Чужой праздник (СИ) - Ломтева Анна

— Так везде. И всегда было. — Ёзге потянулась снова к бутылке с колой, начала было наливать в стакан — и замерла, не долив. Спросила:

— Что с ней стало?

— Я думаю, Соня её убила. За то, что она отдала мне свои записи. — Ну вот, самая неприятная часть сказана, но объясняться придётся ещё долго.

— Погоди, — тут Елена словно проснулась, повернулась ко мне, хмурясь, — Ты мне этого не рассказывала.

— Да я собиралась, — вру я, — Это было недавно, пару месяцев назад всего. Ты сидишь в Стамбуле минимум до декабря, а я собиралась заглянуть к бабушке и свалить в Испанию до Нового Года. Раз уж с визой повезло… А в январе встретились бы как обычно.

— Как будто нельзя письмо написать, — Елена снова включила сварливый тон, и в сочетании с английскими словами это звучало странно и смешно.

— Не надо об этом писать, — медленно произнесла Ёзге, — Всё правильно сделала, девочка. Где записи?

— В надёжном месте, — это как раз правда. И чёрта с два я скажу, где это место находится.

— Ладно, — Ёзге интересует не это. — Что там с Соней?

— Соня — «муравьиный лев», — говорю я, — И закрывалка охрененной силы. Ей нужна эта новая толкачка, Настя, и ей нужна путешественница такой же силы. Потому что она задумала закрыть… Ну, всю страну ей не под силу, наверное. Но город — точно сможет. И самое поганое, я так поняла, что путешественница совершенно не обязательно должна в этом добровольно участвовать.

— «Муравьиный лев», — повторила Ёзге, — И закрывалка. — Лицо её ненадолго стало задумчивым, она как будто что-то подсчитывала. Потом её взгляд вернулся к моему лицу:

— У вас проблема, я понимаю. Мы отчасти знали…но это не наше дело. Мы договорились с Европой, подписали новое соглашение и соблюдаем его. Китай тоже планирует присоединиться. Штаты… ну, у них там своя специфика, и нам они, в целом, не опасны. А Россия промолчала, никого ваших не было. Вы… сами по себе. Вот сами и разбирайтесь.

Вот же чёрт. Истинная правда, никто из «наших» не поехал на ту встречу. Потому что нету у нас никаких «наших». Никто не захотел договариваться, насколько я понимаю. Я вспомнила рыжую толстую девочку в спортивном костюме, которая поймала меня у подъезда, когда я навещала бабушку.

Я её выслушала, конечно. И честно сказала: мне всё равно. Я тут не живу, а когда появляюсь — веду себя тихо и незаметно. А Соня… что ты сделаешь с Соней? Она сидит тут, в городе, как паук в углу, на другие города не претендует. Отчасти даже доброе дело делает, отлавливая неофиток, ошалевших от ужаса после своего первого раза.

(Тогда у меня ещё не было тетрадки Норы Витальевны)

Кажется, она пыталась устроить какое-то там собрание. Может, на него даже кто-то добрался, в конце концов, в крупных городах человек по пять-шесть есть, а в столице десятка три, учитывая понаехов с соседних республик. Но тем, кто носит защиту или как-то компенсируется, тем более пофиг, толкачки организовались в собственную сеть и на остальных плевали, Соня им не враг, а часть агентуры, а активных путешественниц, таких как я… нет, таких, как я — вообще больше нет. Одним словом, нет у нас никакой такой организации.

— Но мы можем поторговаться за помощь, — говорит вдруг Елена. И пока я не успела возразить или задать вопросы, она продолжает:

— Вы же хотели открыть Стамбул. И вы теперь точно не можете сделать это сами.

Кажется, Ёзге именно этого и ждала. Она откидывается на спинку стула, укладывает руки на стол и в упор смотрит на меня. И отвечает — как бы Елене, но на самом деле мне:

— Мы можем поторговаться.

Глава 47.

Морской окунь Насте попался отличный. Размороженный, конечно, но правильно: рыбки были хорошего ярко-красного цвета, чешуя с них не облазила, шипастые плавники не обломаны и не обтрёпаны пятнистые хвосты. Пока в кастрюльке закипала вода для риса, Настя, облачившись в резиновые перчатки и вооружившись кухонными ножницами, аккуратно состригала длинные плавниковые шипы.

