Сборник статей и интервью 2006г. - Борис Кагарлицкий

- Как в этом смысле выглядят поиски национальной идеи, которыми у нас в последнее время усиленно занимаются, и даже на официальном уровне?

- У советской системы объединяющая идея была, а в царской России знаменитая триада графа Уварова - «Православие. Самодержавие. Народность» - если кого и объединяла, так это самого графа Уварова и династию Романовых. Для всей остальной России это была идея, которой людей загоняли туда, куда приказывало начальство. Страну на самом деле объединяет не руководящая государственная идея, а общая культура и общая история. Кстати говоря, сегодня наша объединяющая идея, если таковая есть, это идея советскости - ничего более объединяющего сегодня нет. Любые попытки искусственно сконструировать что-то новое не то чтобы обречены - они просто не будут работать.

- Вы категорически опровергаете прогнозы распада России. Почему?

- Я не верю в подобного рода катастрофические прогнозы. Распад Советского Союза был связан с определенными специфическими административными условиями и социально-экономическими процессами. То есть мы не просто раскололись, а раскололись потому, что происходила приватизация под контролем различных бюрократических групп. Тот, кто контролирует территорию, тот контролирует и приватизацию на ней. А все националистические вещи - это не более чем идеология, которая позволяет успешно проводитть продобную политику.

Проблема на самом деле не в сепаратизме, а в том, что Россия действительно распадается на регионы, но не географические, а экономические. Нынешняя экономика не может поддерживать современное российское общество - она социально недостаточна. Она достаточна для того, чтобы поддерживать жизнь в стране с населением сорок миллионов человек. А как же остальные сто миллионов?! Так что либо мы опустим общество до уровня экономики, и тогда обществу грозит разрушение, либо мы все-таки изменим экономику и поднимем ее до уровня общества.

- Но у нас есть более близкая проблема - 2008 год. Как вы думаете, развитие событий предопределено?

- У нас в России полумонархия и полуреспублика. И вот это «ни то ни се» ведет к тому, что любая процедура смены правителя превращается в общенациональный кошмар. Как же это сделать в условиях, когда есть авторитарная система с элементами реальной демократии?

В 2008 году абсолютно железно в силу вот этой политической двусмысленности запрограммирован политический кризис. Если будет не Путин, то начнется борьба наверху между группами: кого поставить на его место? Если опять Путин - это означает конституционную реформу, и тогда встает вопрос о легитимности власти. И опять - пошло-поехало…

Но я все-таки думаю, что будет не Путин.

- И, возможно, это будет человек, о котором мы узнаем в самый последний момент?

- Возможно, таких неизвестных будет несколько. Я думаю, что Путину невыгодно подставляться, ему выгоднее действовать так, как пытался сделать Кучма, - манипулировать процессом. У него будет больше карт, если он не в схватке. И тогда все будут апеллировать к нему. Если же он идет на третий срок, то также становится игроком. И тогда его начинают бить. Может быть, даже свои… Когда-то о сегодняшнем времени будет очень интересно писать!

ЧЕГО-ТО НЕ ХВАТАЕТ…

На политическом пейзаже России зияет белое пятно. Недостает социал-демократии. Так, во всяком случае, думают многочисленные политологи и журналисты, которые вот уже полтора десятка лет ждут, кем и когда это пятно будет заполнено. В преддверии выборов 2007 года тема «российской социал-демократии» в очередной раз муссируется экспертами и политтехнологами. Кажется, достаточно только найти щедрого инвестора и дело будет сделано.

Вот, на Украине, например, некое подобие социал-демократии имеется. Строго говоря, даже два подобия - Объединенная Социал-демократическая партия Виктора Медведчука и Социалистическая партия Александра Мороза. Ни та, ни другая, правда, в «Социалистический интернационал» официально не приняты. Иными словами, заверенного западноевропейской печатью «сертификата о соответствии» не имеют. Но разве это главное? Люди же стараются!

Зато в бывших странах советского лагеря всё в полном порядке. Есть Польша, где социал-демократы уже два раза были у власти и дважды проиграли выборы, есть Литва с аналогичной картиной, есть Венгрия, где социалистическая партия уверенно ведет страну к капитализму. У всех всё нормально, только у нас что-то не так.

