Холодное время - Варгас Фред

– Убийца из Общества Робеспьера арестован вчера вечером, – объявил он, скрестив на груди руки. – Он получил несколько огнестрельных ранений и проходит лечение в больнице Рамбуйе. Арест был произведен после перестрелки в Бреши.

Сам не зная почему, Адамберг посмотрел на ладонь своей правой руки, той самой, что выпустила девять пуль в человека. В человека, который совершил два убийства на острове, утопил Готье, застрелил Мафоре, заколол Брегеля, сбросил с лестницы Гонсалеса, повесил Берье, ранил Селесту.

– Его ранения в правую руку и в колено – моих рук дело, – продолжал он. – В икру ему выстрелили бригадиры Дрийо и Веррен из Сент-Обена. Хочу уточнить, что нападавший был вооружен автоматом MP5, из которого он нас и расстреливал – братьев Мафоре и меня. До этого, в лесу, он выпустил очередь по Селесте и ее кабану.

– Как он оказался там? – спросила Фруасси, ее ведь не сдерживало чувство вины.

– Он просто-напросто следовал за мной. Равно как и бригадиры из Сент-Обена.

– А они почему? – спросила Ретанкур, которой тоже не мешали никакие задние мысли.

– Превышение скорости, – улыбнулся Адамберг, – неповиновение сотрудникам полиции и побег.

Меркаде с любопытством взглянул на него.

– Почему вы совершили эти нарушения, комиссар? – рискнул задать вопрос Вуазне, не повышая голоса. Ведь арест убийцы полностью менял расстановку сил и требовал от них известного смирения. Хотя, насколько он понял, эта победа была просто случайной удачей.

– Для того чтобы они пустились за мной в погоню.

– Правда?

– Неправда. Но их вмешательство оказалось решающим. Автомату MP5 я мог противопоставить только свое табельное оружие и ружья Виктора и Амадея. Но все же MP5 – увесистая штука, а убийца стрелял левой рукой, не имея возможности удержать ствол. Это замедлило его действия и помешало целиться, что нас и спасло. Без жандармов из Сент-Обена, однако, вряд ли мы были бы сейчас живы, – буднично заключил Адамберг.

Эсталер принес кофе, и все с радостью воспользовались этим, чтобы прерваться. На этот раз никто не стал прекращать раздражающее позвякивание блюдец и ложечек, и поэтому оно продолжалось довольно долго.

– То есть все это чистая случайность? – внезапно спросил Ноэль. – Появление убийцы?

– Говорите громче, Ноэль, – попросил Адамберг, показывая на ухо. – Я еще не пришел в себя после стрельбы.

– Это случайность? Появление убийцы? – повторил Ноэль.

– Ну что вы, лейтенант. Я поехал к Виктору, чтобы нарисовать ему лицо преступника, который давно уже, в разных обличьях, занимал мое воображение. И вот вчера наконец он соблаговолил явиться собственной персоной.

– У вас появились новые сведения? – спросил Данглар, который не мог отмалчиваться после отважных реплик Вуазне и Ноэля.

– Много сведений.

– И вы не поставили нас в известность?

– Я только этим и занимался, майор. У вас были те же данные, что и у меня, – Адамберг повысил голос, – что и у всех сотрудников уголовного розыска, которым вы руководили с момента моего отъезда в Исландию. Я сказал вам, что на шахматной доске Робеспьера нет движения, хотя животным свойственно двигаться. Я сказал вам, что надо стремиться туда, где есть движение. Я сказал, что разработка Сансона, Дантона и Демулена ничего не дала. Я еще много чего вам сказал, например, зачем угрожать непостоянным членам Общества, случайным тусовщикам, для того чтобы в итоге потрясти его основы и добраться до Робеспьера? Почему символ гильотины был таким незаметным? Но при этом таким вычурным? Почему у Жана Брегеля оказались новые книги об Исландии? Почему Виктор хранил молчание? Откуда этот всепоглощающий страх? Подлинный? Мнимый? Зачем надевать парик, чтобы повесить Венсана Берье? Вы так же, как и я, получили фотографии с места преступления: почему веревку не повесили в центре гаража? Почему сбоку? Я ведь сразу вам написал: “веревка смещена влево, поверхность шероховатая, седые волосы из парика, пострадавший молчит”. В вашем распоряжении были все эти факты. Просто последнее время вы ничего не желали ни видеть, ни слышать. Но согласитесь, майор, из всего этого образовался вполне содержательный корпус данных?

