Дикие питомцы - Амбер Медланд

так понять.

Хочешь дружить с теми, кто тебя не уважает, дело хозяйское, бросает Нэнси.

Мы приходим домой, и вскоре она засыпает. А я смотрю в наушниках «Друзей» и вспоминаю первый день учебы в Колумбийском, когда Конрад читал в баре чей-то рассказ.

В два часа ночи мне приходит от него сообщение.

Конрад 02:04: Куда ты пропала? Только что пришла Лиза!

Айрис 02:09: Если не терпится сказать обо мне гадость, по крайней мере не стоит говорить ее моей лучшей подруге.

Конрад 02:10: ?!

Несколько секунд я таращусь в экран, потом набираю: Я сказала Нэнси, что ты самый лучший из моих однокурсников. И узнать, как грубо ты обо мне отозвался, было довольно унизительно.

Затем стираю сообщение, принимаю снотворное и пишу: Забудь. Оттянись как следует.

Проснувшись утром, нахожу в телефоне его ответ: Извини, я вовсе не хотел обижать твою подругу. Там такой гвалт стоял, что я ни черта не слышал. Всего лишь заметил, что ты в дрова. И кстати говоря, сам был не лучше.

Мне сложно бывает проследить последовательность событий. Например, я точно помню, что ела пиццу, но понятия не имею, откуда она у меня взялась. Нэнси часто видит в людях то, чего я не замечаю. Говорит, я смотрю на них сквозь розовые очки, особенно на мужчин. Не знаю, действительно ли Конрад хотел меня унизить или спьяну неловко выразился. Просто он не любит тебя так, как я, заявляет Нэнси.

3

Нэнси читает про афазию. И заставляет меня повторять за ней многосложные слова. Я объясняю ей, что это побочный эффект эффексора, что однажды слова вернутся, а она, саркастически усмехнувшись, возражает – нет, если не будешь тренироваться. Повторение – мать учения. Она ругает меня за провалы в памяти. И, зачем-то имитируя американский акцент, заявляет – ничего удивительного, у тебя всегда была память, как у рыбки. Придется нам с тобой сотворить побольше воспоминаний. Она описывает мне, как я отреагирую на тот или иной фильм. А когда я рассказываю, что хотела потерять девственность с Куртом Кобейном, восклицает – в прошлый раз ты говорила ровно то же самое. Мы идем в бар, и там она постоянно подливает мне, пока я не напиваюсь вдрабадан. Проснувшись наутро, я спрашиваю ее, что вчера было. А она, завернувшись в покрывало, отвечает – мы ушли в настоящий отрыв. Ты целую упаковку сыра слопала и требовала еще. Даже по моим меркам это было слишком.

В пятницу я сижу за угловым столиком в баре, расположенном неподалеку от библиотеки, потягиваю мерло из бокала, жду Нэнси и читаю об алхимии – науке, в которую мне бы очень хотелось верить. Считалось, что соль является одним из трех элементов, с помощью которых можно создать семь благородных металлов. Ртуть олицетворяла дух, сера – душу, а соль – тело. Ртуть символизировала озарение, сера – слияние и единение, а соль – очищение. Я стараюсь выписать как можно больше цитат, чтобы Нэнси не сомневалась, что я и правда трудилась в поте лица.

Она опаздывает уже на полчаса. При этом у нее моя кредитка, так что заказать еще вина я не могу. Я как раз пожираю глазами брошенный кем-то недопитый бокал, когда в бар входит мужчина, похожий на Тони Сопрано, в синем пиджаке с широкими лацканами. Кроме меня, тут никого. И все же он садится за соседний столик, на тот же диванчик, где уже сижу я. Бармен приносит ему бутылку белого вина в ведерке со льдом, и незнакомец выливает себе в бокал сразу треть. Я натянуто улыбаюсь, давая понять, что не в настроении разговаривать.

Он пододвигает ведерко ко мне. Не против, если я к вам присоединюсь?

Бармен вытирает бокалы и флиртует с парнем, похожим на модель. Официантка зажигает свечи-таблетки.

Конечно, отвечаю я, не отрывая глаз от экрана. Геррик в книге «Геспериды» пишет: «Душа – это соль тела».

Что вы пишете? – спрашивает он.

Роман.

Моя мать тоже писала роман, подхватывает он.

Отсчитав про себя «три Миссисипи», я без особого энтузиазма спрашиваю – и о чем же?

Держу пари, вы не местная, заявляет он. Меня зовут Карл. Я датчанин. Он, не скрываясь, пялится на мою грудь. Но мне проще со скрипом поддерживать разговор, чем открыто его послать. К тому же уже вроде как слишком поздно. Уйти я не могу – из-за Нэнси, а пересесть за другой столик никогда не решусь. Он ведь ничего плохого мне не сделал.

Так о чем был ее роман? – напоминаю я.

Что?

Ну, книга, которую писала ваша мать.

Она умерла, отвечает Карл.

Какой ужас. Примите мои соболезнования.

Он делает знак бармену, и тот приносит еще один бокал.

Да нет, не нужно, нехотя отказываюсь я. Я жду подругу.

Не глупите, не глупите, повторяет Карл и наливает мне вина.

Изобразив лицом внутреннюю борьбу, я соглашаюсь, с радостью предвкушая, что сотворит с Карлом Нэнси. Окидываю его взглядом, соображая, что бы такого ей написать, чтобы она быстрее пришла. Ростом он около шести футов двух дюймов, обручального кольца на пальце нет. Плечи широкие. Точно не из тех мужчин, кого я могу рассматривать в качестве сексуальных объектов, хотя сам себя, без сомнения, таковым считает.

Про кого точно надо написать книгу, так это про меня, заявляет он. Из моей жизни вышло бы отличное кино.

И кто бы вас мог сыграть?

А вы как думаете? – отзывается он, злобно глядя на меня. Я накручиваю локон на палец, делая вид, что ничего не услышала. Он вдруг указывает куда-то в сторону – видели вон то здание? И продолжает тыкать в него, пока я не переспрашиваю – это?

Оно мое.

Отсюда мне видны только стальные балки и стекла. Скажу Нэнси, что все случилось на парковке. Нет, в «Старбаксе».

А вот спорю, что вы не американка, продолжает он.

Что ж, подловили.

При ближайшем рассмотрении он оказывается пьянее, чем мне показалось сначала. У вас такая экзотическая внешность, продолжает он. Обожаю японок.

Будь Нэнси тут, она бы уже допивала второй бокал, подначивала его и в итоге выставила бы на посмешище. Вот бы он сказал что-нибудь настолько дикое, что Нэнси потом сетовала бы – ну ни хрена себе! И как только я могла такое пропустить?

Мы допиваем бутылку, и бармен приносит еще одну. Кондиционер шпарит на полную мощность, я чувствую, как у меня твердеют соски. Снова утыкаюсь в