов пристрелит своего заложника, тем лучше. Уж кто-кто, а полковник милиции всегда найдет возможность незаметно обыскать труп и так же незаметно завладеть интересующим его предметом.

Он сдул с носа комаху, сменил позу и увидел, что Громов созвал на дорогу всех сотрудников телекомпании. Две мужские фигуры и одна женская – в симпатичном платьице, подол которого затянуло в расщелину между ягодицами. Но ей было не до форса: она поглядывала то на пистолет в руке мужчины, то на труп горе-стрелка, распластавшегося неподалеку. Зрелище, как заключил Бурлаев, не для слабонервных. Даже ему, повидавшему виды, было неприятно смотреть на лицо, превратившееся в сплошной разинутый рот, перепачканный кровью.

– Ты что, не узнаешь меня, Громов? – неожиданно спросила теледива, и ее кокетливый голосок прозвучал в сложившейся ситуации довольно дико.

– Почему же, узнаю, – ответил безразлично мужчина в джинсах и посоветовал: – Держись от меня подальше.

Теледива раздраженно оправила платье и отошла на несколько шагов. Нетрудно было догадаться, что Громов нажил себе еще одного врага, словно ему было мало тех, которые у него уже имелись. Бурлаев подумал, что, если ему когда-нибудь доведется допрашивать этого человека, он обязательно поинтересуется, что связывает его с особой, которая, похоже, не носит нижнего белья.

– Прямой репортаж займет пять-десять минут, – говорил между тем Громов, обращаясь одновременно и к телевизионщикам, и к Итальянцу, который с каждой минутой принимал вид все более бледный и затравленный. – Господин Руднев А.С. представится зрителям в своем главном итальянском качестве, покается в том, что лучшие годы жизни посвятил бандитизму, и на том попрощается. Потом творческий коллектив сядет в свой автобус и уедет отсюда. Дальнейшее для трансляции по телевидению не годится.

– С нас головы за такое поснимают! – заметил баском телевизионщик в наушниках.

– Самую большую опасность для головы представляет вот что. – Громов продемонстрировал ему пистолет.

– Когда начинаем? – деловито спросил телевизионщик. – Я могу выйти в эфир хоть через две минуты.

– Ну что, Руднев? – обратился Громов к пленнику. – Вы готовы? Или сначала требуется небольшая профилактика? Я знаю массу различных способов убеждения, поверьте.

– Что я должен говорить конкретно? – спросил Итальянец сдавленным от ненависти голосом.

– Я уже сказал. Если ваше выступление покажется недостаточно откровенным, то я пристрелю вас прямо на глазах у тысяч благодарных земляков. Но на миру и смерть красна. Так, кажется, в народе говорят, м-м?

Дальнейшее происходило буднично и скучно. Проворный юноша с видеокамерой приблизился к бензовозу и несколько раз менял ракурсы, пока Итальянец с вымученной улыбкой обращался к телезрителям. Бурлаев не сомневался, что этому человеку пришел конец. Отныне его фамилия и кличка будут вызывать лишь насмешливое презрение. Его прилюдно опустили, да так, что обратного хода не будет.

Если бы не золотая стрекоза, которую зоркий взор полковника Бурлаева высмотрел в дорожной пыли, он давно сунул бы пистолет в подмышечную кобуру, сплюнул и пошел прочь. Но он остался на месте и дождался, когда остались лишь три человека: поникший Итальянец, Громов и юноша с видеокамерой, который почему-то не укатил вместе с коллегами.