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-390', c: 4, b: 390})

Данглар не успел – или не захотел – записать все эти разрозненные факты, если вообще такие выражения, как “животным свойственно двигаться”, например, можно было отнести к разряду “фактов”. И пока старательные Жюстен и Фруасси строчили на дикой скорости, перед его мысленным взором возник только рой божьих коровок, которых он, судя по всему, проморгал на гнетущем фоне долины Шеврёз.

– Так что это не мои сведения, Данглар, – продолжал Адамберг, – а общие, ваши в том числе.

– Допустим.

– Допустим что? Разве вы, Данглар, Вуазне, Мордан, такие знающие люди, вы обратили мое внимание на то, что мясо тюленей не пахнет рыбой? Нет. Вы все были в курсе рассказов Виктора и Амадея об исландской трагедии. По словам Амадея, как-то вечером тот человек притащил тюленя, перебив ему хребет палкой. Он был весь в крови, и от него воняло рыбой. Он уточнил, что Алиса Готье сохранила прекрасное воспоминание о том ужине – им ведь подали гигантского лосося или что-то в этом роде. И Виктор, описывая их возращение на Гримсей, заметил, что они с головы до ног провоняли тюленьим жиром и гнилой рыбой. Я сказал вам, что у братьев было время договориться об общей версии, до того как они изложили ее нам. В их рассказах оказалось слишком много совпадений вроде “ублюдка” и “загоревшейся задницы”. Я же сказал вам, Данглар, что они сочинили эту историю. Вы перечитали их показания? Нет, потому что в это время уже никто не хотел ничего слышать ни об Исландии, ни о Бреши. Тогда как в Бреши оставалось еще много вопросов. Мы забыли о них, проворонили след, хуже того, наплевали на него.

Ему казалось, что он слышит хриплый голос Лусио: “Ты не заметил другого пути… А он ни в чем себе не отказывает”.

– А вы перечитали их показания, комиссар? – спросил Керноркян нейтральным тоном.

– Да, чтобы выявить совпадения в двух разных рассказах. Почему они врали и о чем, собственно? Лосось, рыба, вонючая рыба – вот, например, деталь, настойчиво повторяющаяся в обеих историях. Притом что вы, Данглар, и вы, Вуазне, лучше меня знаете, что тюлень – млекопитающее, а не рыба. Да и я, собственно, узнал это от вас.

– Но ведь тюлень, – заметил Эсталер, – пожирает тонны рыбы. Вот от него и воняет.

Адамберг покачал головой:

– Это никак не противоречит тому факту, что его мясо не спутаешь с рыбой. Ведь говядина не отдает травой?

– Понимаю, – задумчиво сказал Эсталер. – Так какой же вкус у тюленя?

– Что-то среднее между печенкой и уткой. С привкусом соли и йода.

– Откуда вы знаете? Вы что, пробовали тюленя на Гримсее?

– Нет, я навел справки.

Адамберг сделал несколько шагов туда-сюда.

– Ну и наконец, – сказал он, – я сто раз повторял вам, что это расследование с самого начала превратилось в гигантский клубок иссохших водорослей.

Что вовсе не является “фактом”, подумал Данглар, но Жюстен записал даже это.

– И что в такой магме мы не можем мчаться напролом, не разбирая дороги. Мы вытягивали оттуда только крохотные ломкие фрагменты, бесконечно попадаясь во все расставленные ловушки. Сведений у нас было предостаточно, но они плавали под водой, образуя сплошную пелену, туманность, лишенную на первый взгляд внутренних связей. Все концы были утоплены изворотливым, упертым убийцей. Нужен был какой-то сильный толчок, чтобы вся эта масса всплыла на поверхность. Чтобы возникло его лицо.

– Убийцы? – прилежно уточнил Эсталер.

– Убийцы.

– И вы показали его Виктору до нас, – сказал Данглар.

– Это правда, Данглар. Потому что Виктор его знал.

– Каким образом?

– Он посещал Общество вместе с Мафоре. Мне нужны были его показания, и я получил их. Нет. Первым раскололся Амадей. Я не уверен, что Виктор заговорил бы. Но Амадей расслабился, вновь обретя друга детства и брата.