Терновая цепь - Клэр Кассандра

Мэтью прикусил губу. Выглядел он как мертвец.

– Что я могу сделать?

– Речь идет не просто о головной боли или небольшом дискомфорте, – продолжал Кристофер. – За прошедшие месяцы и годы твой организм привык к алкоголю и, чтобы нормально функционировать, пока не может без него обойтись. Он будет требовать спиртного, и, возможно, это окажется слишком тяжело. От этого человек может умереть. Тебя будет трясти, тошнить, участится сердцебиение. У тебя начнется лихорадка, и тебе покажется, что ты замерзаешь. Возможны припадки…

– Припадки? – в тревоге воскликнул Джеймс.

– Да, а у некоторых даже случается сердечный приступ, и по этой причине Мэтью нельзя оставлять одного. – Кристофер поморгал за своими очками, как филин. – Я не знаю, как еще тебе объяснить, Мэтью. Ни в коем случае нельзя пытаться избавиться от алкоголизма самостоятельно. Позволь нам помочь тебе.

В неверном свете пламени лицо Мэтью походило на череп с черными провалами вместо глаз.

– Я не хочу, чтобы вы тратили на меня время и силы, – сказал он. – Я сам довел себя до такого. И теперь я должен справиться сам.

Джеймс поднялся на ноги. Ему хотелось визжать от досады, хотелось тряхнуть парабатая, крикнуть, что он причиняет вред не только себе, но и им всем, что, рискуя собственной жизнью, он рискует и жизнью Джеймса.

– Надо выпустить Оскара, – только и сказал он.

– Оставь его, – пробормотал Мэтью. Он яростно тер глаза руками – Он скулил. Оскар не понимает, что происходит.

– Он по-своему хочет тебе помочь, – сказал Джеймс, подходя к двери спальни. Как только он приоткрыл дверь, Оскар стрелой метнулся через всю комнату к Мэтью; Джеймс испугался, что пес вскочит хозяину на грудь и начнет лизать ему лицо, но тот лишь улегся рядом с Мэтью, высунув язык и тяжело дыша.

– Видишь? – улыбнулся Джеймс. – Ему уже лучше.

– Он сейчас отнимет у меня все одеяла, – жалобно произнес Мэтью, но протянул руку и почесал Оскара за ухом.

– Он любит тебя, – сказал Джеймс, и Мэтью поднял на него взгляд. Его провалившиеся глаза, обведенные серыми кругами, казались почти черными. – Животные – бесхитростные существа. Заслужить доверие животного – это почетно. Он будет страдать, если ты не позволишь ему остаться с тобой, помочь тебе. Держа его на расстоянии, ты не избавишь его от волнения, от тревоги за тебя. Наоборот, ты разобьешь ему сердце.

Мэтью несколько долгих секунд смотрел на Джеймса, потом повернулся к Кристоферу.

– Ну хорошо, Кит, – покорно произнес он. – Что я теперь должен сделать?

Кит снова начал копаться в своем саквояже.

– Когда ты в последний раз пил спиртное, Мэтью?

– Сегодня утром, – ответил Мэтью. – Совсем немного бренди.

– Где твоя фляга?

– Я потерял серебряную флягу, – сказал Мэтью. – Может, в Париже оставил. Я ношу с собой воду в этой.

Он извлек из кармана простую оловянную фляжку, заткнутую пробкой, и подал ее Кристоферу. Тот вытащил пробку и взял из своего чемоданчика какую-то бутылочку. Потом начал переливать содержимое бутылочки во флягу Мэтью, сосредоточенно наморщив лоб, как будто мысленно отмерял объем снадобья.

– А это еще что такое? – спросил Томас, не сводя взгляда с Кристофера и бутылочки с неизвестной жидкостью, похожей по цвету на слабый чай.

– Смесь воды, спирта и настоя успокоительных трав. Успокоительное предотвратит припадки… вероятно.

– Вероятно? – фыркнул Мэтью. – Вот почему никто не любит ученых, Кристофер. Точность для вас превыше всего. А где же оптимизм?

– Все любят ученых, – произнес Кристофер с видом собственного превосходства и протянул полную оловянную флягу другу. – Пей.

Мэтью не очень охотно взял ее и поднес к губам. Сделал глоток, закашлялся и скорчил гримасу.

– Отвратительно, – объявил он. – Похоже на сироп солодки, в котором развели кусок мыла.

– Очень хорошо, – отозвался Кристофер. – Оно и не должно быть приятным на вкус. Представь себе, что это лекарство.

