От Рима до Милана. Прогулки по Северной Италии - Генри Мортон

Рассказали мне и о другой женщине, современнице Лауры Басси. В Болонье она заставила о себе заговорить. Это была Анна, жена меланхолического анатомического скульптора по имени Джованни Мадзолини. С тех пор как Болонья перешла под власть папы, он запретил препарирование человеческих трупов, и понадобилось изготавливать модели человеческих органов — из дерева и воска. Не знаю, вызвана ли была депрессия Джованни мыслью о том, что печень из самшита или почка из воска были не так полезны науке, как органы, вынутые из тел казненных преступников. Однако, стараясь подбодрить мужа, Анна занялась изучением анатомии и так преуспела в этом, что могла работать рядом с ним. Ее работами восхищались не меньше, чем моделями мужа. Она так проникла в предмет, что стала знаменитым лектором, преподавателем анатомии.

Университетские архивы до удивления полны, они содержат живые описания студенческой жизни времен Средневековья. Средний студент жил в одном из четырнадцати колледжей, организованных по национальному признаку (испанский колледж до сих пор существует), хотя многие студенты жили в частных домах, а богатые студенты приезжали с целым штатом слуг, привозили с собой мебель, снимали целые дома. До изобретения печати только богатый студент мог иметь собственные книги, да и они были огромного размера и весили немало. Студент за плату договаривался с носильщиком, и тот приносил его книги из дома в аудиторию. Студенты не упускали ни одной возможности, чтобы устроить пирушку: устраивали, например, пышную встречу сына высокопоставленного соотечественника. Были, конечно же, и разногласия между городом и университетом, но они редко заканчивались трагически. Петрарка, обучавшийся праву в Болонье с 1323 по 1326 год, кажется, был примерным студентом, прилежно учился, а в свободное время гулял с друзьями по окрестностям. Он вспоминал, как иногда возвращался поздно домой, когда ворота были уже закрыты. В1323 году каждый город Италии был окружен неприступными стенами, и вот Петрарка рассказывал, что если городские ворота были закрыты, он и его друзья знали места в стене, где «хрупкий штакетник наполовину прогнил, и каждый из нас мог спокойно пролезть через отверстие».

Защита докторской диссертации проходила в соборе весьма торжественно. Кандидат приходил туда в лучшей своей одежде в сопровождении друзей. Возглавляли процессию университетские педели, архидиакон и профессора. Кандидату должно было быть не менее двадцати лет, и он к этому времени заканчивал восьмилетний курс гражданского права, шесть лет канонического права или пять лет медицины. Два доктора, которые предварительно экзаменовали кандидата, выступали в роли его спонсоров и во время процессии шли рядом с ним. Придя в собор, кандидат делал доклад, а после этого профессора и студенты задавали ему вопросы. Если он отвечал успешно, ему вручали знаки отличия: книгу, кольцо и академический головной убор — берет, после чего подводили к «трону». Церемония была впечатляющей: звучали трубы, собиралась огромная толпа студентов всех национальностей. Ничто не радовало Болонью больше, чем приезд студента-принца. Когда сын одного из правящих домов приезжал сюда в свою резиденцию, город и университет устраивали настоящий праздник. Такого рода событие произошло зимой 1522 года: приехал семнадцатилетний Эрколе Гонзага, ставший впоследствии выдающимся и безупречным кардиналом. Он был вторым и любимым сыном Изабеллы д'Эсте. Его письмо матери, в котором он сообщает о благополучном прибытии и описывает свои комнаты, дает хорошее представление о положении в университете юного аристократа. Он писал:

