Летнее убежище - Сьюзен Виггс

Джейн осталась в комбинации, такой тонкой, что он мог видеть под ней ее тело. Он решительно стянул и ее. И несмотря на то что от озноба у нее кожа покрылась пупырышками, а все тело содрогалось от рыданий, она была невероятно хороша.

Крепко стиснув челюсти, он завернул ее в халат, обнял и стал энергично растирать ей спину и руки. Капли с ее мокрых волос падали ему на свитер, а он был счастлив, что держит ее в своих объятиях.

Она попыталась что-то сказать, но дрожь, сотрясавшая ее от холода и отчаяния, еще не прошла, и он ничего не понимал. Видимо, она немного выпила. Он чувствовал легкий запах пива.

И вопреки его воле, на него нахлынуло желание, но он заставил себя прислушаться к судорожно вырывавшимся ее словам:

— Мы поссорились… Все кончено… Оказывается, он меня не любит… Больше меня никто не любит…

— Тихо, тихо, успокойся, — говорил Джордж, прижимая ее голову к своей груди. — Успокойся, все будет хорошо. — Он должен был спросить, из-за чего она поссорилась с Чарльзом, но чувствовал приближение какого-то важного момента и не хотел этому помешать. Однажды он уже упустил свой шанс, но больше этого не будет! И он продолжал ей шептать успокаивающие, ласковые слова: — Тише, Джейн, тише, все будет хорошо. Я с тобой. Я тебя люблю.

Она замерла, рыдания ее стихли. Потом подняла к нему лицо. Глаза ее были лучистыми при свете настольной лампы.

— Джордж? — вопросительно или умоляюще произнесла она.

Он не мог рассуждать хладнокровно, когда она вот так смотрела на него. Он слушал только свое сердце, а не разум. Он любил ее. Давно любил, но до сих пор не позволял себе признаться в этом. Выговорив эти слова, он раскрыл тайну, которую столько лет скрывал в тайниках души. Теперь он точно знал, что такое любовь.

— Да. — Он взял ее лицо в ладони и стал покрывать поцелуями, перемежая их со страстными речами. — Да, это правда, я люблю тебя. Я никогда этого не говорил из-за Чарльза. Но сейчас могу сказать — я люблю тебя. Всегда любил.

Полы халата на ней разошлись, и свободной рукой он быстро стянул с себя свитер. Тело ее было еще холодным, но в его жарких объятиях она быстро согрелась, и обоих охватила безумная, не рассуждающая страсть.

Опьяненный, он уложил Джейн на кровать и стал осыпать поцелуями ее лицо, глаза, руки, тело — боготворя ее, свою Джейн, ставшую для него целой вселенной. Она продолжала плакать, но уже тише, и прерывисто выговорила:

— Пожалуйста… не надо… останавливаться.

«Пожалуйста, не надо останавливаться».

Он не мог бы остановиться, даже если бы хотел. Огонь страсти невозможно было потушить. Он так давно думал о ней, мечтал о ней, что не собирался останавливаться.

Всю ночь вспышки их страсти чередовались с минутами невероятной нежности друг к другу. Бурные чувства захлестывали их, и наконец Джордж познал экстаз.

Он всегда был неловок с девушками, стеснялся своей больной ноги и потому не заводил с ними серьезных отношений. Теперь же он был счастлив, что дождался Джейн. Он не знал, поняла ли она, что была у него первой, важно ли это было. В какой-то момент — он был уверен, что ему это не привиделось, — она нагнулась и погладила его больную ногу, омыв ее слезами.

Джордж не был уверен, что делает все правильно. Он стеснялся спрашивать, поэтому следил за реакцией Джейн. Если он касался ее в каком-то месте и дыхание ее учащалось, или она невольно тихо вскрикивала или прижималась к нему, он понимал, что все идет как нужно.

Джейн всегда ему нравилась, с самого детства, когда была таким отличным товарищем. Она не отказалась от него даже на следующее после его заболевания лето, когда он ненавидел всех вокруг и самого себя. Это она заставила его поверить в себя, не сдаваться, а бороться со своей болезнью. И когда он в последний раз приехал в лагерь «Киога», он увидел, как сильно она изменилась, стала взрослой и очень красивой девушкой, но вместе с тем такой знакомой и близкой, что у него дыхание перехватило. И он, дурак, так растерялся, что не решился с ней заговорить.

Это стало его роковой ошибкой. Он упустил свой шанс, тогда как Чарльз смело подошел к ней. Джордж всегда сожалел о своей нерешительности, стоившей ему счастья. Он признается ей в этом и всю жизнь станет искупать свою вину перед ней.

Всю жизнь!

Внезапно мысль прожить всю жизнь с Джейн Гордон перестала казаться ему безумной, а все его предрассудки представились глупыми и нелепыми. Идея опрокинуть искусственные барьеры, возведенные его чересчур щепетильными родителями, наполнила его душу невероятно радостным ощущением свободы. Теперь он понимал, почему Чарльз не сомневался в том, что окружающие поймут его любовь к Джейн.

Чарльз!

Сейчас Джорджу было не до размышлений о своем брате, его переполняли мысли о Джейн, желание отдать ей всю свою душу.

Хотя они почти не разговаривали, эта ночь сблизила их так, как не могли бы сделать это никакие слова и признания.

Когда они засыпали, утомленные, опьяненные своей любовью, Джордж уже точно знал, что безвозвратно отдал Джейн свое сердце. И будущее, которое он так живо представлял себе, растаяло, как наивная детская мечта.

* * *

Он проснулся утром и обнаружил, что Джейн в комнате нет. На двери висел на крючке его банный халат.

Джордж сел, жмурясь от яркого солнечного света. Он подошел к окну, поднял раму и, открыв окно, выглянул во двор кампуса. Неумолчный и возбужденный щебет птиц буквально оглушал. Дождь закончился, и все вокруг выглядело свежим, будто умытым. В воздухе даже запахло весной, мокрой травой и набухшими почками. Всего за одну ночь зимы как не бывало.

Двор усеивали сверкающие на солнце капли вчерашнего дождя. В этот ранний час студенты только начинали появляться на территории. Промелькнула группа студентов в белых шортах и майках, вышедших на утреннюю пробежку. Обычно Джордж смотрел на них с легкой завистью, восхищаясь недоступной ему свободой передвижения.

Но не сегодня утром, когда в его памяти так свежи были воспоминания о прошедшей ночи. Джейн снова заставила его забыть о физической неполноценности, научила радоваться тому, что он имел.

Сегодня ему казалось, что ему все доступно, все по силам.

— Эй, Беллами, что это за представление ты устраиваешь? — крикнул его приятель Джеффордс, который шел завтракать.

Джордж очнулся и только теперь сообразил, что голый торчит в окне.

— А что, нельзя?! — крикнул он своему другу Джеффордсу, который направлялся в столовую. — Чем я не шоумен!

Его поражало, насколько изменился мир всего за одну ночь, и никто, кроме него самого, этого не видит.

Он вернулся в комнату и, глядя на освещенные косыми лучами солнца смятые простыни, оживлял в памяти каждый волнующий момент этой ночи, не в силах поверить в то, что произошло.