– И как оно действует? – поинтересовался Джеймс. – Мэтью должен выпивать по несколько глотков этой дряни всякий раз, когда ему захочется бренди?

– Во-первых, это не дрянь; во-вторых, нужно делать не так, – строго произнес Кристофер и обратился к Мэтью: – Я буду каждое утро приносить тебе новую порцию, и она будет все меньше и меньше. Ты будешь выпивать немного утром и немного во второй половине дня; как я уже сказал, порции будут уменьшаться. В конце концов ты почувствуешь себя лучше, и лекарство тебе больше не понадобится.

– И сколько времени это займет? – спросил Томас.

– Примерно две недели.

– И это все? – воскликнул Мэтью. Джеймс подумал, что он уже выглядит лучше. Краски вернулись на лицо, и его рука не дрожала, когда он прятал флягу в карман. – Я буду здоров, как раньше?

Наступило молчание. На лице Кристофера отразилась неуверенность; он чувствовал себя в своей стихии только тогда, когда речь шла о дозировках и способах применения. Джеймс невольно вспомнил Элиаса и то, что рассказывала о нем Корделия: он не раз пытался покончить с прежним образом жизни, но после нескольких месяцев трезвости наступал момент, когда он терял контроль над собой.

Тишину нарушил Томас.

– Каковы бы ни были причины, побудившие тебя искать забвения в вине, – произнес он, – их нужно устранить.

– Ты хочешь сказать, что я по-прежнему буду испытывать желание напиться, – медленно произнес Мэтью, – хотя мое тело и перестанет требовать выпивки?

Джеймс протянул руку и взъерошил влажные волосы Мэтью.

– Тебе следует отдохнуть, – предложил он.

Мэтью не уклонился от этого прикосновения.

– Да, согласен. Но я не хочу, чтобы вы уходили. Я понимаю, это эгоизм, но…

– Я останусь, – сказал Джеймс.

– И я, – добавил Томас.

Кристофер со щелчком закрыл саквояж.

– Мы все останемся, – объявил он.

Так и получилось, что все они устроились на ночлег, как щенки на подстилке, на пуховых одеялах перед камином. Мэтью уснул почти мгновенно, остальные тоже в скором времени погрузились в сон; Джеймс, который лежал спиной к Мэтью, не думал, что сможет заснуть, но треск поленьев в камине и негромкое сопение «Веселых Разбойников» успокаивали его, и он в конце концов забылся. Один Оскар бодрствовал: он сидел поодаль и наблюдал за хозяином и его друзьями всю ночь.

Корделия лежала без сна, ворочаясь с боку на бок. Она хотела оказаться сейчас в доме на Керзон-стрит; девушка так привыкла к кровати в своей спальне, где засыпала с мыслью, что Джеймс находится совсем рядом, что их разделяет всего одна комната. Здесь у нее были Алистер и мать, но это было не одно и то же. Возвращение на Корнуолл-гарденс напоминало попытку вставить в замок неподходящий ключ.

В ее мозгу снова и снова звучали слова Гипатии: «Поверьте, вы могли бы стать величайшим, сильнейшим Сумеречным охотником за всю историю вашего народа». Но какой ценой! Ценой добровольного погружения во тьму, признания Лилит своей повелительницей. А ведь именно стремление к славе и могуществу, стремление стать лучше всех заставило ее опрометчиво принести клятву верности «кузнецу Велунду». С другой стороны, неужели это плохо – стать совершенным Сумеречным охотником? Ее цель – защитить мир от Велиала; как эта благородная цель может быть неправильной?

И не только мир. Она ни на минуту не забывала о Люси и Джеймсе. Демон наметил их в качестве жертв; они были уязвимы, и при мысли об этом у нее сердце обливалось кровью. Да, Люси теперь ее ненавидит, да, она потеряла Джеймса, но это не имело значения; Корделия должна была прежде всего защитить их.

Она подумала: как отреагировал Джеймс на ее записку с просьбой отправиться в квартиру к Мэтью? Девушка надеялась, что он поехал. Джеймс и Мэтью сильно нуждались друг в друге, хотя упорно не желали это признавать.

Она резко перевернулась на спину, уронив подушку на пол. Волосы спутались, глаза жгло от недостатка сна. Гипатия посоветовала ей сражаться в качестве слуги Лилит. Но это было невозможно, на это она не могла согласиться. И все же… она вдруг вспомнила разговор с демоном гамигином в Чизвик-хаусе. Корделия была уверена: если бы ей удалось задать ему еще несколько вопросов, она сумела бы разузнать побольше о планах Велиала.