Вице-президент Бэрр - Гор Видал

— Это имя меня не огорчает, — утешил я его.

— Вот не думал, что вы так метко стреляете! — И Джейми хихикнул. Приятный собеседник, он при всем своем грубом вкусе был не лишен чувства юмора и находил смешное во всем, только не в самом себе. Я — наоборот.

Джейми рассказал, как он якобы вынудил Гамильтона назначить его командующим на территории Миссисипи.

— Я вел себя с ним так же откровенно, как с вами. — Такое заявление всегда смахивает на ложь. — Я сказал: «Генерал Гамильтон, война с Францией неизбежна. Франция добралась до Испании, и все испанские территории, вроде Луизианы и обеих Флорид и Мексики, могут достаться нам за понюшку табаку». Ну, а он смотрит на меня эдаким снисходительным взглядом и говорит: «Мой дорогой Уилкинсон, никогда не рассказывайте старшему офицеру то, что ему уже известно». А я ведь еще много чего мог бы ему порассказать. Но я человек вежливый, скромный, я и не стал ничего говорить, вот он и сказал мне, что его идея — и генерал Вашингтон, мол, с ней согласился — заключить союз с Англией, использовать ее флот и нашу армию, атаковать Новый Орлеан, Гавану, Веракрус, а затем пройтись и дальше по континенту.

Мне стало не по себе от рассуждений Джейми. Я услыхал в них мечты Гамильтона. И все же я не верил, что Гамильтон посмел сослаться на Вашингтона.

— Так или иначе, как только Гамильтон узнал, что мне тоже не терпится взяться за донов, я и получил территорию Миссисипи.

Я был в сенате, когда Джейми вернулся в армию бригадным генералом; помнится, мы говорили о нем с новоиспеченным генерал-майором Гамильтоном. Гамильтон тогда сказал: «Уилкинсон, должно быть, хороший офицер. Но вы его знаете лучше меня. Ведь он ваш друг, не правда ли?»

Гамильтон тогда неловко чувствовал себя со мной. Оно и понятно: из-за него меня не произвели в бригадные генералы. Вряд ли Гамильтон знал, что Уилкинсон — испанский подданный, но он прекрасно знал про его связь с «испанским заговором», ведь Макгенри, военный министр, говорил ему без обиняков, что Уилкинсон прочно связан с донами и ему ни в коем случае нельзя доверять командование войсками вблизи границы.

— Но Гамильтон наседал, — Макгенри скорчил гримасу, когда все это мне рассказывал, — а желания Гамильтона — это ведь желания генерала Вашингтона, и что я мог поделать?

Почему Гамильтон настаивал на выдвижении Уилкинсона? Причина одна — Гамильтон хотел иметь под боком кого-то, кто тоже страстно желал завоевания Мексики, и он заключил, что новое увлечение Уилкинсона пересилит старые обязательства перед Испанией. Глупейшее, если не порочное, умозаключение. Ну, а я был столь же глуп, сколь и порочен.

— Вы, да я, да еще тысяча солдат — мы возьмем Мексику в три недели. — Круглые, невинные, косящие глаза застыли на мне, словно я единственный якорь спасенья в зыбком мире.

— Но нужна поддержка с моря. — Сам я еще не решил ничего о своем будущем, но, как и Гамильтон, придавал Мексике большое значение, подробно изучил оборонительные сооружения вице-короля и прекрасно знал, что без поддержки хоть одной морской эскадры и захвата порта Веракрус попытка вторжения с суши обречена на провал.

— Все устроится! — Джейми рассчитывал подхлестнуть меня своим азартом. Его интересовала и точка зрения президента. Я сказал, что Джефферсон придет в восторг, если Мексику удастся отторгнуть от Испании. — Но вряд ли он обрадуется, если это сделаю я.

Мне бы поостеречься Джейми. Но я просто не принимал его всерьез. Да и не я один. Потому-то он и сумел обмануть Вашингтона, Гамильтона, меня и еще множество влиятельных испанцев и американцев, как военных, так и гражданских.

На другое утро, мучаясь страшной головной болью, командующий отбыл, предложив мне встретиться с неким мистером Уильямсоном; им оказался полковник Чарльз Уильямсон, мой старый знакомый со времен Революции.

— Вы убедитесь в его благонадежности. И у него связи в Англии. К нему прислушивается премьер-министр Питт. Премьер-министр готов сделать все, что он скажет.

— А что он скажет?

Джейми взглянул на меня сквозь пар от черного французского кофе.

— У него есть план завоевания Мексики…

— У кого его нет?