При этом, однако, бросается в глаза некая восточноевропейская особенность: все успешные социал-демократические проекты выращены на основе старой коммунистической партии. Не только из её кадров, но и из её структур. В России, кстати, подобная попытка в 1991-92 годах тоже предпринималась и на первых порах не выглядела совсем уж неудачной - речь идет о Социалистической партии трудящихся, которая окончательно умерла лишь к началу 2000-х годов.

Напрашивается вывод, что главная причина отсутствия социал-демократии в том, что Коммунистическая партия РФ то ли не хочет, то ли не может реформироваться. Увы, как и многие ответы, лежащие на поверхности, этот ответ неверен.

Прежде, чем обсуждать причину отсутствия социал-демократии в России, надо задаться вопросом о том, существует ли она в Западной Европе?

На первый взгляд ответ очевиден: мало того, что существует, но во многих странах даже правит. В Европейском парламенте фракция есть, и не маленькая. Конгрессы «Социалистического интернационала» проводятся. Но это опять всё на поверхности. А если заглянуть в суть вопроса, то надо признать, что социал-демократами являются те, кто разделяют соответствующую идеологию и проводят соответствующую политику. А тут проблема…

Мало того, что политику на практике не проводят, но и от идеологии публично отрекаются. Во всяком случае, Тони Блэр и Герхард Шредер это уже сделали. Опубликовав знаменитое в конце 1990-х совместное письмо, суть которого была проста и ясна - для социал-демократических идей и традиционной социал-демократической политики в современном мире места нет. Блэр вообще не скрывал, что считает: создание в Англии самостоятельной Рабочей партии (отдельно от либералов) было исторической ошибкой. Это, разумеется, звучит довольно дико в устах лидера, Рабочую партию возглавляющего, но не более дико, чем высказывания Геннадия Зюганова о православии или его же фрейдовская оговорка о том, что революция 1917 года была бедствием для России.

В этом плане претензии Медведчука на то, чтобы представлять украинскую социал-демократию, по крайней мере, не менее обоснованы, чем аналогичные претензии Тони Блэра. Оба они безо всяких на то политических оснований пытаются торговать историческим брэндом, только у одного получается, у другого - нет. Ведь Блэр получил брэнд, так сказать по наследству, а у Медведчука получается контрафакт.

Если вернуться к Западной Европе, то социал-демократическое движение там сложилось в специфических условиях начала ХХ века, когда рабочий класс уже обладал мощным политическим потенциалом, а правящие классы, занятые колониальными захватами, готовы были откупиться от революции политическими и социальными уступками. Это устраивало и лидеров рабочего движения. Революционная социал-демократия конца ХIХ века сменилась новой реформистской политической силой. Брэнд, говоря современным языком, сохранился, а идеология и практика изменились. В проигравшей Первую мировую войну России условий для такой политической комбинации не было, потому массовой силой в условиях февральской революции стал большевизм. Точно так же не было почвы для «правильной» социал-демократии и в странах Латинской Америки, не говоря уже о колониальной Азии и Африки. Там были левые силы, но они оказывались либо революционными, либо популистскими.

Классовый компромисс, обеспечивший успехи западной демократии, поддерживался в течение большей части ХХ века. После русской революции и особенно после Второй мировой войны у правящих кругов Европы появился дополнительный стимул для классового сотрудничества: советская угроза. Надо было консолидировать общество под лозунгом «защиты демократических свобод Запада». Для того чтобы это сработало, требовалось не только сделать эти свободы реальными, доступными для большинства, но и подкрепить их социальными достижениями, которые можно было противопоставить «красной пропаганде» с Востока.

Социал-демократия - это партия классового сотрудничества, но такое сотрудничество возможно только при наличии доброй воли с обеих сторон. Парадоксальным образом, крушение коммунизма оказалось и концом социал-демократии. Правящие классы потеряли интерес к компромиссу. А политики, являющиеся профессиональными менеджерами компромисса, оказались не у дел. От социал-демократии осталось одно лишь название. Тот самый брэнд…

Брэнд сам по себе имеет ценность в политике, как и в торговле. Потому его продолжают использовать деятели, стоящие на самых разных позициях, от умеренно-консервативных, до праволиберальных. Есть даже некоторое количество социал-демократических традиционалистов, которые пытаются честно делать вид, будто в мире за последние четверть века ничего не изменилось.