Сладкое забвение - Даниэль Лори

и поцеловала его в шею, как поцеловала бы его рот.

— Блядь. — Его рука обхватила мой затылок, пальцы переплелись через пряди.

На вкус он был такой же, как и на запах, и я никак не могла насытиться. Я полностью была на нем, проводя руками по его бицепсам, мышцам грудь и волосам. Я поцеловала его шею языком, прикусила мочку уха и пососала шею.

— Хватит, — раздраженно прорычал он и сжал волосы у меня на затылке, чтобы я остановилась.

Я отстранилась с полуприкрытыми глазами. Моя грудь коснулась его груди, посылая шипение удовольствия ниже и заставляя меня жаждать трения. Я надавила на его эрекцию. Огонь охватил меня с такой силой, что я уронила голову и зарылась пальцами в простыни.

— Подожди, — процедил он сквозь зубы, разрывая презерватив.

У меня была лихорадка. Горячая, зудящая и пустая, и остановиться было невозможно. Я прижалась к нему бедрами, используя его грудь, как рычаг и растирая свою влагу вверх и вниз по его длине.

Как только он достал презерватив, он замер, а затем застонал так глубоко, что я почувствовала, как это вибрирует в его груди. Я достаточно сильно надавила, чтобы головка его эрекции скользнула внутрь меня. Он был таким большим, что это жалило. Дрожь прокатилась по мне, мои выдохи были тяжелыми и неровными. Мои пальцы сжались на его животе, когда я опустилась на него еще на сантиметр. Когда боль растворилась в восхитительной полноте, у меня вырвался хриплый вздох.

Его тело напряглось под моими руками. Обертка презерватива сморщилась и исчезла в сжатом кулаке.

— Нет. Презерватив, — выдавил он.

Возможно, это был самый глупый, самый импульсивный поступок, который я когда-либо совершала, но я не хотела использовать презерватив с его тумбочки, который он приберегал для всех своих похотей, или, что еще хуже — для постоянных клиентов. Я хотела быть другой, нуждалась в этом.

Ответом мне стало хныканье, когда я скользнула ниже, пока половина его длины не исчезла внутри меня. Мы оба смотрели, как это происходит, мое дыхание было прерывистым. Я была так переполнена, что горела. Пока я находилась в таком положении, мои бедра болели, будто я пробежала километр.

Он уставился туда, где мы соединились, мрачным взглядом, соперничающим с безумием. А затем, с рычанием, перевернул меня на спину и вошел в меня до конца.

Я вскрикнула, выгибая спину над кроватью. Так полно, слишком полно. Я надавила ему на грудь, чтобы он расслабился, но он оставался так глубоко, что я чувствовала его в своем животе. Его тело было таким тяжелым, когда он лежал на мне, одной рукой опираясь на кровать, а другой лаская мою голову.

Мы оставались в таком положении с минуту, его грудь тяжело дышала, прижимаясь к моей. Его прерывистое дыхание овевало мою шею, пока он оставался неподвижным.

Его губы прижались к моему уху.

— Хочешь узнать секрет?

Я вздрогнула от его глубокого голоса, но не ответила, потому что все еще пыталась понять, как дышать с ним внутри меня.

— Я никогда не трахал женщину без презерватива. — он уткнулся носом мне в шею. Его голос был теплым и ровным, но зубы были стиснуты. — И боюсь, что ты только что создала монстра.

Он держал меня за копну волос на затылке, а затем начал трахать.

Кожа против кожи. Скрежета зубами. Тяжестью его тела. Безжалостно. Это было настолько интенсивно, что я боролась в поисках воздуха, чтобы дышать, чтобы найти что-то, что не было суровым и им. Вскоре напряжение ослабло, мое тело согрелось и прижалось к нему. Каждый толчок разжигал во мне искру, которую мог насытить только следующий толчок. Мои ногти впились в его бицепсы, и легкая дрожь прокатилась под кожей.

Он говорил, в то время как трахал, прямо напротив моего уха в глубоком хрипе, и это сводило меня с ума.

— Ты так хорошо это воспринимаешь, — похвалил он.

— Такая чертовски узкая.

— Такая мокрая для меня.

Слова погрузились в мою кожу и заполнили все пространство моего тела теплым удовлетворением.

Каждый раз, когда его таз прижимался к моему, расплавленный жар распространялся от моего клитора наружу. Хриплый стон срывался с моих губ с каждым движением, будто он выталкивал каждый из меня.

Я была ничем иным, как жаром, пламенем и наслаждением.

— Блядь, ты должна вести себя тихо, — простонал он мне в ухо. — Или все закончится до того, как я буду готов.

Я пыталась остановиться, но не могла, это было все равно что пытаться перестать дышать.

Он накрыл мой рот ладонью, в то время как другая рука оставалась зажатой в моих волосах. Это было грубо, ограничительно и так захватывающе.

И я вдруг поняла, что именно это привлекло меня к Николасу Руссо. Что меня очаровало. Возможно, Коза Ностра отравила меня с самого начала, как яд в воде, потому что я нуждалась в этом: сдержанности, доминировании, чтобы чувствовать его повсюду. Я знала, что это будет так, так сильно, но это было намного лучше, чем я когда-либо представляла.

Оргазм был мгновенным и таким сильным, что я содрогнулась, что у меня застучали зубы. Жар пульсировал в нижней части моего живота, прежде чем разветвиться в покалывание и ослепление самого лучшего чувства когда-либо.

Когда я спустилась с небес удовольствия, он был неподвижен внутри меня, наблюдая за мной темным, как ночь, взглядом. Он убрал руку от моего рта, и по следам от зубов я поняла, что укусила его, когда кончила.

— Кто тебя трахает? — прорычал он.

Я вздрогнула.

— Ты.

— Кто еще?

— Только ты, — выдохнула я.

Из его груди вырвался удовлетворенный рокот, и он прижался лбом к моему лбу.

— Я войду в тебя, а потом снова трахну. — его губы нависли над моими.

Они находились так близко, что с медленным толчком и напряженным дыханием они слегка коснулись моих, будто ничего и не было.

Я почти чувствовала, как его губы прижимаются к моим, скользя, облизывая и кусая. Мокро, грязно и грубо. Потому что именно так Нико будет целоваться. Я хотела испытать это достаточно сильно — это война между моей головой и моим ртом.

У него будет вкус виски и плохих решений.

На этот раз победила моя голова.

Он оставался в таком положении, наши губы были в нескольких сантиметрах друг от друга, когда он вошел в меня, глубоко и медленно, с такой близостью, что мне показалось, словно кто-то натер мою кожу наждачной бумагой, пока она не стала сырой и открытой.

Но я не могла избежать этого, не с его