— Но ему — нам — необходим вождь. Нам нужен Аарон Бэрр. Слово за вами… — Долгая, глубокая отрыжка — в честь вчерашнего портвейна Чарльза Бидла. — Вчера вечером вы говорили о поддержке с моря у Веракруса. — Сколько бы Джейми ни выпил, он не забывал слов собеседника, но, как подобает истинному конспиратору, помнил и каждое свое слово. — Так вот, Англия предоставит флот.

Я колебался. Джейми и слушать не хотел никаких возражений.

— Все дело в вас, Бэрр. Повидайтесь с Уильямсоном! Он ждет вас в гостинице «Эллер». А пока прощайте, мой командир, мой повелитель! — Я боялся, что он вот-вот поцелует мне руку или поцелует в обе щеки на испанский манер. Но Джейми просто откозырял мне, и надо сказать, у генерал-командующего это вышло так же неуклюже, как когда-то в Кембридже у неотесанного увальня.

В тот же день я отправился в гостиницу «Эллер». Мне не хотелось появляться на людях, ибо на меня глазели с напряженным интересом. К счастью, без открытой враждебности. Меня защищало не столько мое положение второго должностного лица в республике, сколько нелепая (и непреходящая) слава меткого стрелка. Никто не решался меня оскорбить.

Я чувствовал себя словно в невидимой броне, входя с солнечной улицы в прохладный полумрак гостиницы, где меня смущенно приветствовали друзья, и среди них полковник Уильямсон. Он отдал мне честь.

— Вы нужны нам, сэр, вы нужны нам.

Он отвел меня в темный угол гостиной на первом этаже и целый час показывал мне карты; шептал о войсках, кораблях, провианте. Наконец:

— Я сейчас еду в Англию. Премьер-министру нужен план. У меня он есть. Ему нужен генерал. Можно ли сказать ему, что я нашел подходящего человека?

Я колебался.

— Вы знаете, как меня интересует Мексика. Думаю, я не ошибусь, если скажу, что и президент тоже хотел бы видеть Мексику свободной…

— Мы об этом слышали! — Я произвел на Уильямсона должное впечатление.

— Но без войны между Испанией и Соединенными Штатами не обойтись.

— На границе неспокойно.

— Там всегда неспокойно. Нужна война.

— Войну можно начать. Генерал Уилкинсон… — Ему не пришлось ставить точки над i. Мы оба понимали, что Уилкинсон в любой момент может устроить пограничный инцидент.

Я спросил:

— Чего ожидать от Англии?

— Мы можем на нее рассчитывать. Питт за нас.

К нам подошли доброжелатели. Я поднялся, и мы пожали друг другу руки. Когда они ушли, Уильямсон сказал:

— Я в восторге, полковник.

— Мне все это просто интересно, не более.

— Конечно, вам нужны гарантии. Прекрасно. В этой гостинице, наверху, вас ждет очень важная особа. — Уильямсон предложил мне подняться на второй этаж, к угловой комнате, и дважды постучать в дверь. Так я и сделал.

— Войдите. — Отрывистый голос. Я открыл дверь и увидел посреди комнаты посланника его британского величества в Соединенных Штатах Антони Мерри. Он нервничал.

— Вице-президент, как любезно с вашей стороны. — Мерри склонил голову. Я ответил тем же. Мы соблюдали этикет, насколько это было возможно в гостиничном номере, где еще не застлана кровать после прежнего постояльца, а плевательница до краев полна табачной жвачкой. Сесть было не на что, и нам пришлось стоять.

Мы заговорили о нашей последней встрече в Вашингтоне, в доме президента.

— Я рад, что нахожусь в Филадельфии. Мы с женой чудесно проводим здесь лето. Город как город. Не то что ваша столица, которая напоминает, если позволите, польскую деревню.

Супруги Мерри поселились в Вашингтоне менее года назад, и жизнь их там сложилась неудачно, ибо Джефферсон умудрился оскорбить их на первом же президентском обеде. Демократичный Джефферсон решил в тот год отказаться от протокола. За стол садились не по рангу, а как попало. Оттесненные гостями, вознамерившимися сесть поближе к «солнцу демократии», супруги Мерри сочли, что Англии нанесено смертельное оскорбление, и миссис Мерри никогда больше не приезжала во дворец, к удовольствию Джефферсона, называвшего ее не иначе как «вздорной ведьмой». Лично я находил ее очаровательной: крупная, яркая, как бывают англичанки, остроумная; Джефферсон не выносил таких женщин. Я справился о здоровье миссис Мерри.

— Бедняжке очень нехорошо. Совсем слегла. Когда соберется конгресс, мне придется вернуться без нее.

— Нам будет не хватать ее в столице.

Мерри ухватился за эти слова.

— Значит, вы намереваетесь вернуться?

— Я должен осенью председательствовать в сенате.

— Понимаю. — Мерри был самым недипломатичным дипломатом. Он посмотрел на меня с таким удивлением, что мне пришлось объяснить.