Милая, обожаемая моя Анна Васильевна - Анна Книппер

Анна

д. 52, лл. 142-144 об.

____________

1 Письмо написано на почтовом бланке "Atami Hotel. The Riviera of Japan".

2 Сямисэн, также сангэн (букв.: "три струны") - японский музыкальный инструмент со струнами из шелка.

No 61

Омск 14 февр[аля] 1919 г.

Надеждинская, 18

Дорогой мой, милый Александр Васильевич, какая грусть! Мой хозяин умер вот уже второй день после долгой и тяжкой агонии, хоронить будут в воскресенье. Жаль и старика, и хозяйку, у которой положительно не все дома, хотя она и бодрится. И вот, голубчик мой, представьте себе мою комнату, покойника за стеною, вой ветра и дикий буран за окном2. Такая вьюга, что я не дошла бы домой со службы3, если бы добрый человек не подвез, - ничего не видно, идти против ветра - воздух врывается в легкие, не дает вздохнуть. Домишко почти занесен снегом, окна залеплены, еще нет 5-ти, а точно поздние сумерки. К тому же слышно, как за стеною кухарка по складам читает псалтырь над гробом. Уйти - нечего и думать высунуть нос на улицу. Я думаю: где Вы, уехали ли из Златоуста и если да, то, наверно, Ваш поезд стоит где-нибудь, остановленный заносами. И еще - что из-за этих заносов Вы можете пробыть в отъезде дольше, чем предполагали, и это очень мало мне нравится. За Вашим путешествием я слежу по газетам уже потому, что приходится сообщения о нем переводить спешным порядком для телеграмм, но, Александр Васильевич, милый, они очень мало говорят мне о Вас, единственно моем близком и милом, и этот "Gouverneur Supreme" [Верховный правитель (фр.).] кажется мне существом, отдельным от Вас и имеющим только наружно сходство с Вами, бесконечно далеким и чуждым мне.

Кругом все больны, кто лежит вовсе, кто еле ходит. Я пока еще ничего, хожу от одной постели к другой. Говорят, что с наступлением ветров это общее правило в Омске, но одна мысль заболеть здесь приводит в панику. Дорогой мой, милый, возвращайтесь только скорее, я так хочу Вас видеть, быть с Вами, хоть немного забыть все, что только и видишь кругом, - болезни, смерть и горе. Я знаю, что нехорошо и несправедливо желать для себя хорошего, когда всем плохо, но ведь это только теория, осуществимая разве когда уляжешься на стол между трех свечек, как мой хозяин. Но я же живая и совсем не умею жить, когда кругом одно сплошное и непроглядное уныние.

И потому, голубчик мой, родной Александр Васильевич, я очень жду Вас, и Вы приезжайте скорее и будьте таким милым, как Вы умеете быть, когда захотите, и каким я Вас люблю. Как Вы ездите? По газетам, Ваши занятия состоят преимущественно из обедов и раздачи Георгиевских крестов - довольно скудные сведения, по правде говоря4. А пока до свидания. Я надеюсь, что Вы не совсем меня забываете, милый Александр Васильевич, пожалуйста, не надо. Я раза 2 была у Вас в доме, Михаил Михайлович5 поправляется, совсем хорошо, это так приятно. Ну, Господь Вас сохранит и пошлет Вам счастья и удачи во всем.

Анна

д. 52, лл. 153-155 об.

_______________

1 Письма No 6-8 написаны во время поездки Колчака 8-26 февраля 1919 г. по городам Урала и прифронтовым районам. Маршрут поезда Колчака и главные пункты его остановок: Омск - Курган (9 февраля) - Челябинск (10-11 февраля) - Златоуст (12 февраля) - прифронтовые районы (13-14 февраля) - Троицк (15 февраля) - Челябинск (15 февраля) - Екатеринбург (16-18 февраля) - Ниж. Тагил (18 февраля) - Пермь (19 февраля) - прифронтовые районы (20 февраля) Мотовилиха (21 февраля) - ... - Екатеринбург (2324 февраля) - Тюмень (25 февраля) - Омск. В бронепоезде Колчак проехал до передовых позиций, побывал в боевых частях на двух фронтах, посетил ряд госпиталей, встречался с военными командирами разных рангов, с башкирской национальной делегацией, с представителями администрации, деловых кругов, крестьян, рабочих (много времени провел в цехах Златоустовского и Мотовилихинского заводов), принимал парады, проводил различные деловые совещания. Особое значение придавалось посещению Перми, недавно освобожденной от большевиков. На встречах, приемах, торжественных обедах Колчак произнес ряд речей, в которых говорил о крайне тяжелом состоянии транспорта и финансов, об опасности большевизма "слева и справа"; по его заявлению, "новая, свободная Россия должна строиться на фундаменте единения власти и общественности" ("Сибирская речь", 26 февраля); казачество Колчак охарактеризовал как "воинствующую демократию" ("Сибирская речь", 19 февраля). Он объяснил отказ послать делегацию на мирную конференцию (на Принцевы о-ва) тем, что, "несмотря на все великие принципы, провозглашенные на мирной конференции, во всех международных отношениях царствует право силы. Наше бессилие - наше бесправие; мы должны снова стать сильными" (из речи в Перми; "Сибирская речь", 22 февраля).