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-390', c: 4, b: 390})

У Насти было отличное настроение. В понедельник она вела всего одну пару у первокурсников, и ничего не мешало ей потом тихо улизнуть из универа и сесть на трамвай, который неспешно довёз её до тихого, незаметного переулка. Переулок в свою очередь привёл Настю к старому деревянному дому с колоритной резьбой по фасаду и парой огромных старых яблонь в палисаднике. Сейчас, в конце октября, деверья стояли уже совсем голые, а толстый слой листьев, покрывающий палисадник, потемнел и подраскис от дождей.

О том, что происходило в этом доме, Настя поклялась никому не сообщать. Это было одновременно необычно, как-то театрально-глуповато, но и завлекательно. Там происходило… странное. Соня заставила её стоять, закрыв глаза, посреди большой пустой комнаты и чуять. Она ходила вокруг, двигала как-то руками, Настя ощущала время от времени лёгкие потоки воздуха перед лицом и вокруг тела, а больше — ничего. Но, когда Соня скомандовала открыть глаза, то сама выглядела до смешного довольной.

— Я ничего не поняла, — призналась Настя.

— Тебе и не надо, — посмеиваясь ответила «наставница». — Сейчас проверим кое-что, — и, даже не договорив, Соня быстро шагнула к Насте.

Что произошло — Настя не уловила. Кажется, она выставила руки перед собой, чтобы не дать Соне приблизиться, коснуться… Между ними сильно и коротко дунуло ветром, и вдруг оказалось, что Соня стоит в дальнем углу, опершись о стену, и тяжело дышит. И улыбается во весь рот.

— Что? — Настя шагнула к ней, — Я… что?

— Молодец, девочка, — Соня отпустила наконец стену и посмотрела зачем-то на свои ладони, — Хорошо дело пошло. Давай чаю выпьем, я тебе ещё кое-что расскажу.

Настя улыбалась. Её руки сами привычно совершали необходимые действия: вынимали пакет с мукой, сыпали в миску, обваливали куски рыбы и укладывали на разогретую сковородку с шипящим маслом. А Настя вспоминала объяснения Сони — и ах, какие перспективы ей открывались.

Как минимум, она наконец сможет уничтожить эту соплю поганую. Эту серую моль, которую — как жаль! — не получилось спровадить на тот свет с первого раза. Надо же, в первый раз, когда она подумала об этом, её саму ужаснула эта мысль. А теперь она словно стала… привычной. Почти нормальной. Тем более, что не будет никакого насилия. Никто не найдёт ни капли крови, ни даже голой косточки. Никто даже не узнает, что с этой… с этой девицей что-то произошло.

Настя вооружилась лопаточкой и принялась аккуратно переворачивать обжаренные с одной стороны кусочки рыбы. Сковорода шипела, плюясь маслом, но Настя, как обычно, ловко избежала ожогов. Теперь надо было засыпать в кипящую воду рис. Двадцать минут — и ужин будет готов.

Она уже собирала на стол, а Сашка как раз пришёл и мыл руки, когда зазвонил мобильник. С неприятным предчувствием Настя пошла доставать телефон из кармана пальто. Не ошиблась: звонила «поганая сопля». Настя сбросила звонок, но телефон тут же заорал снова. Можно было снова сбросить, внести телефон в чёрный список, но… «С неё станется ногами прийти», — подумала женщина, чувствуя, как тает хорошее настроение, а вместо него разрастается злость. Телефон орал.

— Насть, да возьми уже! — завопил из ванной муж.

— Иду, иду, — ответила она громко, открывая дверь квартиры и выскальзывая на лестничную площадку. Нажала «приём». Из трубки — ни привета, ни ответа! — донеслось:

— Настя, не будь дурой. Соня опасна, а для тебя — прям особенно опасна, она тебя сожрёт и кости выплюнет, а по пути наделает проблем остальным!

— Да ладно, — Настя сунула носок тапки в щель у косяка, чтобы дверь не захлопнулась, и взялась за телефон обеими руками. — Можешь не трудиться. Она мне всё объяснила. Давно пора всю эту херь прекратить. Ты в курсе вообще, что такие, как я, людей убивают?

— Ну да, ты чуть было меня не прикончила, — ответила трубка, хмыкая.