Язычники - Сергей Другаль

Олле предложил необычный план диверсии тремя бронированными машинами-автоматами. Этому должна была способствовать отличная дорога, сперва петляющая между дюнами и свалками, а на последнем километре идущая прямиком к воротам комбината. Если точно знать план дороги и ее профиль, а в штабе эти данные есть, то можно задать автомату маршрут и скоростной режим. На скорости триста километров в час прямой участок машина преодолеет за двенадцать секунд. За это время охрана не сумеет ничего понять, а боевые лазеры, если и сработают, не успеют прожечь зеркальную броню машин.

Диверсия свершилась как было задумано. Начиненный взрывчаткой лимузин вывернулся из-за поворота на прямую и, взревев ракетными ускорителями, ринулся вперед. Только на последней сотне метров он был накрыт лучами боевых лазеров и сияющей вытянутой молнией ударил в металлические ворота ограды. Взрыв словно испарил ворота: решетчатые вышки с лучеметами и здание охраны исчезли в адском пламени взрыва. В пролом ринулись одна за другой еще две машины. Первая развалила бетонную стену цеха, вторая взорвалась внутри, полностью разрушив вакуумные плавильные, печи.

Этот взрыв печей и слышал Хогард утром того дня, когда Нури передал ему кассету с командой на перестройку программного комплекса кибера Ферро.

* * *

Через спутник связи и Хогарда Сатон сообщил, что командный удар по киберу состоялся и с ним можно начать работу. Но прошло еще несколько дней, пока Нури, позвонив из автомата, вызвал Нормана. Нури, серый от усталости и недосыпа, усадил его в кресло и включил запись. Из прибора послышался тонкий писк.

— Ну как? Вам понравилось, Норман?

— И это все?

— А вы что думали, Норман Бекет? Не говорить же мне с ним часами. Вся дневная информация за пять секунд.

Норман захохотал, облапил Нури как клещами и поднял его вместе со стулом.

— Вальд, наладчик? Если это так, то ты даже не знаешь, что ты сделал! — Норман поставил Нури перед собой и смущенно топтался на месте. — Давай сейчас послушаем, а? Ты, я знаю, устал, но я тебя прошу.

— Конечно. — Нури был тронут столь неожиданным и бурным проявлением чувств. Что-то забытое в этой сумасшедшей гонке, в этой ненормальной жизни без просвета почудилось ему. Вот так необузданно радовались жизни его пацаны-дошколята в ИРП, так смеялся Олле, победив в беге своего пса. Норман теребил застежки шлема, глядя на него блестящими глазами.

Нури перемотал пленку, вставил ее в дешифратор, включил.

— Это третьего дня, совещание у пророка. Сугубо конфиденциальное. Полагаю, перед этим они смотрели видеозапись парада лоудменов.

Послышался недовольный старческий голос:

— Не то, Джонс, все не то. Взгляните на их животы и лица, разве ради них святая церковь прилагает столько усилий? Почему нет молодежи, где интеллигенция? Те, кого вы ведете, — стадо.

— Ваше преосвященство, — зазвучал командный бас. — Обойдемся наличными силами. Что касается интеллигентской сволочи, от них вся смута. Мои парни давят их и будут давить. Это они, мысляки, вечно недовольны существующим порядком, органически неспособны соблюдать закон о дозволенных пределах размышления, дурацкий, кстати, закон. Я не вижу большой беды, что рабочих мало в рядах агнцев. Их нет и в рядах лоудменов, чисты наши ряды.

— Вы согласны с этой точкой зрения, Джонс?

— У меня нет расхождений с генералом, мы достаточно понимаем друг друга. Не надо ждать консолидации всего общества, это химера. Язычники никогда не будут с нами.

Нури взглянул на Нормана. Перед ним сидел, казалось, совсем другой человек, напряженный, с застывшим взглядом серых глаз.

— Старик — это, похоже, репрезентант Суинли, — пробормотал Нури. Норман молча кивнул.

— …Но где подлинная массовость движения? Лишний десяток тысяч хулиганствующих типов, подобных этим, не делают погоды, извините, генерал, за резкость. Движение теряет смысл. Оно идет на убыль, хоть это вы понимаете? Полтора года усилий дали очень немногое. Язычество усиливается, армия Авроры, о действиях которой мы молчим, набирает силы. Мы говорим об интересах текущего дня, они предлагают программу на будущее. Человек не может не думать о будущем, оно в его детях. Мы стимулируем выпуск машин — это для сего дня. Это хорошо, но рынок уже перенасыщен машинами, и призыв владеть машиной, пока она не овладела нами, — не спорю, это у вас, Джонс, эффектно получается, — уже почти не действует. Кто для нашего движения сделал больше меня? Но я спрашиваю себя, я спрашиваю вас, Джонс, вас, генерал, и вас, господин Харисидис, есть ли реальные надежды сохранить статус-кво? Или надо признать неизбежность принятия экологической помощи и постепенно, пока мы еще у власти, готовиться к тому, чтобы войти в новые времена и порядки с наименьшими для нас потерями? В вашем движении, Джонс, я искал путь, но не просветил Господь слугу своего, и я не вижу: что дальше?

После длинной паузы пророк произносит:

— Диктатура церкви!

И сдавленный полушепот репрезентанта:

— Помяни Господи царя Давида и всю кротость его! Вы с ума сошли, Джонс. Диктатура церкви! Было это, все было! Нам не хватает только светской власти, не хватает еще взвалить на церковь ответственность за все, что творится в нашем обществе всеобщего благоденствия. Вы задумывались над вопросом, почему за три тысячи лет церковь пережила и вынесла все — смену властей и формаций, войны и катаклизмы, средневековье и возрождение, революции социальные и технические? И уцелела. Все проходило, а церковь стоит. Сказал бы теперь Экклезиаст: «Бывает нечто, о чем говорят: „Смотри, это новость“; но это было уже в веки, бывшие прежде нас»? Новое приходит каждый день. Человечество осваивает новые миры, а церковь стоит! Человек овладевает механизмом наследственности и творит чудеса, о которых молчит Библия, а церковь стоит!.. Я стар и хотел бы служить добру, но ложен был мой путь, и вижу: я повинен во зле…

Пророк непочтительно перебивает его:

— К чему столько пафоса и эмоций! Диктатура неизбежна, и сие от нас не зависит: язычество набирает силу, идейная борьба с ним не дает результатов, обстоятельства принуждают к насилию.

Я уполномочен объявить вам, господа, что по общему согласию руководство движением отныне полностью переходит в мои руки. Его преосвященство не нашел общего языка с теми, кто нас финансирует…

— Тут неподалеку на помойке недавно видели собаку. Я вас покидаю, господа. — В старческом голосе репрезентанта слышится ирония. — Надо съездить, возможно, и мне повезет. А потом пойду… повою.

В этот раз пауза тянется нескончаемо, присутствующим надо время, чтобы прийти в себя от шока.

(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});