Серия кратких корреспонденций С.А. Ауслендера "Из поезда Верховного Правителя" печаталась в "Сибирской речи" с 12 по 27 февраля, а 1 марта - 3 апреля Ауслендер поместил там же серию больших очерков под общим заглавием "В поезде Верховного Правителя". Приведем здесь заголовки этих очерков (в сущности, названия глав книги): 1. Вместо предисловия; 2. Армия; 3. Кавалеры Святого Георгия; 4. Кровью запечатлевшие; 5. На Уфимском фронте; 6. На Вятском фронте; 7. Встречи с обществом; 8. На земских собраниях; 9. Попытки оппозиции; 10. В освобожденной Перми; 11. Казачий Круг; 12. Печальные курьезы; 13. В Кают-компании; 14. Выводы. В первом же из этих очерков автор отметил "навсегда печальный взгляд" адмирала.

2 В середине февраля 1919 г. на Урале и в Зауралье бушевали необыкновенно сильные снежные бури - срывало кресты с сельских церквей, нарушалась связь Омска с селами и деревнями Омского и Тобольского уездов, телеграммы с фронта и с поезда Колчака приходили с опозданием.

3 А.В. Тимирева служила переводчицей в Отделе печати при Управлении делами Совета министров и Верховного правителя.

4 В сообщениях о поездке Колчака информация о приемах, приветствиях, парадах, награждениях, торжественных обедах и молебнах в самом деле выходила на первый план. Это характерно и для корреспонденций Ауслендера (впрочем, не для итоговой серии его очерков), который уже в первой краткой заметке из Челябинска сообщал: "Верховный Правитель посетил лазареты, награждая раненых Георгиевскими крестами. После обеда Верховный Правитель сделал смотр отряду Каппеля и роздал по представлению командира отряда Георгиевские кресты. В 5 часов вечера состоялся парадный обед, устроенный торгово-промышленной палатой" ("Сибирская речь", 12 февраля).

Вещи, принесенные различными делегациями в дар Колчаку, и приветственные адреса 11 марта были выставлены для обозрения в зале заседаний Совета министров.

5 Комелов М.М. - лейтенант флота, личный адъютант А.В. Колчака.

No 7

15 февр[аля] [1919 г.]

Сегодня утром еле откопали наш дом, столько навалило снегу. После вчерашней вьюги мороз, а дом нельзя весь топить из-за покойника... Поэтому собачий холод, но и это не помогает, третий день со смерти, и воздух тяжелый. У меня открыты все дыры в комнате и, вероятно, никакого запаха нет, но мне все кажется, как он проникает во все щели, как я ни закрываю двери. Это приводит меня в невозможное состояние. Сплошной холодный ужас. Кажется, я не выдержу и - сбегу куда-нибудь, пока его не похоронят. Жалко только и совестно немного оставлять старушонку, но не могу больше. Ну, все равно с утра до ночи толкутся какие-то старые девы, читальщицы, чужие горничные, просто знакомые - похоронное оживление. Шибко худо есть, Сашенька, милый мой, Господи, когда Вы только вернетесь, мне холодно, тоскливо и так одиноко без Вас.

Позорно сбегаю - не знаю даже куда - может быть, к Вам, не могу оставаться.

д. 52, лл. 156-156 об.

No 81

Береговая, 9 17 февр[аля] 1919 г.

Александр Васильевич, милый, вот второй день, что я на основании захватного права пользуюсь Вашей комнатой, койкой и даже блокнотом с заголовком "Верховный Правитель". Я сбежала из дому, не выдержав похорон со всеми атрибутами. Эти дни правда были похожи на какой-то кошмар. Сегодня возвращаюсь к себе обратно. Опять буран, но солнце все-таки светит, т[ак] ч[то] хочу сейчас идти на службу - надеюсь, не занесет. Снегу на набережной намело горы, то круглые холмы, то точно замерзшие волны. Снег набился между рамами, вся Ваша терраса завалена. Ну и климат... Я все время думаю о заносах на жел[езных] дорогах. Теперь ведь везде они должны быть. Насколько это Вас еще задержит, Александр Васильевич, милый? А я так хочу, чтобы Вы скорее приезжали. Сегодня, когда начался буран, я лежала и все думала, как было бы хорошо, если бы Вы были здесь теперь. Выйти никакой возможности - и к Вам никто ни по каким делам не явится - force majeure [Непреодолимое обстоятельство (фр.).], по крайней мере я могла бы повидать Вас при дневном свете. Что же делать, если для такой простой вещи надо стихийное безобразие.

Милый, дорогой мой, я опять начинаю писать невозможную галиматью - но ведь я пишу Вам "для того, чтоб доказать мое расположение, а вовсе не затем, чтоб высказать свой ум" (если Вы мне преподносите письмо из Шиллера, почему я не могу Вам отвечать Шекспиром? - на одном диване вместе лежат и тот и другой). Я кончаю; как я служака2, то, несмотря на метель и поздний час, все-таки пойду. Итак, до свиданья, Александр Васильевич, дорогой мой. Я очень жду Вас и хочу видеть, а Вы хоть бы строчку мне прислали - ведь ездят же от Вас курьеры?