Достопочтенная леди, дорогая мама! Вчера, в день моего прибытия, большая кавалькада выехала встречать меня за восемь миль от Болоньи. Первым я увидел своего кузена, Пирро Гонзага, вместе, с шестьюдесятью другими студентами, по большей части из Мантуи. Они спешились, и мы с Пирро обнялись. Чуть далее встретили группу болонских господ, все они радостно меня приветствовали. Вслед за ними меня встретил дорогой маэстро Пьетро [Пьетро Помпонацци[67] — философ], а вместе с ним — ученые доктора, которые специально выехали из города, чтобы меня встретить. Итак, я въехал в Болонью примерно в четыре часа вместе со свитой из двухсот всадников. Улицы в городе запружены были народом. Мужчины и женщины стояли у всех окон и кричали: «Гонзага!» Когда я доехал до своего дома, то увидел, что его владелец, Алипрандо, украсил входную дверь венками из вечнозеленых растений и гербами нашего дома, папы и Болоньи. Попрощавшись с господами, я спешился и пошел осматривать комнаты. Они мне очень понравились. Сначала я вошел в красивый маленький салон, увешанный коврами, которые я прислал сюда заранее вместе с несколькими картинами в золоченых рамах. Здесь же кровать, застеленная красным дамастом, с вышитыми на нем эмблемами. Из этой комнаты можно пройти в комнату поменьше. В ней тоже ковры и два дивана: один — с золотой обивкой, на другом — льняной чехол. Есть еще третья комната с диваном, обитым алым бархатом. Эту комнату я отведу себе под кабинет. Дом отличный, и слуги мои довольны. Мне будет здесь очень комфортно. Накануне кузен Пирро и некоторые студенты из Мантуи у меня ужинали.

Почтительно целую ваши руки.

Картину, живописующую юного принца эпохи Ренессанса, изучающего право на диване, обитом алым бархатом, слегка омрачают намеки, содержащиеся в мантуанских архивах, о студенческих эскападах и пирушках. Был, по крайней мере, один трагический случай, когда студент из Мантуи поссорился со студентом из Модены и убил его. На Рождество устраивали каникулы, длившиеся одну неделю, и университет предавался веселью и кутежу. Студенты Мантуи вешали лавровые венки на дверь своего принца и заставляли педеля сочинять шуточные героические стихи в его честь, что еще больше способствовало веселью. Когда Рождество заканчивалось, Эрколе ходил на лекции по анатомии и присутствовал при диссекции тела человека, повешенного за воровство. У Эрколе, само собой, кончались деньги: в архиве есть жалобное письмо к матери от учителя принца, в котором тот сообщает, что ее бедный сын издержался до последней монетки! Остается только надеяться, что письмо пришло не в тот, не такой уж редкий момент, когда Изабелла д'Эсте сама была на мели, а ее драгоценности — в венецианском ломбарде.

9

Ничто в Италии не может быть достойно большего восхищения, чем состояние муниципальных архивов. Каждый раз, когда видишь эти огромные собрания, невольно надеешься, что тебя поджидает здесь очередное открытие. Архивы Болоньи хранят в себе много малоизвестных сведений о Стюартах. Странно, что ни один путеводитель по городу не упоминает несчастных принцев, чей убогий двор с обедневшими верноподданными и шпионами годами находился в Болонье. Ни один другой город в Италии, за исключением Рима, не хранит столько воспоминаний о якобитах. Связи эти начались майским вечером 1719 года, когда в отеле «Пеллегрино» на виа Уго Басси появилась усталая шестнадцатилетняя девушка в сопровождении четырех ирландских офицеров. В багаже у нее была отороченная горностаем юбка, три сорочки, несколько носовых платков да матерчатая сумка с английскими королевскими регалиями. Звали девушку Клементина Собес-кая, и была она внучкой героического короля Польши. Королевские драгоценности посланы были ей Яковом Стюартом в качестве подарка на помолвку. Четверо ирландских офицеров спасли ее из тюрьмы в Инсбруке, куда заключил Клементину император, союзник Георга I, который думал, что если он помешает этому браку, то тем самым посодействует протестантам. Тем не менее четверо смелых ирландских якобитов снежной ночью ворвались в замок и освободили принцессу, оставив вместо нее служанку, переодетую в платье Клементины. После ужасного путешествия через Альпы они доставили ее в безопасный папский город — Болонью.