Лазоревый шторм - Трой Деннинг

– Не волнуйся, – сказал Рикус. – Прежде чем освободить Раджаата, Тихиану придется найти его – а с королями-волшебниками на хвосте ему потребуется немало времени.

– Будем надеяться.

Садира взглянула вверх, на небо. Черный столб все еще поднимался от верхушки утеса, и она могла видеть длинную щель в розовых облаках, которые, впрочем, уже наползали на нее. Волшебница со вздохов взглянула опять на землю и пошла вперед между грубых камней, стараясь идти побыстрее.

Через несколько шагов Садира сказала, – Слушай, Рикус, я должна сказать тебе кое-что.

Мул приподнял бровь, потом опять сосредоточился на том, чтобы не сломать ноги на изломанной земле, – И что же?

– Я должна извиниться перед тобой, – сказала Садира. – Когда я обнаружила, что Агис погиб, я почувствовала себя виноватой в том, дала ему умереть без наследника, которого он так хотел. Я использовала тебя как козла отпущения от этих чувств, сказав тебе, что единственная причина, по которой я не хотела иметь ребенка, – твоя ревность.

Рикус продолжал идти вперед. – А на самом деле?

Садира заколебалась, прежде чем ответить. Она уже извинилась, как она и обещала Нииве, и не знала, нужно ли открывать свои чувства дальше, и к тому же этому мужчине.

– Тогда именно я должен перед тобой извиниться, – сказал Рикус. – Если я виноват в том, что ты не дала Агису того, что он считал чуть ли не важнее всего на свете…

– Нет, я не поэтому отказалась, – прервала его Садира. – Я не хотела ребенка, потому что боялась.

– Боялась? – мул насмешливо засопел. – Как может женщина, которая не побоялась войти в Башню Пристан, которая стояла лицом к лицу с Драконом, испугаться настолько распространенной вещи, как рождение ребенка?

– Распространенная или нет – роды не такая уж маленькая вещь, – нахмурилась Садира. – Но ты прав. Боли я не боюсь – я боюсь доверия. Родив ребенка, я должна была бы довериться Агису навсегда, а он должен был бы навсегда стать моим.

– Что и означает бросить меня.

– Именно это я и сказала себе, – ответила Садира. – Но правда в том, что, после того, как Фенеон бросил мою мать, я никогда никому не доверюсь – в любви.

– Агис не эльф. Он никогда не бросил бы ни тебя, ни ребенка.

– Я и не говорю, что он бросил бы. Он был слишком благороден для этого, – сказала Садира. – Но люди меняются, и их чувства тоже. Любовь могла бы исчезнуть, а мы по прежнему были бы привязаны друг к другу.

– Может да, а может нет. Ты не можешь предвидеть, что случится в жизни, но нет никаких причин отказываться от нее. – Мул остановился, потом подошел поближе и взял ее за руку. – Но дети – это не то, что касается наших отношений. Даже если ты очень захочешь, я не смогу сделать тебя беременной. Давай просто жить, как мы жили раньше.

Садира покачала головой. – Я не уверена, что это хорошая мысль, – сказала она. – Для меня – и для тебя, тоже.

Рикус нахмурился. – Что ты имеешь в виду?

– Только после того, как Агис умер, я поняла, насколько он был необходим мне.

– А во мне, значит, ты не нуждаешься? – спросил Рикус, весь переменившись в лице.

Садира слабо улыбнулась. – Я не это имела в виду, – сказала она. – Но есть еще кое-кто, кто нуждается в тебе. А ты нужен им.

– Если ты говоришь о Нииве…

– Не только о Нииве, – сказала Садира.

– Это бессмысленно, – сказал Рикус. Он отпустил ее руку. – Если ты думаешь, что можешь говорить за Нииву…

– Я ничего не решаю за Нииву, – прервала его Садира. – Но я знаю, в чем она – и Ркард – нуждаются.

Рикус отвернулся, недовольный. – То, что им нужно от нас, чтобы мы схватили Тихиана и вернулись обратно к ним, – сказал он, делая первый шаг. – Если ты снова в состоянии двигаться, давай-ка поторопимся.

Садира пристроилась за спиной мула. Она сконцентрировалась на том, чтобы идти за ним след в след, и так, ровным шагом, они пересекли равнину. Когда они подошли к утесу, стало ясно, что его отвесная поверхность рождена не природой, а является стеной, составленной из блоков гранита, больших как дом, которые прилегали друг к другу так плотно, что между ними нельзя было воткнуть даже лезвие кинжала. Грохочущие молнии били вниз, в верхние части стены, из пепельно-красных туч, нависших над крепостью, а ее вершина терялась в этих самых тучах.

– Я не верю, чтобы Тихиан смог пролететь над стеной, – сказала Садира. -С линзой или без нее, но если бы одна из этих молний попала в него, он него осталась бы только кучка золы.

– Согласен, скорее всего он прошел здесь.

Мул указал вниз, на основание стены, где черный круг тоннеля уводил внутрь, в темноту. Они направились к кругу. Вскоре они увидели, что он был абсолютно круглый, с гладкими концами и похожими на черное стекло стенами. Он вел в самое сердце гранитного блока, и был такой длинный, что свет с той стороны казался не больше, чем размытым пятнышком.

Вслед за Рикусом Садира полезла в туннель.

Когда они вылезли с другой стороны, волшебница увидела, что они оказались в уголке того, что еще недавно было лесистым парком, хотя теперь уже и не походило на парк. Было видно, что по нему прошелся огненный шар, оставшиеся деревья стояли голые, без листьев и дымились. Среди их чернеющих стволов валялись сотни закопченых скелетов, от их сгоревших копий остались только расколотые обсидиановые наконечники.

– Кто бы это ни был, для Тихиана и линзы они не соперники, – заметил Рикус.

– Все это выглядит так, что они даже не замедлили его. – Садира указала вперед, где энергия, выходившая из Черной Линзы, продолжала разрывать штормовые тучи наверху. Черный столб казался только чуть-чуть ближе, чем он был, когда они начали свой путь через равнину. – Нам лучше поторопиться.

Пробравшись через разоренный парк, они вышли на прямой как стрела бульвар, ведущий в самое сердце города. Волшебнице он показался невероятно длинным, он шел через бесконечные арки и своды, не имевшие никакой другой цели, кроме хвастовства и украшения. Сотни и тысячи момументов суровых воинов или мудрых бюрократов стояли вдоль огромной улицы. Учитывая мягкий свет золотых лун, здания отбрасывали вдоль улицы странно резкие тени. За статуями поднимались высокие башни и чернеющие магазины великого и старинного города, хотя их острые, приземистые формы скорее умаляли впечетление, чем его подчеркивали.

Граждане города, по меньшей мере те, которых видела Садира, взбунтовались. Испуганные аристократы, одетые в костяные доспехи, носились по улицам, сражаясь обсидиановыми мечами и топорами с бандами рабов, одетых в конопляные набедренные повязки и вооруженных кусками дерева. Здесь и там небольшие группы воинов пытались перейти в контнаступление против восставших, но рабов было слишком много, и Садира знала, что рано или поздно они перебъют всех вольных горожан.

(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});